Татьяна Боровенская - Вологжанка Страница 2

Николай, коренастый, широкоплечий, русоволосый смотрел на неё тогда ласково и прятал улыбку в усы. Она засмущалась и убежала.

Родители и гости шумно вошли в избу. Позвали Аню и усадили за стол с женихом. Он не сводил глаз с невесты. Её щеки горели огнём, и глаз она не поднимала, теребя свою длинную косу. Довольные родители желали им счастья, наливая гостям пива и подвигая закуски.

На столе в изобилии расставили солёные грибы, плошки с квашеной капустой, варёные яйца, в чугунах картошка, мясо барашка. Рядом лежали лук, чеснок, хлеб. Шаньги, рыбники, сметанники, хворост, плюшки, лепешка с яйцом, ягодник с решеткой и другие пироги, которые занимали половину стола.

Вечерело. Анна вышла из-за стола.

– Куда ты? – Тревожно спросила мать.

– Надо мне, – опустив глаза, ответила дочка.

Убедившись, что во дворе никого нет, она быстро пробежала в овин и спряталась наверху. Через минут десять раздался шум чьих-то шагов.

– Анюта! Ты здесь? – Услышала она голос Вани.

– Да, – отозвалась девушка, – залезай по лестнице наверх.

Иван пробрался к ней, и они крепко обнялись.

– Милая ты моя! Ваша семья свадьбу празднует. Я отцу своему заикнулся, что тебя приведу, так он за мной с палкой кинулся. Еле убежал. Нету нам с тобой дороги. Девушка тихо роняла слёзы.

– Не пойду отсюда никуда, – решительно сказала она, – а ты прощай, не судьба нам видать.

Поздно вечером послали братьев Василия и Еремея на поиски. Заглянули в дом к Ивану, он был на месте. Василий, старший брат Анны пригрозил ему:

– Смотри, Ванька, если твоих рук дело, пришибу, не дам позорить нашу семью!

– Не за что, не виноват перед вами ни в чём, – ответил он хмуро.

Наступила ночь, и братья вернулись ни с чем. Николай сидел, как в «воду опущенный».

– Не уеду без моей невесты. Буду ждать, пускай сама мне откажет, – упрямо сказал он.

Его оставили ночевать в избе на соломенном матрасе. Младшие дети брата Василия забрались на печку и затихли. Родители ушли на свою половину дома, старший сын с женой в дальний угол за занавеской.

Утром мать вошла в овин и крикнула:

– Анютка, знаю что здесь, выходи! Если не хочешь замуж за Николая, иди, сама ему скажи, неволить не станем.

Девушка спустилась к ней. Они обнялись и поплакали вместе.

– Пойдём, доченька, неужто мы тебе враги? Сама решай свою судьбу.

– А Николай, уехал? – Спросила она.

– Нет, упёрся, не уеду без моей невесты, с характером человек. А, может, так сильно любит тебя?

Они вошли в избу. Николай сидел рядом с отцом и братьями за столом. Анна поклонились им, затем сказала:

– Простите меня, не пойду против воли родительской. Я согласна, бери меня Николай замуж, если не передумал.

– Вот и ладно, подумать, иногда тоже полезно, – обрадованно воскликнул отец и налил всем пива

Николай радостно «засветился», взял из угла комнаты свой тулуп, подошёл к Анне, завернул её в него, взял на руки и вышел во двор. Он, посадив девушку в выездную, праздничную коляску, подвёл коня, впряг, потом поклонился родителям, попрощался и они уехали.

Анюта оглянулась. Мать долго стояла и крестила их вслед

Первое время Анна часто навещала родителей. Николай понимал, жалел и любил её всей душой. Тяжело привыкать к другому дому и строгой свекрови Александре, по прозвищу Писариха, так как её бывший муж умел писать и читать. Он давно умер, но прозвище так за ней и осталось. Свекровь заправляла всем в доме. Физически крепкая, среднего роста, трудолюбивая и быстрая, Писариха сама много работала по хозяйству и других заставляла. Она недавно стала вдовой, в свои шестьдесят пять лет, после очередного «домовика», мужчины, которого приняла в дом три года назад.

Она сказала с тревогой:

– Анюта, пожар в Покрове бушует уже неделю. Не могут остановить. Наша деревня находится в десяти километрах, неужели до нас дойдёт?

– Не беспокойтесь, соседка сказала, что вчера священники, сделали обход Покрова с иконами, может, обойдётся. На следующий день, ждали известий.

Николай поехал продать двух овец, да картошки, которая хорошо уродилась в этом году, и он скоро должен был вернуться.

