Любовь Воронкова - Мессенские войны Страница 2

— Как смеет раб обвинять меня, гражданина Спарты?

— Он смеет обвинять тебя, — сказал Полихар, — потому что он говорит правду!

— Именно гражданин Спарты способен на такой бесчестный поступок! — не сдержавшись, вмешался в разговор юный сын Полихара. — У вас, в Спарте, ложь — это закон. Солги, укради, сделай подлость — только не попадайся. Вот ваше правило. А ты солгал — и попался! Посмотрим, что скажут на это ваши старейшины!

Эвефн понял, что отпираться бесполезно. Ведь если Полихар пойдет в Спарту, то сразу узнает, что это так и было: купцы угнали и стадо и пастухов, а он, Эвефн, получил деньги.

Тогда Эвефн смиренно склонил голову перед Полихаром.

— Прости мне это! — стал умолять он. — Корысть одолела меня, и я никак не мог удержаться — купцы дали хорошую цену. Я виноват. Но я исправлю то, что сделал, я отдам тебе эти деньги. Полихар, пускай твой сын пойдет сейчас со мной, и я верну ему все, что получил!

— Но как же ты мог сделать это? — с горечью удивлялся Полихар. — Ведь я принимал тебя в своем доме как друга, я доверял тебе… Ни одному спартанцу я так не доверял, как тебе. А ты!..

— Полихар, не сердись! — просил Эвефн. — Я и сам не знаю, почему так все вышло. Но я прошу тебя — отпусти со мной сына. Я не хочу ни одного дня больше держать у себя то, что принадлежит тебе.

— Иди с ним, — сказал Полихар сыну.

И отвернулся от Эвефна. Ему было жаль своих коров, жалко людей, угнанных в рабство на чужбину без всякой с их стороны провинности. А главное, было горько за обманутое доверие.

Но Полихар еще не ведал, до какого страшного вероломства может дойти человек, казавшийся ему другом.

Эвефн и сын Полихара, мирно разговаривая, перешли границу Лаконики. Эвефн был ласков, он проклинал свою жадность и так ругал себя, что Полихарову сыну пришлось замолчать: он бы не смог сильнее оскорбить Эвефна, чем сам Эвефн.

Всю дорогу Эвефн шел с поникшей головой и сокрушенно потряхивал кудрями. Но как только они вступили на землю Лаконики и тень скалистого мрачного Тайгета упала на них, Эвефн поднял голову.

— Ну, довольно, — грубо сказал он, — хватит с меня унижений. Ты пришел получить плату за своих коров — так получи.

И с размаху ударил юношу кинжалом в сердце. Сын Полихара вскрикнул и упал. А Эвефн вытер о траву кинжал и ушел своей дорогой. Юноша так и не шелохнулся. Только эхо повторило в горах его жалобный крик. Но и оно смолкло.

Полихар, когда узнал, что случилось, чуть не умер от горя и от возмущения. Он тут же пошел в Спарту просить правосудия и защиты. Он рассказал спартанским старейшинам о том, что сделал Эвефн, и просил наказать его за такое злодейство. Но старейшины не обратили на его жалобу никакого внимания. Полихар пошел к спартанским царям и с плачем просил у них правосудия. Но цари, выслушав его, сделали вид, что ничего не слыхали.

Полихар вернулся домой. Горе и ярость были так сильны, что он сошел с ума. Не помня себя он бросался на каждого спартанца, которого встречал, и тут же убивал его.

СПОР ЦАРЕЙ

Вскоре в столицу Мессении Стениклар, где жили цари и эфоры, прибыло из Спарты посольство. Спартанцы резко потребовали, чтобы им немедленно выдали Полихара.

Мессенские цари Антиох и Андрокл возмутились:

— Как мы выдадим вам Полихара? Ведь вы не выдали нам Эвефна!

— Выдать вам Эвефна! — закричали спартанцы. — Мало вам, что вы убили нашего царя Телекла?!

— Мы убили его потому, что он напал на нас с оружием. С оружием на безоружных!

— За то, что вы убили Телекла, и за то, что сделал Полихар, мы вправе начать с вами войну, — заявили спартанцы, не слушая возражений. — Да, это наше право!

Мессенцы старались убедить их:

— Зачем же сразу начинать войну и ввергать в тяжелые бедствия весь народ? Давайте судиться. Пусть нас рассудят аргивяне, они нашего, дорийского, племени. Или пойдем в Афины и попросим рассудить нас. Как решит суд, так и поступим. А для войны никаких причин нет!

Но Спарте не нужно было ни суда, ни справедливости. У них уже было решено захватить плодородную долину Мессении. Так для чего же им идти в Афины?

— Выдайте нам Полихара, — упрямо твердили спартанские послы, — мы требуем Полихара!

