Ефим Курганов - Первые партизаны, или Гибель подполковника Энгельгардта Страница 2

Тогда Александр Павлович стремительным шагом отошёл от губернатора барона Аша и, раздвинув толпящихся, подошел к Сергею Ивановичу Лесли, предводителю смоленского дворянства. Это был потомок шотландских рыцарей, кои в составе польского войска короля Владислава в семнадцатом столетии штурмовали Смоленск, а затем остались тут и превратились в коренных русаков и даже в горячих патриотов нашей земли.

Государь обнял Сергея Ивановича и что-то доверительно пошептал ему на ухо. Лесли согласно кивал головой своей, а затем громким пронзительным голосом возгласил: «Господа! В сию страшную годину Его Величество дозволяет всем нам вооружать наших дворовых людей…» По зале прошёл ропот, и было не совсем даже понятно, насколько он одобрителен. В любом случае присутствующие были явно потрясены тем, что услышали от своего предводителя дворянства. Несколько ошарашен был и сам Сергей Иванович, но сам потомок шотландских рыцарей был явно обрадован услышанным от своего императора.

Прошло ещё несколько мгновений. Зала гудела. Тем временем Лесли обратился с какою-то просьбою к Александру Павловичу и подвёл его к группе бравых дворян, глядевших с благоговением на государя. То были дальние родичи Сергея Ивановича — отставной генерал-майор Дмитрий Егорович Лесли и четверо его сыновей — Александр, Георгий, Егор и Пётр. Вся четверка успела уже повоевать супротив Бонапарта в прежних кампаниях, а теперь находилась на покое, в своих обширных поместьях. Дмитрий Егорович, несмотря на почтенный возраст свой, горячо заверил Его Величество, что он и дети его никоим образом не смирятся с присутствием в нашем крае неприятеля.

Государь счастливо заулыбался и радостно воскликнул: «Коли так, родные мои, то надобно непременно свести вас вот с кем…» Он обернулся к своей свите и поманил громадного белокурого красавца с сияющими голубыми глазами, несколько чересчур вытаращенными, что впрочем, тому только придавало шарма. То был генерал-майор Фердинанд Фёдорович Винценгероде, из гессен-кассельского баронского рода, заклятый враг революционной Франции и Бонапарта. Сей Винценгероде не пропускал ни одной антинаполеоновской кампании. Он неоднократно был и в российской службе, быстро прошёл путь от майора до генерал-майора, был адъютантом великого князя Константина Павловича. А потом стал и генерал-адъютантом императора Александра Павловича.

Сей Винценгероде, при исключительной порядочности своей, был нраву необычайно пылкого, вечно на что-нибудь обижался или негодовал на что-нибудь. Он несколько раз выходил из российской службы. Но в мае 1812 года, уразумев, что назревает страшная война с недругом его, опять попросился к нам и состоял при государе. Но ещё июля 7-го дня было высочайше решено, что Александр Павлович временно расстанется с верным своим рыцарем: сам он последует в Москву, а Винценгероде останется в Смоленске сторожить город от нежданных наскоков неприятеля.

Сей Винценгероде и стал командиром первого партизанского соединения в 1812 году. Потом, перед уходом французов из Москвы, он попался в плен, но в итоге был отбит отрядом урядника Дудкина. Винценгероде прослышал, что Наполеон отдал маршалу Мортье приказ взорвать Кремль. В то время Винценгероде стоял уже на тогдашней окраине Москвы со своим авангардом (меж Петровским парком и бутырской заставой). Придя в совершенный ужас от того, что может быть взорвана русская национальная святыня, он тут же с белым флагом парламентера в сопровождении одного лишь своего адъютанта Льва Нарышкина и одного казака ринулся в Кремль, решив уговорить Мортье не исполнять зверский приказ Наполеона, и был вопреки всем установленным тогда международным военным правилам арестован французами.

Да, забыв о смертельной опасности, угрожавшей ему, полетел спасать Кремль!

Такой это был наёмник, преданный безраздельно Его Величеству Александру Павловичу, болеющий всею душою за Россию. Не зря император так на него всегда полагался, что вызывало во многих наших придворных и военных (Денисе Давыдове, например) лютую зависть и ревность.

Таков был обруганный и приниженный Денисом Давыдовым генерал-адъютант Винценгероде, а вина последнего была лишь в том, что Денис Давыдов отдан под его начало.

Но вернёмся к утру 9 июля. Итак, государь поманил к себе Винценгероде и представил Фердинанда Фёдоровича всем братьям Лесли, сказав при этом: «А вот тебе, дружочек мой, и первые помощники». После чего Его Величество оставил сию группу и пошел стремительно прогуливаться по зале губернаторского дворца.