Женщины взяли ушат и пошли в колодец за водой. Это была длинная прочная палка, посередине на цепи висела маленькая бочка, в которую помещалось два ведра воды. Хозяйство и семья требовали бесконечного физического труда с раннего утра до поздней ночи. Только вечерами при лучине можно было отдохнуть за прялкой. Анна не жаловалась, она с детства привыкла к работе, помогая то на огороде, то ухаживая за животными.

С пяти лет мать учила её прясть лён или шерсть, вязать на спицах, а с семи лет она нянчила своих младших братьев и сестёр, да помогала готовить еду. В каждой семье было пять, шесть, иногда и больше детей, и все имели свои обязанности по дому и по хозяйству. Это был естественный, необходимый ритм жизни русских крестьян. Она помнила время, когда с матерью ходила на подёнщину, и нужно было сначала отработать на господском поле, а затем на своей земле.

Отец Анны, как и все крестьяне, просил у приказчика зерна на посев, если брали десять вёдер пшеницы, то отдавали тридцать. А кто долг не возвращали, их били батогами на скотном дворе.

Анютке было лет пять, и она хорошо запомнила, когда родители обсуждали, наказание Ивана, жившего в конце деревни, пьяницу и лентяя, который не смог вернуть зерно приказчику осенью.

Наконец, муж вернулся, заехав во двор на телеге. Анна бросилась ему помогать.

– Не спеши, я сам тяжелое возьму, не тронь, побереги себя! – Ласково сказал Николай.

– Что же с пожаром в Покрове? Все волнуются, – спросила она.

Подошла Александра и с тревогой ждала ответа.

– Слава богу, председатель их разрешил молебен провести. Потушили, как только попы обход сделали, так и погасло помаленьку. Старики говорят, что пожар неспроста, быть голоду и лихому времени! – Ответил Николай.

– Да они правильно говорят, каждый день отдай в колхоз с одной коровы по ведру молока, пять яиц, а куры через день несутся. А если не в колхозе состоишь, так и зерна и сена, чего только не придумали. Где это видано? Спину гнём с утра до вечера, а они одно заседают, о мировом коммунизме мечтают да ездят, как татары дань с домов собирают! – Гневным голосом проговорила мать.

Павлин, сводный брат Николая, худой, темноволосый, с красным носом в форме капли, длинными жилистыми руками, помогал по хозяйству и выполнял наравне с ним всю крестьянскую работу. Трудолюбивый, спокойный по характеру, зимой долгими вечерами он чинил упряжь. Осенью, обмолачивал с братом собранное зерно в овине по-старому: били палками с цепью на конце, потом отряхивали, снопы складывали, а зерно бережно собирали.

Весной вместе с Николаем пахали поле, а летом заготавливали сено. Дрова рубили зимой, иногда по колено в снегу, затем складывали на санки и вывозили из леса к избе.

Главной страстью Павлина была охота. Она заполняла всё свободное время. Редкий день он возвращался с пустыми руками из леса, а в основном приносил птицу, лис или зайцев. Один изъян у него был, любил выпить. Из-за этого и жил бобылём.

Со временем Аня открыла в муже ласкового, доброго человека и привязалась к нему всем сердцем.

Часто, он ранним утром говорил ей:

– Ты поспи ещё, я сам в печку дров подброшу.

Она полюбила его, расцвела бабьем счастьем и была всем довольна. У Анны, через год, как и положено, родился ребёнок. Решили отпраздновать это событие. Николай не помнил себя от радости. Даже Александра «оттаяла» и выставила на стол несколько бутылей самогона. У Павлина «засверкали» глаза.

– Вот это верно. Наследник родился, да такой крепыш, надо как полагается отметить, чтобы жизнь задалась, – сказал он с довольной улыбкой, потирая руки.

Приехала семья Анны, поздравлять с первенцем. Одарили нехитрыми гостинцами и сели за стол.

– Какое же имя сыну выбрали? Димитрий, как водится для первого мальчика? – Поинтересовалась мать Анны.

– Этот святой был покровителем нашего Вологодского края.

– Муж назвал Василием, – ответила дочь, со счастливой улыбкой. Когда священник в Замошье крестил, даже не пискнул, значит кормильцем и добрым хозяином вырастит. Батюшка окрестил тайно на дому, если большевики узнают, быть беде. В соседнем селе Никольское священника заживо в землю закопали, за то, что он молебен об упокоении царя Николая отслужил. Все церкви закрыли ироды. А нашу маленькую, по бревнам Колька Пименов растащил, потом волокушу привязал и завалил. Так через полгода, сам под ней и умер. Заснул пьяный на краю делянки, вот и расплата! Плакаты повесили – «Религия – опиум для народа, смерть попам». А кому они мешали? Как тяжело или беда случится, куда идешь? В церковь!

Раздался стук колотушки в ворота. Они услышали, как кто-то крикнул: