Юрий Курик - Золото для дураков Страница 2

В день святых первоапостолов Петра и Павла 28 июня 1762 года гвардейцы Семёновского, Измайловского, Преображенского полков, поддержанные дворянами и жителями столицы, возвели Екатерину на престол России и нарекли её императрицей.

Переворот и захват власти прошёл быстро, лихо и без крови.

Смерть Петра III относить к жертвам переворота даже неудобно. Ему по отречению от престола предписали жить в Ропше под присмотром гвардейцев.

Карл Петер Ульрих, насквозь западный нежный организм, самонадеянно решил пображничать с гвардейцами. На халяву думал и уксус шампанское! Гвардейцы, вообще, после первого литра на нос только начинают рейнвенским водку запивать.

168-дневное царствование окончательно подорвало силы Петра. Он не выдержал алкогольного забега с собственной охраной и сгорел на работе. Жил дурно, правил скверно, умер незаметно…

…Екатерина II тряхнула головой, прогоняя воспоминания.

Глянула придирчивым взглядом голубых глаз на себя. Лёгкими движениями нанесла на лицо едва заметный слой итальянской пудры. Придирчиво оценила работу. Довольная осмотром, позвонила в колокольчик. Мелодичный звук валдайского звона ещё не затих, как в спальню впорхнула дежурная фрейлин – графиня Анна Степановна Протасова.

– Что угодно, Ваше императорское величество?

Екатерина Алексеевна нахмурила брови и недовольно буркнула:

– Анна Степановна, не чинись! Чай не на балу!

В знак согласия графиня Протасова, доверенная фрейлин императрицы, присела в глубоком поклоне с подобающим наклоном головы.

– Анна Степановна, – продолжала Екатерина. – Кто сегодня на дежурстве камер-юнгфер?

– Екатерина Ивановна Шаргородская.

– Чудесно. Пришли её. Буду одеваться.

– Не рано ли, Ваше высочество? Семь только-только доходит…

– У меня спозаранку доверительная аудиенция со статс-секретарём Адам Васильевичем Олсуфьевым и Василием Евдокимовичем Ададуровым.

– Так Ададуров-то в ссылке.

Екатерина усмехнулась.

– Вспомнила баба, как девкой была. Он третьего дня в столицу приехал по моему указу.

Анна Степановна понимающе кивнула головой, а Екатерина продолжала:

– Завтрак подай на троих в кабинет. Кофе, как обычно, фунт на 5 чашек, телятина отварная с квашеной капустой, смородиновое желе и рейнвейна графин.

Екатерина замолчала. Анна Степановна насторожилась.

– Что ещё?

– Сама лично проследи, чтобы около кабинета никто…. Понимаешь меня? Никто – ни слуги, ни дворня, ни гости, ни ходатаи…. Никто не шнырял, не подслушивал. Ты меня поняла?

– Поняла, Екатерина Алексеевна. Неужто я совсем глупая. Беседы с графом Олсуфьевым заведомо секретные. Прослежу лично, будьте покойны.

После паузы добавила:

– Шаргородскую-то сразу прислать?

– Конечно.

***

Первым без четверти восемь прибыл Василий Евдокимович Ададуров. В 1758 году он был арестован вместе с приверженцами А. П. Бестужева-Рюмина по подозрению в государственном перевороте. Переписку между ним и Екатериной удалось уничтожить. Следствие не доказало причастность к заговору ни Ададурова ни самой Екатерины. Тем не менее, Василий Евдокимович до апреля 1759 года находился под домашним арестом. Позднее его отправили в ссылку помощником губернатора в Оренбурге.

Екатерина отчаянно нуждалась в умных и верных помощниках.

Гвардейцы хороши при захвате власти. Для управления огромной страной их военных мозгов, опалённых порохом и раненых водкой, явно не хватало.

Сразу по восшествию на престол, Екатерина вернула из ссылок нужных ей людей. В их числе значился и учитель русской словесности 16-и летней Екатерины, автор первой русской грамматики, математик, филолог, будущий куратор Московского университета, президент московского отделения Мануфактур-коллегии В. Е. Ададуров.

Со времени ссылки это была их первая встреча.

– Василий Евдокимович, обиды на меня не держишь?

– За что? – удивился Ададуров.

– Что беду не смогла отвести…. За ссылку…

– Екатерина Алексеевна, в то время это было выше Ваших сил. Спасибо, что не забыли старика в степях Оренбурга. Вернули в столицу, дали возможность Вас лицезреть в могуществе на вершине славы и власти.

– Ах, Василий Евдокимович! Сесть на престол оказалось проще, чем мы думали и гадали. Вот удержаться на нём задачка. Ох, непростая!

– Претенденты появились?

– Не без этого. Порулить страной каждый желает. Кое-кто уж второй раз из сидельца крепости царя всероссийского сотворить пытается, и мне корону лопатой поправить желают.

