Виктор Хорошулин - «От тюрьмы да от чумы…». Путь доктора Коффера Страница 2

Мы с сестрой слушали, держа в руках по краюхе хлеба, обильно политых мёдом. Возле каждого из нас – по кружке молока.

– Даже отдать тебе свой мёд? – недоверчиво спросила Анхен.

Дядя Клаус сделал глубокий вздох и, широко улыбнувшись, продолжил:

– Я пытаюсь убедить их со мной поделиться. И никогда не забираю все их запасы. К тому же всегда прошу прощения за причинённый вред. Это – важный закон леса. – Взгляд его стал серьёзным. – Конечно, если у пчелиной семьи забрать весь мёд, то зимой они просто погибнут. Но я всегда оставляю им достаточное количество пропитания, чтобы на следующий год не искать по всему лесу другой рой, а вновь прийти к тому же дуплу и снова взять из него мед. Только сначала ставлю на такое гнездо свою особую метку, ведь по закону дикие пчёлы никому не принадлежат, а мёд и воск становятся собственностью первого, кто им завладеет. Частенько я даже помогаю пчёлам, собственноручно вырубая им в толстых деревьях дупла – борти, причём такие, с которыми мне самому будет удобно работать.

– Расскажи, дядюшка, как ты это делаешь! – нетерпение начинает захватывать и меня.

– Вы ешьте, ребятушки, – кивает на наше хлебно-медовое угощение дядя Клаус. – Для этого я обычно выбираю сосну, растущую в одиночестве среди лип, затем вырубаю в её стволе прямоугольное отверстие и через него вытёсываю дупло длиной в локоть. Посередине этого дупла проделываю другую, гораздо меньшую дырочку – леток, через которую будут влетать пчёлы, а первое прямоугольное отверстие аккуратно затыкаю подогнанной доской. Открываться она будет только тогда, когда мне понадобится сделать что-то внутри гнезда – например, взять соты. Для привлечения пчёл я натираю леток пахучими травами и цепляю к потолку кусочки старых сот. Всё это я тебе потом покажу…

– Дядя, – спросила Анхен, – я знаю, что медведи тоже очень любят мёд. Они часто грабят твои борти?

– Конечно, если устроить дупло на высоте человеческого роста, то такая борть будет лёгкой добычей для медведя, поэтому и приходится забираться повыше.

– Но с дерева можно упасть, – испуганно прошептала Анхен.

– Бог с тобой, детка, – добродушно усмехнулся Клаус. – Поясню вам, любопытным. Изготовлением борти и всеми последующими делами я занимаюсь, набросив на ствол широкий плетёный пояс из кожи или липового лыка и опираясь на него поясницей, а ногами – на деревянную подставочку, крепящуюся к стволу верёвкой. А чтобы затруднить разорение пчелиного гнезда, я обрубаю все сучья под ним, а ещё вешаю увесистый обрубок бревна, нижний конец которого свободно болтается. Полезет медведь в борть, отведёт в сторону бревно, а оно, как и положено маятнику, тут же вернется и стукнет его по морде или по лапе. И чем яростнее зверь будет лупить по обрубку, тем сильнее будут ответные удары – пока грабитель не поймёт, что это не его добыча…

Мы дружно рассмеялись. Я живо представил себе незадачливого воришку, улепётывающего от злосчастного дерева с бревном.

– И много у тебя таких пчелиных домиков?

– С дюжину наберётся… – загадочно произнёс дядя. – И из каждого я осенью забираю по двадцать-тридцать фунтов мёда. Мне самому так много не надо, ведь я живу бобылём, но я мечтаю, чтобы ты, Петер, поступил в университет и стал учёным человеком. А для этого нужны деньги…

Мне стало неловко. Выходит, дядюшка уже задумался о моём будущем. А я как-то до сих пор подобных мыслей и вовсе не имел…

– Но сначала пчелиные семьи в лесу необходимо найти… – заговорил я. – Как ты это делаешь?

– Я ловлю пчёлку на лугу и повязываю ей на ножку ниточку. Потом выпускаю и слежу, куда она полетит… А летят пчёлы всегда домой, в свою борть.

– А ты не боишься пчёл, ведь они так больно кусаются? – в растерянности спросила моя сестрёнка.

– Пчела жалит только грешников, – улыбнулся дядя. – К тому же – вот мой оберег, – он похлопал себя по татуировке на плече. – А вообще-то, отправляясь за мёдом, я надеваю грубую и закрытую одежду, лицо при этом защищаю мешковиной. Вдобавок отпугиваю рассерженных пчёл дымом… Правда, всякий раз они меня всё равно жалят пять-шесть раз. Но это совсем не опасно, даже полезно. Страшно, если на человека нападёт целый рой…

Снаружи зашумели деревья. Видно, приближалась гроза. Анхен зябко поёжилась и уставилась на яркое пламя свечи.