Вскоре Александр Павлович заметил одного прежнего своего, можно сказать, знакомца, скромно и задумчиво прислонившегося к стенке, и незамедлительно подлетел к нему.

Это был невысокого роста человечек, невзрачный, лысоватый; длинные прямые волосы спускались низко по бокам черепа, в середине образовывавшего круглую голую поляну. Был он в штатском и вид имел совсем не воинственный. Между тем, государь, несмотря на свою близорукость, сразу же признал в нём генерал-майора Евгения Ивановича Оленина.

Он из смоленских дворян и в составе смоленского мушкетерского полка проделал с Суворовым итальянский и швейцарский походы, в битве за Сен-Готардский перевал был трижды контужен. По окончании сих походов император Павел Петрович наградил его и перевел тем же полковничьим чином в лейб-гвардии конный полк. Генеральский же чин сей Оленин получил уже при Александре Павловиче. Он славно дрался в антинаполеоновских кампаниях, а при Аустерлице на глазах у великого князя Павловича захватил не менее трёх сотен пленных и отбил неприятельское знамя. Ещё бы государю его не помнить!

После 1808 года Оленин был по болезни в отставке и проживал в своём смоленском именьице.

Александр Павлович стал расспрашивать Евгения Ивановича об его житье-бытье, об здоровье, а потом настоятельно просил опять поступить на воинскую службу. «Ты сейчас очень нужен России», — сказал государь. Оленин, не раздумывая, дал согласие. И тогда государь тут же подвёл его к естественно образовавшемуся кругу, состоявшего из братьев Лесли; в центре же круга находилась громадная статная фигура генерал-адъютанта Винценгероде.

Пристроив Оленина, государь, весьма довольный, двинулся дальше и почти сразу же наткнулся на большую группу, которая тут же расступилась пред ним и окружила его, возбуждённо и радостно что-то говоря. То был клан Энгельгардтов, имеющих в Смоленской губернии множество больших и малых вотчин.

Как только государь оказался в центре энгельгардтова круга, все они стали клясться в верности Его Величеству и в ненависти к проклятому Бонапарту. Едва ли не каждое восклицание, исторгаемое из душ этих людей, лило, безо всякого сомнения, подлинный бальзам на душу нашего государя.

Выслушав всех, Его Величество прочувствованно заметил: «Только, ради Господа, подкрепите ваши замечательные слова, друзья мои, делом. Непременно подкрепите! Бейте супостата!»

Энгельгардты — довольно-таки древний баронский род швейцарского происхождения. Но история наших Энгельгардтов начинается с момента, когда некий Георг Энгельгардт переселился из Цюриха в Лифляндию. Потомки сего Георга так и остались в Лифляндии. А в семнадцатом столетии Вернер Энгельгардт (в России потом он стал Еремеем) вступил в войско польского короля Сигизмунда и в составе этого войска брал Смоленск, в награду за что и получил на Смоленщине поместья. Так там и осели Энгельгардты и стали затем настоящими русаками, оправославились даже. И вот они стояли пред российским государем и изливали свои патриотические восторги, совершенно искренние.

А поодаль от них стоял мужчина громадного роста, напоминавший то ли быка, то ли медведя. Шитый золотом дворянский мундир, который широко облегал его необъятную фигуру (мундир достался ему от отца, бывшего по стати своей даже ещё выше и объёмней своего наследника) рождал ещё одно сравнение — с солнцем что ли. Во всяком случае, это скорее был не человек, а явление природы. Могучее и страшное.

Между прочим, сей богатырь тоже был Энгельгардт, но прочие члены клана его сильно не жаловали, вот он и стоял отдельно, как бы сам по себе. Сумрачный. Недовольный. Независимый.

Помещик Пореченского уезда Смоленской губернии отставной подполковник Павел Иванович Энгельгардт, в отличие от многих своих родичей, не был состоятельным землевладельцем. Отнюдь. Скорее он был очень небогат и, пожалуй, даже довольно-таки беден. В его основном имении (Дягилево) было всего 77 душ крестьян. Но Энгельгардты сторонились его совсем не поэтому. Причина была в ином.

При всей скудости своих средств, Павел Иванович был знатен и чванлив. Он полагал, что по общественному своему весу никто из Энгельгардтов не может с ним сравниться, что, естественно, родичей его крайне обижало.

Надо сказать, что для чванливости Павла Ивановича Энгельгардта были некоторые основания. Вот, что я имею в виду.