– Кто же смельчаком сказался?

– Поручик один из крепостной стражи склонил на свою сторону часть охранников, и предприняли попытку освободить Ивана.

– Господи! Эдак и мятеж случиться мог!

– Конечно, мог, но не получился. Стража, по полученной инструкции по возникновению малейшей возможности незаконного освобождения узника или его побега, должна принять решительные меры по пресечению оных обстоятельств.

– Это как?

– Василий Евдокимович! Вы, право слово, совсем одичали в своём Оренбурге.

– Есть такое, Ваше Высочество! Края дикие и от больших дел далёкие! Так что с узником-то стало? Его в другой раз снова, как знамя поднимут?!

– Не поднимут. Закололи Ивана при попытке его освобождения бдительные стражники.

Своего отношения к убиенному Ивану Ададуров высказать не успел. В кабинет вошёл граф Олсуфьев. Сначала подошёл к руке Екатерины II и только потом сердечно поприветствовал Ададурова.

Екатерина позвонила в колокольчик.

Графиня Анна Степановна мгновенно вошла в кабинет, неся на руках серебряный поднос с ароматным кофеем, разварной телятиной с квашеной капустой и золотыми розетками, наполненными вареньем, желе, цукатами….

В центре подноса красовался графинчик богемского стекла с рейнвейном в окружении трёх стаканчиков червонного золота.

– Господа! Прошу Вас разделить со мной утреннюю девичью трапезу и заботы о благополучии государства российского.

В доме царствующих особ отнекиваться не принято.

Кофей был крепким, телятина духмяная, рейнвейн душист. Обыкновенная светская беседа не клеилась.

Наконец Екатерина начала разговор по существу:

– Адам Васильевич, до Вашего прихода я начала объяснять Василию Евдокимовичу трудности управления государством. Эйфория победы по случаю вступления на престол улетучилась. Из реалий жизни вытекают задачи государыни, то есть мои обязанности перед народом российским…

Ададуров и Олсуфьев знали Екатерину давно. Любили её и благоволили к движениям души молодой императрицы. Внимательно вслушивались в разумные слова, несмотря на общеизвестность приводимых ею примеров.

Екатерина размеренным, тихим, твёрдым голосом продолжала:

– … народы наши пребывают в невежестве, нищете и пьянстве. Даже дворяне каждый восьмой из сотни безграмотный, и только десятый разумеет лишь начальную грамоту и может поставить под документом свою подпись, а не крестик. От этого в государстве не приживаются и не развиваются мануфактуры. Стыдно сказать, господа, на дворе 18 век, а у нас на всю огромную страну шесть сотен предприятий. Мы не можем обеспечить ни армию, ни флот сукном собственной выделки. Вынуждены покупать иноземную ткань. Господа, оглянитесь! Любой готовый товар нам везут из Парижа, либо из Германии, либо из Голландии. Даже золото нам продают китайцы. Свой готовый товар качеством плох и видом неказист. Вот и продолжаем торговать с иноземцами, как Пётр I, пенькой да смолой. А как продадим всё сырьё, чем далее займёмся? Что делать будем? Коровам хвосты крутить, навозом торговать и зубы на полке считать?

Вопрос государыни повис в воздухе.

Ни Ададуров, даром, что математик и человек учёный, ни Олсуфьев – мастер первой руки в денежных делах, – не знали, какова судьба России, если у неё в один чёрный понедельник окончится всё сырьё. Встали утром, и нет сырья – ни пуда, ни полпуда, ни литра, ни ста граммов, ни кубометра, ни дециметра. Нечем торговать, нечего делить, нечего воровать. Одним словом, коллапс, амбец, последний день Помпеи в отдельно взятом государстве.

Екатерина не стала ждать ответа на поставленный вопрос и продолжила:

– … нужно просвещать наши народы и вытаскивать их из тьмы невежества и пьянства. Открывать в губернских уездных городах государевы всесословные школы, училища и мануфактуры. Производить в оных достаточно грамотных людей, чтобы у каждого дела можно было поставить российского человека, а не француза или немца, как сейчас…

Ададуров довольно улыбался, слушая речь своей ученицы. Не удержался от нарушения этикета и прервал её вопросом:

– Екатерина Алексеевна, а как быть с женским образованием?

– Василий Евдокимов, вы помните наши разговоры во времена оные?

Ададуров кивнул головой в знак согласия.

– Я, по сию пору, – продолжала Екатерина. – Почитаю женщину за основу семьи. Она, мать и жена, даёт своим детям воспитание и наказ жизненный. Как женщины воспитают своих отроковиц и отроков, таким и будет государство. Нам нужны люди с новыми убеждениями, свежими мыслями и обновлённым бытом. Таких людей может воспитать только грамотная, образованная мать. Потому, решила я открыть два женских института. Смольный для благородных и Новодевичий для мещанских девиц.