Дмитрий Селезнёв - Восемь оправданий Луи-Фердинанда Селина Страница 2

В этом достаточно полном описании литературной жизни Селина, пусть и пропущенном через идеологическую призму, забыли только указать роман «Ригодон», который он закончил редактировать буквально за день до своей смерти в 1961 году, сам роман был выпущен уже в 1969 году.

Это досье из советской энциклопедии делает понятной неизвестность Селина в СССР. В стране, «победившей фашизм», не могло быть места писателю, стоявшему на стороне фашистов. Но, нужно отметить, – «…раболепствовал перед немецкими оккупантами…», «…продолжал циничного глумиться над жизнью и собой…», «…хаотично-сумеречное сознание Селина излучало до конца дней истеричную ненависть к человечеству…» – на мой взгляд, не каждый автор, который не разделял советской идеологии и сотрудничал с фашистами, удостоился в СССР таких эпитетов и фраз, язык которых можно только сравнить с языком современных северокорейских коммюнике. На мой взгляд, только исключительный человек мог вызвать такие дифирамбы.

Даже Пьер Дриё Ла Рошель, ещё один французский писатель и талантливый публицист Франции, автор «Фашистского социализма», активный коллаборационист по совместительству, к которому в компанию записывают и Селина, не удосужился таких эпитетов от вышеуказанного источника. Когда стал очевиден крах фашизма во Франции Пьер Дриё Ла Рошель с третьей попытки самоубился в 1945 году, очевидно, боясь мести своих соотечественников.

Селин же не стал испытывать судьбу, как, например, оставшийся в Париже его бессменный издатель Роберт Деноэль, убитый впоследствии выстрелом в затылок в 1945 году, – Селин бежал в Данию, но был там арестован и провёл в камере более полутора лет, ожидая своей депортации, которая на тот момент могла означать для него только смертный приговор.

Так почему же Селин из пацифиста, из «анархиста левых взглядов», как для удобства определяли современники, стал «фанатичным апологетом нацизма», «яростным антисемитом», «защитником теории и практики гитлеровского расизма»? Посмею предположить, что виною этому стала наша Россия, которая в те годы подверглась социальному и политическому эксперименту, «построению социализма в отдельно взятой стране». Как уже упоминалось выше, Селин посетил нашу страну в 1936 году, и сразу после этого корабль его политического мировоззрения взял сильный крен вправо.

Именно после посещения СССР Селин разразился серией многостраничных антисемитских и антикоммунистических памфлетов, фигурирующих в досье советской энциклопедии, только от названий которых мороз идёт по коже, настолько они говорят сами за себя: «Mea culpa» («Моя вина»), «Безделицы для погрома» (переведено на русский как более близкое для восприятия, иногда употребляется перевод более близкий к оригиналу – «Резня из-за пустяков»), «Школа трупов», «Попали в переделку» (иногда переводится как «Влипли» или «Переполох»). Данные памфлеты произвели не меньший фурор в литературной Франции, не меньший, чем «Путешествие на край ночи». Впрочем, надо сказать, любое произведение Селина всегда находило бурный отклик у его врагов и немногочисленных друзей, что свидетельствует о его несомненной талантливости. Правда, после памфлетов это внимание к Селину было уже с большим и жирным знаком «минус».

Памфлеты окончательно развеяли мифы о «левизне» писателя, создали ему несмываемую репутацию человеконенавистника и антисемита, которой, впрочем, Селин никогда впоследствии и не стеснялся. С ним перестали здороваться не только прогрессивные, но и просто приличные люди. Как модно сейчас выражаться, он стал «нерукопожатным». В дальнейшем, после поражения Германии во Второй мировой, эти произведения служили поводом для его травли и уголовного преследования.

К сожалению селиноведов и, наверное, к счастью для всего остального человечества, данные памфлеты не публиковались со времени окончания Второй мировой войны – сначала из-за политической конъюнктуры, а потом, после смерти писателя, по решению вдовы Селина – поэтому мы можем оценить эти произведения только по их отрывкам, которые были разрешены к печати, а также по сохранившимся гневным цитированиям современников Селина.

