Нина Молева - Боярские дворы Страница 2

После смерти Долгорукого ростовчане и суздальцы, как повествует летописец, «задумавшеси, пояша [взяли] Андрея, сына его старейшего, и посадиша его в Ростове и на отни [отеческом] престоле и Суждали, занеже бе любим всеми за премногую его добродетель, юже имяше преже к Богу и ко всем сущим под ним». Именно Андрею Боголюбскому и довелось стать действительным строителем обновленного и усиленного «Москова».

Рождение Москвы связывалось еще с одним именем — полулегендарного боярина Стефана Ивановича Кучки, владевшего землями по Смородине — Москве-реке и жившего в собственном «красном селе» на месте нынешних Сретенских ворот. Юрий Долгорукий воспользовался некой вымышленной или действительной провинностью Кучки, чтобы захватить его владения, казнить боярина, а его дочь Улиту насильно выдать замуж за Андрея. Но не смирилась гордая Улита с такой судьбой. 28 июня 1174 года приняла она участие в заговоре против мужа, добилась его смерти и сама погибла от ран.

Трагедия гибели Андрея Боголюбского усугубилась тем, что великокняжеская чета не оставила потомства. К тому же наступали страшные годы татаро-монгольского нашествия.

Свадьба сына Владимира Мономаха — Андрея в 1118 г. Миниатюра из Лицевого летописного свода. XVI в.

Лаврентьевская летопись скорбно повествует о начале лихолетья: «В лето 6731 [1223]… Того же лета явились народы, их же никто толком не знает и какого они племени и откуда пришли, и что за язык их, и какого племени и какой веры; и зовут их татары, а иначе называют таумены, а другие печенеги, иные говорят потому что о них свидетельствовал Мефодий Патарский епископ: пришли они из пустыни Егриевской, лежащей между востоком и севером; как говорит Мефодий: как к концу света… попленят всю землю от Ефрата до Тигра и до Понетьского моря, кроме Ефиопии. Бог же один ведает, кто они такие и откуда пришли, премудрые мужи знают их хорошо, кто книги читать умеет; мы же не знаем, кто они есть, но здесь вписали о них ради памяти русских князей беды, которая пришла от них… А князья русские пошли и бились с ними и побеждены были ими и едва избавились от смерти: кому была судьба жить, те бежали, а остальные были побиты…»

В 1238 году начинается нашествие хана Батыя на Москву, и у летописца не хватает слов для описания пережитого: «Татарове поидоша к Москве и взяша Москву… и люди избиша от старьца до сущего младенца, а град и церкви святыя огневи предаша… и много именья взямше [взяв много имущества], отъидоша…»

Перс Джувейни в своей «Истории завоевателя мира» говорит о разгроме города «М.к. с», который расшифровывается исследователями как Москва, еще короче и страшнее: «Они оставили только имя его». Кроме града сгорели прилегающие «все монастыри и села». Это был год восшествия на великокняжеский престол отца Александра Невского — Ярослава-Федора Всеволодовича.

Успешно воевал Ярослав Всеволодович с осаждавшими Псков и Новгород немцами, но в ставке великого хана на берегах Амура, куда пришлось ему ехать на поклон, был отравлен. Четырежды пришлось повторить эту поездку его сыну — Александру Невскому, но в последний раз, когда князю посчастливилось избавить свое мужское население от воинской повинности — отныне русские могли не поставлять хану своих отрядов, — силы ему изменили. Сорока трех лет от роду, он умер на обратном пути, в Городце Волжском, 14 ноября 1263 года.

В момент кончины отца младшему из сыновей Александра Невского — Даниилу было всего два года. Двенадцати лет он получил по разделу с братьями Москву. Москва впервые обрела собственного князя и превратилась в самостоятельное княжество. Править Даниилу Александровичу предстояло двадцать лет.

К этому времени Москва разрослась далеко за пределы града. Торг располагался со стороны нынешнего Китай-города. В Занеглименье находились жилые «сотни», и есть основание считать, что вся местность от Неглинной, точнее, от обращенной к ней стены града, вплоть до теперешнего Садового кольца, между Воздвиженкой, Старым Арбатом и Ермолаевским переулком у Патриарших прудов, называлась Арбатом.

Взятие и разорение ордынцами Москвы. 1237–1238 гг. Миниатюра из Лицевого летописного свода. XVI в.

