Татьяна Соловьева - Петербурженка Страница 2

Елена Алексеевна от природы обладала безупречным вкусом в одежде и старалась привить такой же дочерям. Они привыкли к тому, что прохожие довольно часто обращали на них внимание, так как Елена Алексеевна, несмотря на разницу в возрасте своих дочерей, обычно одевала их в соответствии со своим вкусом, а, главное – одинаково. Это происходило следующим образом: она покупала понравившуюся одежду для одной из девочек, а затем отдавала шить такой же наряд для другой дочери. При этом скрупулезно придиралась к качеству отделки. Такая «троица» смотрелась стильно и необычно, их считали своеобразным эталоном и местными законодателями моды. Именно поэтому они и привлекали окружающих. Особенно тщательно они одевались, собираясь на различные представления.

Один раз, возвращаясь с концерта, проходившего в часовне, они увидели модно одетого молодого мужчину, шедшего навстречу им в сопровождении двух таких же молодых и хорошо одетых людей. Многие прохожие останавливались и с улыбкой приветствовали их. Когда они прошли мимо, мама объяснила им, что это был всеми любимый мэр города с друзьями. Девочкам надолго запомнилась эта встреча.

Из этого прекрасного места мать с девочками путешествовали в окрестные города и страны. Переезжая из одного города в другой, Елена Алексеевна обучала своих детей иностранным языкам. Французский, на котором тогда говорили многие петербуржцы, она знала в совершенстве, а потому, находясь вдали от родины, не чувствовала никаких неудобств. Со знанием дела показывала детям места отдыха петербургской знати и достопримечательности Италии и Франции. Причем, находясь в каждой из этих стран, она старалась внушить сестрам, что лучше разговаривать с окружающими людьми на языке той страны, где они находились. Елена Алексеевна как могла, передавала свои знания французского языка детям и постоянно внушала им, что знание языков всегда пригодится им в дальнейшей жизни и намного облегчит их будущее существование. Со старшей дочерью, которая уже брала уроки французского языка в Петербурге, Елена Алексеевна часто разговаривала на этом языке, предлагая младшей внимательно прислушиваться к их разговору и повторять отдельные слова и фразы. Бывая в разных городах сестры с матерью неизменно посещали местные музеи, театры, концерты, ходили на выставки.

Елена Алексеевна считала своим долгом показать детям самые известные и популярные среди европейцев того времени места отдыха.

Довольно часто мать нанимала открытый экипаж, и они совершали увлекательные путешествия по всему берегу Лазурного моря Так в то время, да и сегодня принято называть береговую полосу Средиземного моря между Ментоном и Сен-Тропе, куда кроме уже упоминавшейся бухты Вольфранш, входят Ментон, княжество Монако со знаменитым казино «Монте-Карло», Болие, Ницца, гора Симье, Канны и все береговые достопримечательности до Сен-Тропе.

Однажды петербургские друзья семьи, которых они встретили на отдыхе, пригласили Елену Алексеевну с детьми осмотреть две виллы, о которых много говорили во Франции, но доступ туда мало кто имел. На местном катере они отправились в местечко Эз. Высадившись на берег, прошли вдоль него до стоящей на мысе Виллы Кирилос. Эта вилла была выполнена в древнегреческом стиле для ее владельца, историка-эллиниста Теодора Рейнаха и представляла собой копию типичной древнегреческой виллы. При ее строительстве были использованы отборный итальянский мрамор Каррары, Сиены, редкий мрамор из Серравенны, который среди специалистов известен как «цветок персика», редкие сорта дерева. Мать с девочками осматривали помещения, отделанные этими чудесными материалами, восхищались мозаикой, фресками, как будто возникшими из старого мира древней Греции. Но когда они опустились в подвал и увидели греческие статуи, как бы всплывшие на поверхность воды, их восхищению не было предела. Такое впечатление создавало мастерство людей, искусно, с выдумкой поставивших статуи перед стеклянной стеной, омываемой водами Средиземного моря.

Владелицей второй виллы была дочь всемирно известного богача – баронесса Ротшильд. Эта вилла стояла на возвышении и была окружена замечательными садами. Из ее окон открывался незабываемый вид на Средиземное море. Внутри она вся была наполнена подлинными шедеврами искусства из разных стран. Так мебель и убранство комнат в изысканных стилях Людовика ХV и Людовика XVI, лучшие шпалеры из Италии и Франции, севрский и саксонский фарфор, плафоны всех комнат расписаны итальянскими художниками, повсюду скульптуры Фальконе. На стенах живопись и рисунки Буше, Фрагонара, Тьеполо, Гюбера Робера, Ренуара, Сислея, Моне и др. Но несмотря на это сказочное богатство, неизгладимое впечатление оставляли диковинные сады, исполненные в разных стилях: флорентийском, испанском, французском… Особенно интересен был невысокий сад в японском стиле. Эти сады, расположенные на разных уровнях, украшали изящные пруды, беседки, тенистые аллеи, множество цветов и неожиданно появляющиеся то там, то тут карликовые фонтанчики и большие фонтаны. Среди садов на некотором возвышении стоял Храм Любви – копия храма из версальского Трианона.