В России были изданы (после крушения СССР, конечно) «Mea culpa» и отрывки из «Безделиц для погрома». По моему мнению, содержание памфлета «Моя вина» никого не должно было так удивить. Если до этого внимательно прочитать «Путешествие на край ночи» и «Смерть в кредит», то можно сделать вывод, что данный памфлет представляет собой концентрированную нигилистическую концепцию этих романов, очищенную от сюжетный перипетий. Правда, да, с добавкой антисемитизма. Но основной мыслью этого памфлета является то, что виной всех несчастий и страданий человека является не эксплуатация одним классом (буржуазия) другого (пролетариат), не абстрактный Капитал, как считают коммунисты с идеологом Марксом («…посмотрите на рожу {Маркса}, какую себе этот жирный боров отожрал!…»1), а, прежде всего, сам человек. Эта мысль выражена в свойственной автору экспрессивной манере:

«…Человек, как на небе, так и на земле, всегда имел лишь одного-единственного тирана – самого себя!.. Других не будет никогда… Это, может быть, кстати, и жаль… Может быть, это его и выправило бы, сделало бы, наконец, существом общественным…»2.

Доказательную базу для этого вывода автор собрал именно в Советском Союзе, где «Прол Пролович» (придуманный Селином неологизм от «пролетария» в виде имени собственного) вроде как сорвал с себя цепи эксплуатации и должен быть жить долго и счастливо. Описание жизни в таком государстве, каким по идее стал СССР, Селин постоянно приводит в пример. «Безделицы для погрома» помимо «теоретических выкладок» в большей степени чем «Mea» изобилует описанием убогости советских больниц и нищего быта советских граждан. Селин, кстати, сам пострадал от советского сервиса, который так хорошо помнят люди, жившие до развала СССР. Несмотря на то, что он полностью оплатил свой номер в Интуристе, без его ведома и согласия и, к тому же, в его отсутствие вещи Селина были перемещены в худший номер по причине возникновения необходимости наличия комнат для молодёжного фестиваля, именно так администрация гостиницы обосновала свои действия. Этот бытовой инцидент, безусловно, добавил масла в огонь. Приговор Селина молодому советскому государству был безжалостен. Если вкратце выразить его одной строкой (мы потом вернёмся к пребыванию Селина в России), то в этом случае подойдёт фраза, написанная им на открытке с видом из Зимнего, которую он отправил из Ленинграда в Париж: «Говно! Если это будущее, следует наслаждаться гнусными условиями нашего существования…»3.

На вопрос, кто виноват в таком положении вещей, Селин даёт однозначный ответ. Он, как и другой широко известный автор другой «Mea», книги, конечно, не так талантливо написанной, а я имею в виду «Мою Борьбу» (её написавшего представлять, думаю, не надо) возлагает вину понятно на кого:

«…Оргазм евреев, плоды горячечной фантазии чернокожих ублюдков, смешать нас всех с дерьмом, запугать, унизить, растоптать, сделать более жалкими и трусливыми, чем эти отвратительные жабы из гетто. А потом, вдоволь поизмывавшись над нами, выпить из нас всю кровь и выбросить в отхожее место… Таков наш счастливый удел!..»4.

Публикация памфлетов естественно сопровождается скандалами. Тираж следующего расистского памфлета «Школа трупов» арестовывают по суду за клевету и за разжигание межрасовой вражды, и он будет уже опубликован в оккупированной Франции.

Андре Жид, который, как и Селин, побывал в Советском Союзе и написал своё «Возвращение из СССР», где также развеял радужные представления о советской действительности, за что, в свою очередь, удостоился тычков локтями и одёргиваний от литературных товарищей по дружбе со страной Советов, даже он, прочитав памфлеты, написал, что если это не шутка, то Селин полный псих.

Памфлеты были настолько одиозны, непотребны и возмутительны из-за своего антисемитизма и расизма, что возникли сомнения, не злая ли это пародия, что-то типа скандального в своё время трактата Даниэля Дефо «Простейший способ разделаться с диссидентами», где, напомню, Дефо, надев на себя маску консерватора, предлагал уничтожать диссидентов в Англии всеми возможными способами. Но, конечно, Селин и не думал, как Дефо, отождествлять автора своих памфлетов с другим, третьим лицом, он брал полностью свою «culpa» на себя и сам шёл к своему позорному столбу.

Как следствие, Селин собрал богатый урожай проклятий. Левая интеллектуальная элита возненавидела Селина. И до, и после войны её многие представители взрывались возмущениями при упоминании имени Селина. Только в годы оккупации все предусмотрительно молчали. Клаус Манн, немецкий писатель, старший сын другого известного писателя, Томаса Манна, назвал Селина «злобным сумасшедшим». Роберт Кемп, известный французский критик писал что, когда читаешь последнюю книгу Селина, «кажется, будто полощешь рот помоями или госпитальными гнойными нечистотами». С ним соглашается и французский писатель-сюрреалист Бенжемен Пере, считая, что Селин «захлебнулся в выгребной яме».