Само по себе понятие Арбата до сих пор не имеет безусловной научной расшифровки, как, впрочем, и Москва, и Китай-город, и Яуза, обозначившая место строительства нового града. Наиболее распространены два варианта толкования: «арбат» как арабское определение «предместья» и «арбат» от названия восточной повозки — «арбы». В турецком и в татарском языках арба означает телегу различной конструкции. В нее могли впрягаться где лошади, где волы, буйволы или верблюды. Но и в том, и в другом случае остается непонятной единичность применения подобного термина, который не встречается в других городах. За исключением Москвы. В районе Крутицкого подворья существовала местность Арбатец, давшая название поныне существующей Арбатецкой улицы. Именно сюда пригонялись для продажи десятки тысяч татарских лошадей, собиралось до 15 тысяч продавцов, наблюдение за которыми поручалось монахам, а точнее — гарнизону Симонова монастыря. Ни о каких телегах здесь говорить не приходилось, только о верховых лошадях. Следовательно, вариант арбата — предместья кажется более предпочтительным, а попытка связать название с расположенным неподалеку изготавливавшим государевы экипажи Колымажным двором необоснованной.

В XIII–XIV веках по нынешнему Арбату проходит Волоцкая дорога — из Великого Новгорода через Волок Ламский к Кремлю и большому московскому Торгу. Существует предположение, что еще в 1367 году в начале этой дороги был выстроен каменный мост через реку Неглинную к Троицким воротам Кремля. Отрезок дороги, ставший впоследствии Воздвиженкой, в то время оставался еще незаселенным. На месте Российской государственной библиотеки находилось дворцовое село Ваганьково (Б. Ваганьковский пер.), ближе к нынешней Арбатской площади — «Остров», или лесной участок. И очередной вопрос о происхождении названия.

Как сообщает большинство справочников, Ваганьково — селение разного рода царских потешников, от псарей, сокольников, тех, кто разводил кречетов, до музыкантов и скоморохов: «ваганить» значило «потешать». К тому же сходились сюда москвичи на кулачные бои, бились «стенка» на «стенку», устраивали гулянья и игрища.

Все эти факты действительно существовали. Был в Ваганькове Псаренный двор, были музыканты и народные игрища. При Иване Грозном церковный Стоглавый собор осудил звучавшие у Ваганькова любимые народом органы — случалось, привозили их сюда по нескольку десятков. В мае 1628 года царь Михаил Федорович запретил местные народные гулянья — «безлепицы», патриарх Филарет и вовсе установил наказание кнутом за состязание по борьбе и кулачные бои. Псаренный двор вместе с псарями конными и пешими был переведен пятью годами позже за речку Пресню. По дороге из Москвы, которая и стала называться Ваганьковской (нынешняя улица Б. Пресня), расположились один за другим «государев новый сад», большая мельница и за вторым мостом Псаренный двор — Новое Ваганьково (нынешняя территория, примыкающая к одноименному кладбищу).

Факты существовали, но никак не решали многочисленных вопросов и сомнений. Название первоначального, Старого Ваганькова — не появилось ли оно в действительности много раньше великокняжеских и народных потех, связанное собственно с урочищем? Иными словами, с местностью. И почему утвердился в нем, как объясняют почти все справочники, вологодский оборот «ваганить», незнакомый в других русских землях, тогда как повсюду были известны ваганы — те, кто жил у притока Северной Двины реки Ваги? Еще в XI веке проникли к ваганам новгородцы, позже завязались у ваган тесные связи с Москвой, а царь Федор Иоаннович подарил эти земли как дорогой подарок своему шурину и любимцу Борису Годунову. Так не память ли о ваганах осталась жить и в названии московского урочища?

Что касается «Острова», то хотя время почти полностью стерло его следы, обойти вниманием их нельзя: слишком велика роль этого уголка в истории Арбата. Речь идет о построенном здесь Крестовоздвиженском монастыре, «иже зовется на Острове». Впервые упомянутый в описании Москвы 1547 года, возникнуть он мог гораздо раньше, как предполагается, на дворе любимца московского князя Ивана III — Ивана Головы, одного из родоначальников, по женской линии, рода Романовых.

Все началось с того, что потребовалось обновление построенного в 1326 году кремлевского Успенского собора. Спустя 125 лет после его освящения собор пришел, по свидетельству современников, в полную ветхость и держался исключительно на подпорках из бревен. Князь Иван III решает строить новый собор, в чем его поддерживает митрополит Московский Филарет. Но средств у обоих недостаточно. Приходится прибегать к исключительным мерам. Митрополит облагает целевым налогом все монастыри, церковнослужителей, а мирян усиленно призывает к добровольным пожертвованиям.