Всеволод Соловьев - Приключение на даче Страница 2

— Ничего нѣтъ легче — все можетъ устроиться какъ бы случайно. Оставьте его обѣдать. Мы засидимся за кофе, потомъ отправимся гулять и не замѣтимъ какъ уйдетъ послѣдній поѣздъ… Ну, и въ поневолѣ должны будете предложить ему остаться ночевать…

Конечно, тутъ не было ровно ничего неприличнаго и невозможнаго, и Анна Павловна хотя и храбрилась днемъ, но и сама не безъ трепета помышляла о ночи. Она рѣшилась послѣдовать совѣту Настасіи Ивановны.

Между тѣмъ Рачинскій, внимательно разсматривая альбомы, все же не могъ не замѣтить этихъ таинственныхъ перешептываній. «Ужъ не разсказываетъ ли она этой старой вѣдьмѣ нѣкоторые эпизоды изъ моего ухаживанья», подумалъ онъ. «Быть можетъ лѣтняя природа и эта деревенская обстановка Повысили мое шансы… Хорошо бы это было! она, право, кажется, опять похорошѣла… и ужъ если тутъ дѣйствительная строгость нравовъ… такъ вѣдь что же… я съ величайшимъ бы удовольствіемъ и женился на ней… пора, давно чувствую, что пора жениться»…

III.

Хозяйка была необыкновенно любезна. Она показала Рачинскому свой садъ, цвѣты, огородъ. Потомъ повела его въ рощу, спустилась съ нимъ къ берегу рѣчки «на свое любимое мѣсто», какъ она увѣряла. Она восхищалась природой, каждымъ цвѣткомъ, каждымъ кустикомъ и заставляла и его восхищаться, хоть онъ вовсе не былъ любителемъ цвѣтовъ и кустиковъ.

Наконецъ, Анна Павловна устала и очень мило оперлась на его руку, и глядѣла на него съ такой прелестной, кокетливой минной, что онъ чувствовалъ себя весьма довольнымъ.

— Вы конечно отобѣдаете со мной? — сказала она.

— Я разсчитываю пробыть у васъ никакъ не больше получасу, но у меня не хватаетъ силъ отказаться отъ вашего милаго приглашенія…

— Еще бы вы отказались!..

И она повела его назадъ въ домъ, въ столовую, гдѣ Настасія Ивановна уже приготовляла отличную ботвинью.

Сели за столъ.

Рачинскій думалъ: «Если бы Анна Павловна въ Петербургѣ была бы хоть въ половину такъ мила со мною, я давно бы почелъ себя счастливѣйшимъ человѣкомъ! Что же значитъ эта неожиданная внезапная перемѣна. Какъ она глядитъ! Какъ она глядитъ! Нѣтъ, это не просто любезность хозяйки. Какой это добрый геній надоумилъ меня сегодня сюда заѣхать?..

— О чемъ это вы задумались? — спросила Анна Павловна,

— Я завидую вашему счастью… У васъ самая прелестная дача въ мірѣ, и все, что я здѣсь вижу, заставляетъ меня убѣждаться, что идеалъ Руссо былъ истиннымъ идеаломъ.

— Сколько помнится, съ тѣхъ поръ какъ я васъ знаю, вы не разу еще не вздыхали по деревнѣ, и у васъ всѣ привычки петербургскаго жителя, — замѣтила Анна Павловна.

— Вотъ я за это и былъ наказанъ, — сказалъ Рачинскій, — я теперь ненавижу Петербургъ, и вы знаете, имѣю ли я на это право… И искренно полюбилъ деревню… „lа compagne m'est beaucoup plus faborable que la ville“.

Анна Павловна слегка покраснѣла и сдѣлала маленькую гримаску. Однако Рачинскій подмѣтилъ нѣчто ободряющее и въ этомъ румянцѣ и въ этой гримаскѣ.

— Позвольте я вамъ налью краснаго вина, — любезно обратилась къ нему Настасія Ивановна и постаралась налить стаканъ какъ можно полнѣе.

Дѣло въ томъ, что она по нѣкоторымъ, одной ей извѣстнымъ признакамъ, заподозрила храбрость Рачинскаго; къ тому же онъ не казался ей очень сильнымъ. Она подумала, что его непремѣнно нужно немного возбудить для того, чтобы въ случаѣ нападенія, онъ могъ представить изъ себя надежнаго защитника. И вотъ она собственноручно наливала ему уже четвертый стаканъ и при этомъ необыкновенно любезно ему улыбалась.

„Нѣтъ она не старая вѣдьма, — подумалъ Рачинскій, — она очевидно за меня и можетъ быть даже какъ-нибудь поможетъ моимъ завоевательнымъ планамъ… иной разъ эти сантиментальныя старыя дѣвы — просто находка“!..

— Вамъ нравится эта дача! — заговорила Настасія Ивановну — и вы совершенно правы и дѣйствительно, здѣсь просто рай земной… особенно по ночамъ…

— По ночамъ? — спросилъ нѣсколько озадаченный Рачинскій. — Отчего же именно по ночамъ?

Настасія Ивановна замялась.

— Да потому что въ нашей рощѣ удивительно поютъ соловьи, — наконецъ нашлась она.

— О Шиллеръ! — чуть было громко не вскрикнулъ Рачинскій.

„Богъ ихъ знаетъ, что у нихъ тутъ такое! — подумалъ онъ, — мнѣ во всякомъ случаѣ пора и честь знать, не то пропущу послѣдній поѣздъ“.