После долгих споров и бесполезных призывов обратиться к разуму и решить дело миром мессенские цари ответили спартанцам:

— Сначала мы посоветуемся с народом — выдать Полихара или не выдать. Как скажет народ, так и поступим.

На этот раз спартанцы уступили. Пусть посоветуются. Спарта подождет ответа.

Спартанцы ушли. А мессенские цари послали глашатаев, чтобы созвать горожан.

Стениклар шумел. Со всех улиц народ стекался на агору — на площадь, где происходили народные собрания. Разговоры были тревожные и гневные. Снова Спарта грозит им. Боятся, что их мечи заржавеют в ножнах. Боятся, что разучатся проливать кровь. А сейчас хотят пролить кровь родного им племени!

Когда народ собрался на площади и разговоры затихли, царь Андрокл сказал:

— Спарта требует, чтобы мы выдали им Полихара.

Полихар, безучастно сидевший в стороне на каменной скамье, услышал свое имя. Он поднял голову, встал и подошел ближе — толпа молча пропустила его. Полихар остановился против Андрокла и уставил на него воспаленные горем и безумием глаза.

— Полихар осквернил себя убийством, — продолжал Андрокл, словно не видя его, — он виновен в безбожных и непростительных поступках. Я считаю, что надо выдать его Спарте, он много бед причинил лаконцам. Пусть они поступят с ним, как найдут нужным.

Полихар продолжал смотреть на него так же пристально, Андрокла смущал его взгляд, но он владел собой.

— Считаю, что мы должны выдать Полихара, — твердо повторил он.

Но здесь выступил другой царь — Антиох.

— А я этого не считаю! — пылко возразил он. — Нет! Почему мы должны поступать так, как желает Спарта? Выдать Полихара! Вспомните, что вынес этот несчастный, какое страдание и какую обиду принял он от Эвефна! А теперь мы, его сограждане, предадим его, и снова ему придется страдать, да еще на глазах того же Эвефна! Это жестоко. И это унизительно для нас. Вспомните, разве не Полихар прославил Мессению на всю Элладу, разве не он был увенчан лавровым венком Аполлона?! И посмотрите, до чего теперь довели этого человека!

У Полихара глаза заблестели от слез, и он поник головой. Он ни о чем не просил, но весь его несчастный вид, его безвременно поседевшая голова вызывали горячую жалость и сочувствие.

— Не выдадим Полихара! — зашумела площадь. — Не выдадим Полихара!

— Выслушайте меня, — снова начал Андрокл, — выслушайте и подумайте прежде, чем решать это дело. Зачем нам навлекать опасность на всю нашу страну из-за одного человека? Спарта грозит войной. Отдадим Полихара, и у них не будет причин начинать войну. Тем более, что Полихар и сам виноват во многом.

— Андрокл говорит правильно, — раздались отдельные голоса, — из-за одного человека может пострадать вся Мессения!

— А с каких пор мы стали рабами Спарты? — закричали им в ответ. — Пускай выдадут своего Эвефна, он виноват еще больше! Пускай идут судиться с нами!

Крики становились все громче, все запальчивей. Одни кричали, что нельзя рисковать, нельзя подвергать опасности Мессению. Другие кричали, что никакой причины для войны нет и что мессенцы такие же свободные граждане, как спартанцы, и что они вовсе не должны терпеть от Спарты всякие несправедливости и обиды.

Спор перешел в ссору, начались оскорбления, а потом уже пошла и драка.

Цари схватились за кинжалы, их сторонники тоже. Битва была внезапной и короткой.

Сторонников Антиоха, не желавших терпеть вероломства Спарты, оказалось гораздо больше. Они убили Андрокла и всех, кто его поддерживал.

В смущении и горести разошлись мессенцы по домам. Они и сами не понимали, как это случилось, что они дошли до такой ярости.

Но долго еще шумели улицы Стениклара. Плакали жены, дети и матери убитых. Стон стоял в доме Андрокла. Сторонники Антиоха, удрученные происшедшим, грозили Спарте за невольно пролитую кровь.

Сумрачным вернулся домой и царь Антиох. Он не хотел убивать Андрокла. Но душа его кипела при мысли о том, что Андрокл требовал выдать Полихара, которого бессовестные спартанцы довели до безумия и убийства.

— Как Андрокл мог требовать выдачи Полихара? — негодовал Антиох. — Как он мог требовать, чтобы мы приняли на себя такой позор? Он боялся войны! Но если Спарта решит воевать, разве она не найдет других причин?!

А когда утихло его пылкое негодование, Антиох с тоской подумал, что Андрокл уже не встанет со своего смертного ложа и что теперь Антиох остался царствовать один и все дела должен решать один.

Это пугало царя. Правда, с ним вместе по-прежнему будут править государством старейшины. Но все же ему будет не хватать Андрокла — ведь в Мессении, как и в Лаконике, всегда было два царя.