– Вот ты сказал, что со зверюшками можно поговорить, а бывает так, что они тебя не слушаются или делают всё наоборот? – задал я терзающий меня вопрос. Дело в том, что мне никак не удавалось договориться по-хорошему с соседскими собаками и не раз приходилось спасаться от них бегством.

– Случается и такое, – усмехнулся дядюшка. – Ведь, как и мы, все они имеют свой характер!

Добрые глаза дяди, сверкая в пламени свечей, словно лучились таинственным и весёлым светом. Наверное из-за этого чудесного взгляда мы с Анхен и прозвали дядюшку Клауса «повелителем пчёл».

– И ещё одна удивительная особенность, – продолжал тот, допивая своё молоко, – звери, птицы и рыбы, сбившись в стаю, стадо или косяк, становятся неуправляемыми и начинают подчиняться каким-то совершенно иным законам. Знаете, детки, что люди, попав в толпу, тоже думают, говорят и поступают одинаково. И не всегда разумно и логично! Словно какой-то бес вселяется в них и руководит их, подчас опасными или жестокими деяниями. Вспомните, как весной крестьяне забили камнями старушку, обвинённую в колдовстве… Поэтому я и предпочитаю одиночество и уединение… А теперь, укладывайтесь спать…

Случалось, что дядюшка будил нас рано утром.

– Собирайтесь, пойдём на озеро. Погодка сегодня замечательная! Половим угрей, вы ведь любите рыбалку, детки?

Нас дважды упрашивать не надо! И вот мы уже шагаем к лесному озеру, а дядя рассказывает:

– …Осенью зайцы линяют не сразу. Сначала у них белеют лапки и низ брюшка, тогда охотники и говорят: «заяц в штанах». Потом у косого белеет весь живот…, – дядя отодвинул от лица наклонившуюся ветку ольхи. – А самые любимые заячьи места – это низкорослые ели, прогалины, обмякшие серые папоротники…

Вдруг, за очередным поворотом тропинки мы видим стоящего шагах в пятидесяти от нас красавца оленя, высоко вскинувшего свою ветвистую голову… Мы замираем и несколько мгновений смотрим друг на дружку, но тут горделивый зверь недовольно фыркнув и, мелькнув своим светлым подхвостьем, с топотом и треском врезается в кусты…

– Передавай привет своим оленятам! – весело кричит ему вслед дядя.

А вечером, уплетая жареную рыбу, мы слушаем очередной рассказ «повелителя пчёл».

– Наш город получил название от рыцарского замка – Инстербург, – негромко говорит тот. – Который был заложен почти четыреста лет назад магистром Тевтонского ордена Дитрихом фон Альтенбургом, выдающимся военачальником и умелым строителем.

Я представил себе грозного рыцаря, держащего в одной руке меч, а в другой – строительный мастерок.

– Во времена крестоносцев здесь после жестоких пыток была сожжена последняя ведьма Восточной Пруссии. Её содержали в подвале замковой башни без еды и воды…, – дядя вопросительно взглянул на нас. – Хотя, если вам страшно, я не буду рассказывать о тех временах…

Мы тут же заявили, что нам вовсе не страшно, а наоборот, жутко интересно.

– Ну, тогда слушайте дальше. В Инстербурге даже сейчас многие события связывают с колдовством. Вот вам история о девочке Вероне, которую взяла на воспитание семья башмачника. Со временем девочка превратилась в красивую девушку… и обучилась колдовству. Ей доставляло удовольствие рушить крепкие немецкие семьи. Немало счастливых браков распалось, благодаря её козням. Вот старейшины города и решили покарать Верону. Зимой они прорубили в реке прорубь, в которой и утопили несчастную…

Мы все молча перекрестились. Вздохнув, дядя Клаус продолжал:

– А через некоторое время Верона стала приходить в город каждую ночь и уводить на его окраину по одному мужчине, которого утром находили повешенным…

– Как страшно, – прошептала Анхен. – И что же было потом?

– А ничего, – пожал плечами дядюшка. – Люди молились Господу, и тот помог им. Верона пропала… Иначе город бы полностью обезлюдел…

«Это —хорошо» – подумал я. Как-то не хотелось встречаться с духом красавицы, которая потом заставит тебя повеситься. Я видел повешенных на рыночной площади Инстербурга. Зрелище не самое привлекательное, смею вас заверить…

– Ну, раз уж мы завели речь о духах, то придётся мне вам поведать и о призраках, если это не напугает маленьких детишек…

– Мы не маленькие, – попробовал возмутиться я. – Хотя, Анхен может идти ложиться спать!

– Нет, я тоже буду слушать! – заявила сестра. – Мне ничуточки не страшно!

– Ну, хорошо, – улыбнулся дядя Клаус и закурил трубку. – Пожалуй, самыми известными призраками нашего города можно считать души прусского князя Камсвикуса и его супруги…