Онъ взглянулъ на столовые часы и съ удивленіемъ замѣтилъ, что еще очень рано. Справляться же со своими часами ему казалось не совсѣмъ приличнымъ, тѣмъ болѣе, что Анна Павловна въ это время глядѣла на него очень ласково.

Однако онъ все же рѣшилъ проститься.

Но обѣ дамы наотрѣзъ отказались его выпустить, онѣ объявили, что ему остался еще часъ до отхода поѣзда, а станція всего въ пяти минутахъ ходьбы.

„Меня хотятъ удержать, — это ясно, — подумалъ Рачинскій, — я даже почти увѣренъ, что онѣ перевели часы. Но чего же имъ отъ меня нужно?.. ничего не понимаю?!.

И онъ снова сѣлъ на свое мѣсто. Анна Павловна очевидно старалась заговорить его. Она перебирала все — и общихъ знакомыхъ, и журнальныя новости, а подъ конецъ даже вдалась въ длинныя разсужденія по поводу Россини и Мейербера… И говорила, говорила, и такъ говорила, что перебить ее оказалось невозможнымъ.

Наконецъ, она созналась, что теперь пора на станцію и вызвалась проводить Рачинскаго. Настасія Ивановна желала тоже прогуляться. Но такъ какъ садится роса и становится сыро — они должны потеплѣе одѣться. Онѣ сейчасъ, сейчасъ будутъ готовы. M-r Рачинскому не долго придется прождать ихъ и онъ никакимъ образомъ не опоздаетъ на поѣздъ.

И вотъ онъ одинъ въ столовой. Онъ взглянулъ на часы и убѣдился, что его предположеніе было справедливо — стрѣлка столовыхъ часовъ отставала на цѣлый часъ. Онъ ждетъ, ждетъ, наконецъ дамы возвращаются въ шляпахъ и накидкахъ. И въ эту самую минуту изъ растворенныхъ оконъ слышится свистъ уходящаго послѣдняго поѣзда.

— „Я такъ и зналъ, что онѣ перевели часы“ — говорилъ про себя Рачинскій.

Аннѣ Павловнѣ остается только предложить ему переночевать у нея въ домѣ, что она и дѣлаетъ очень любезно.

IV.

Комната, назначенная для Рачинскаго, была рядомъ съ маленькой гостиной, выходившей на балконъ. Любезная хозяйка съ необыкновенной предупредительностью озаботилась комфортомъ своего гостя и съ перваго же взгляда онъ убѣдился, что ему здѣсь будетъ отлично. Онъ закурилъ сигару, подсѣлъ къ открытому окошку и сталъ размышлять о своемъ положеніи.

«Никогда не случалось со мной ничего подобнаго, — думалъ онъ, — что здѣсь былъ заговоръ, въ этомъ для меня нѣтъ сомнѣнія: перевели часы, полчаса собирались провожать меня — все это что-нибудь да значитъ… Но зачѣмъ же я имъ? Къ чему эта комедія?… Если хотѣли только надо мною посмѣяться, такъ вѣдь подобная насмѣшка вовсе не зла и не остроумна… А между тѣмъ очевидно, что тутъ какіе-то планы… Я всю зиму ухаживалъ за Анной Павловной и, долженъ сознаться, совсѣмъ неудачно, но быть можетъ она теперь пожелала нѣсколько иначе взглянуть на меня? Какъ знать? Женщины такъ капризны и неожиданны… да и къ тому же лѣто, скука, одиночество… Я вовсе не желаю сыграть роль графа Нулина; но съ другой стороны было бы еще глупѣе не сумѣть воспользоваться случаемъ, который представляется при такихъ счастливыхъ предзнаменованіяхъ».

Тутъ Рачинскій припомнилъ всѣ любовныя приключенія, какія только зналъ, и этимъ еще больше подогрѣлъ свою фантазію.

Да и къ чему же, къ чему же бы это Настасія Ивановна заставляла меня пить за обѣдомъ! И потомъ это восхваленіе здѣшнихъ ночныхъ прелестей… и соловьи, и перемигиванія, перешептыванія… Не могу же я оставить все это безъ вниманія. Почемъ я знаю, можетъ быть ужъ какое-нибудь окошко отворено, можетъ быть какая-нибудь дверь таинственно полуоткрыта… Можетъ быть… И вѣдь не могу же, не могу же я уѣхать завтра какъ болванъ… я долженъ по крайней мѣрѣ сдѣлать рекогносцировку вокругъ дома, а въ случаѣ чего-нибудь могу всегда вывернуться и сказать, что вышелъ въ садъ выкурить сигару…

Рачинскій осторожно отворилъ двери и на цыпочкахъ вышелъ въ гостиную. У него невольно замирало сердце отъ волненія и нѣкоторой надежды. Онъ собирался уже пройти къ балкону и только боялся зацѣпить въ потемкахъ за какой-нибудь стулъ, какъ вдругъ надъ самымъ его ухомъ раздался голосъ:

— Боже мой, это вы?!

— Да, это я, — смущенно отвѣтилъ Рачинскій.

Чья-то рука крѣпко схватила его руку.

— Да вы-то кто же? — спросилъ онъ.

— Я, я… Настасія Ивановна, — прошепталъ голосъ.

— Чортъ возьми! — подумалъ Рачинскій, — на нее — то я ужъ никакъ не разсчитывалъ.

И вдругъ ему въ голову пришла ужасная мысль: онъ началъ бояться, не имѣлъ ли онъ несчастья возбудить къ себѣ въ старой дѣвѣ внезапную страсть — въ такомъ случаѣ вѣдь сразу объяснялись всѣ странности ея поведенія и за обѣдомъ, и за весь вечеръ.