Полные впечатлений от такого наполненного красотой дня, они вернулись в гостиницу. Девочки долго не могли уснуть и, перебивая друг друга, делились впечатлениями от сказочных садов с диковинными и никогда ранее не виданными растениями, прекрасных фонтанов в извилистых поворотах небольших аллеек. Их поразили и мраморные статуи, как бы выходящие из моря, и роскошное убранство вилл, и весь берег Средиземного моря, наполненный теплом и светом.

Такие поездки, бесспорно, откладывали в юных головках познания в области гармонии и красоты, учили отличать настоящее, большое, волнующее искусство, от посредственного.

2

Помимо языков, Елена Алексеевна обучала детей музыке – она сама хорошо играла на рояле. В тех кругах, к которым они принадлежали, было принято с малых лет обучать детей языкам и музыке. Каждый вечер девочки засыпали под звуки рояля. Обычно мать играла им пьесы из сборника «Времена года» Петра Ильича Чайковского. Им особенно нравился «Ноябрь». Разыгравшееся воображение рисовало снежную зиму и летящую по пушистому снегу тройку… Но бывали вечера, когда мать, разыгравшись, исполняла первый концерт Чайковского и другие серьезные мелодии.

Неосознанно, как бы предчувствуя, что сестрам придется жить без нее, мать старалась сделать так, чтобы привязать девочек друг к другу. Когда ей нужно было куда-то отлучиться, она наказывала Тамаре следить за Милой и контролировать ее поступки. Миле же говорила, чтобы та во всем слушалась свою старшую сестру.

У Тамары с детства проявился хороший голос. Поначалу родители не обращали на это внимания, но когда несколько близких друзей посоветовали им развивать этот природный дар девочки, ей наняли учителя, который приходил к ним домой и скрупулезно обучал ее пению. Одновременно он давал и уроки музыки, на которых обе сестры изучали нотную грамоту и игру на фортепьяно. Врожденное богатое меццо-сопрано старшей дочери давало повод думать о ее блестящем будущем.

Младшая дочь – по-прежнему всеобщая любимица – непоседливая, жизнерадостная Мила, своей непосредственностью, веселым нравом и какой-то неуемной изобретательностью в играх и шутках, располагала к себе окружающих. И вполне естественно, что именно она стала в семье тем «центром», вокруг которого все вращалось. Она производила впечатление волчка, который, казалось, всегда находился в движении. Помимо игры на фортепьяно Мила любила танцы. Ни одна вечеринка в домашнем кругу с приглашением друзей не обходилась без ее импровизированного танца. К ним она подходила серьезно, каждый раз создавая подходящий танцу наряд из специально подобранного материала, привлекая к своему творчества всех находившихся рядом взрослых. На нее, такую пухленькую и улыбчивую нельзя было смотреть без улыбки. Всем своим видом она говорила, что жизнь прекрасна, все хорошо и так должно быть всегда. Буквально все окружающие отмечали, с какой необычайной легкостью она придумывала танцы.

Лето 1916 года не стало исключением. Согласно сложившейся традиции, мать с дочерьми в очередной раз отдыхали и наслаждались морем и морским воздухом на берегу Средиземного моря. Но по какому-то внутреннему состоянию и непонятным причинам на душе у Елены Алексеевны не было привычного спокойствия. Время от времени у нее появлялось тревожное чувство. В такие моменты ей казалось, что должно произойти что-то очень нехорошее. Она замыкалась в себе и ждала писем из России. Когда приходили весточки от отца, на какое-то время она успокаивалась, но по прошествии некоторого времени в душе ее вновь возникала тревога. Девочки чувствовали эти перепады в настроении матери, которая время от времени говорила им, что хорошо бы пораньше вернуться на родину. Особенно тревожно было ей по ночам, когда девочки засыпали, и она оставалась одна со своими мыслями. Елена Алексеевна очень любила свой дом и привычное налаженное житье в Петербурге. Уезжать на лето на воды она начала только с появлением дочерей из желания вырастить их крепкими и здоровыми.