Эдвард Радзинский - Николай II Страница 20

Между тем в Москве разыгрывается величественная трагедия.

Все дни до погребения Элла не переставала молиться. На надгробии мужа она написала:

«Отче, отпусти им: не ведают бо, что творят».

Слова Евангелия она восприняла душой и накануне похорон велела привезти себя в тюрьму, где содержался Каляев. Ее ввели в камеру, она спросила:

– Зачем вы убили моего мужа?

– Я убил Сергея Александровича, потому что он был орудием тирании. Я мстил за народ…

– Не слушайтесь вашей гордости. Покайтесь… а я умолю Государя даровать вам жизнь. Я буду просить его за вас… Сама я вас уже простила.

Накануне революции она нашла выход. Простить через невозможную боль и кровь – и тем остановить уже тогда, в начале, кровавое колесо. Своим примером бедная Элла обращалась к обществу, призывая жить по христианской вере.

– Нет! – ответил Каляев. – Я не раскаиваюсь, я должен умереть за свое дело, и я умру… Моя смерть будет полезнее для моего дела, чем даже смерть Сергея Александровича.

Каляева приговорили к смертной казни. «Я счастлив вашим приговором, – обратился он к судьям. – Надеюсь, вы исполните его так же открыто и всенародно, как я исполнил приговор партии социалистов-революционеров. Учитесь смотреть прямо в глаза надвигающейся революции!»

Каляев бесстрашно встретил смерть.

Николай потерял Москву.

Но отцы Интриги знали продолжение: Николай должен вскоре остаться без главной советчицы. Императрица-мать уезжала в Данию, где смертельно заболел ее отец. Теперь при царе остается последняя фигура – дядя Владимир Александрович. Но уже намечен третий удар. Департамент полиции осведомлен: сын Владимира Александровича, Кирилл, разбил семейную жизнь брата царицы Эрни (ту самую «хорошую пару»). Виктория-Мелитта разошлась с мужем. И теперь Кирилл решил жениться на ней и сделать открытым семейный скандал. Это должно вызвать контрмеры – он будет наказан. А это означает, его отец Владимир Александрович должен будет подать в отставку с поста командующего петербургским гарнизоном. Из письма Николая матери в Данию:

«На этой неделе случилась драма в семействе по поводу несчастной свадьбы Кирилла. Ты, наверное, помнишь о моих разговорах с ним, а также о тех последствиях, которым он должен обязательно подвергнуться: исключение из службы, запрещение въезда в Россию, лишение всех удельных денег и потеря звания великого князя. На прошлой неделе я узнал, что он женился… Я имел с его бедным отцом очень неприятный разговор, и как он ни заступался за своего сына, я стоял на своем. И мы расстались на том, что он попросился уйти со службы. В конце концов я на это согласился.

Вместе с тем меня брало сомнение – хорошо ли наказывать человека публично несколько раз подряд. После долгих размышлений, от которых заболела голова, я решил… телеграфировать, что я возвращаю Кириллу утраченные им звания. Уф! Какие это были скучные неприятные дни. Теперь как будто гора с плеч свалилась».

Кто?

Но если допустить, что «камарилья» вознамерилась заменить Николая сильным царем, то кем? Ведь по закону в случае отречения на престол вступал малолетний Алексей. Но Алексей смертельно болен, Алексея можно обойти. Следующий законный претендент – Михаил. Но ведь и он не обладал царственным характером!

Но те, кто организовывал Игру, знают: и Михаила тоже можно обойти. У Михаила роман, и он также думает жениться, причем на особе совсем не королевской крови. О романе, конечно, осведомлен Департамент полиции. По закону о престолонаследии брак лишит его титула великого князя.

«Милая дорогая мама!… Миша написал мне, что просит разрешения жениться. Что не может ждать дольше… Разумеется, я никогда не дам согласия на этот брак. Я чувствую всем моим существом, что дорогой папа поступил бы так же. Изменить закон для этого случая в такое опасное время я считаю решительно невозможным. Помоги мне, дорогая мама, удержать его. Да хранит тебя Господь».

Тогда для кого же все затевалось?

Великий князь Николай Николаевич – «Николаша, Николай Длинный». «Грозный дядя» – так называла его молодежь Романовской Семьи.

Кто видел его на военных парадах, уже не могли забыть… Гусары в черных касках, украшенных волосяным гребнем, на вороных лошадях несутся в карьер на маленькую фигурку – на принимающего парад царя. Среди этой грозной лавины – Николаша – гигант, слившийся с лошадью. И всего за несколько шагов до императора – его великолепный командирский львиный рык: «Стой!» И вмиг остановилась беспощадная лавина. Только тяжелое дыхание людей и коней…

Да, у него был облик царя. И он был известен своими правыми взглядами. Николая Николаевича ведут к цели. Вместо подавшего в отставку Владимира он теперь командующий петербургским гарнизоном. И к нему благоволит Аликс, связанная дружбой с лукавыми черногорками.

Знал ли об этом сам Николай Николаевич? Или как бывает – «знал, но не знал»? Как «знал, но не знал» его предок Александр о том, что хотят убить его отца, императора Павла, и возвести на престол его самого? Во всяком случае, Николай Николаевич честно служил царю во все эти дни потрясений…

Такова соблазнительная версия Кровавого воскресенья. Но… уж очень она романтична. В России обожают найти заговор там, где на самом деле обычно одно разгильдяйство. Кто-то что-то не проверил и кого-то не предупредил… А кто-то решил перестраховаться, позвал войска и удалил царя из Петербурга… По чьей-то глупости или лени обычно и возникают у нас великие и страшные события.

«Учитесь смотреть прямо в глаза надвигающейся революции»

Волна, поднятая Кровавым воскресеньем, была сразу похожа на цунами.

Из дневника К.Р.:

«6 февраля 1905 г. Просто не верится, какими быстрыми шагами мы идем навстречу неведомым, неизвестным бедствиям.

Всюду разнузданность, все сбиты с толку… Сильной руки правительства уже не чувствуют. Да ее и нет».

Все будет – баррикады из опрокинутых трамваев, всеобщая стачка, мятежи в армии. В Крыму восставший крейсер подойдет к берегам – и в имениях великих князей с ужасом будут ожидать обстрела. И «красный петух» пойдет гулять по помещичьим усадьбам. «Иллюминация» – эта злобная шутка сразу стала популярной.

В Петербурге на художественной выставке «Мир искусств» в шумной толкотне, руки крест-накрест, презрительно-насмешливо стоял знаменитый террорист Савинков. Стоял открыто, и никто не осмеливался его выдать…

Вера Леонидовна:

«Бастовали решительно все. Это было как праздник. В Мариинском театре бастовал балет, и даже брат его любовницы, Матильды, – Иосиф Кшесинский бастовал… Я его хорошо знала. Кстати, после революции это участие в забастовке стало его индульгенцией, охранной грамотой. Кшесинский даже стал заслуженным артистом РСФСР – брат царской любовницы. В последний раз я виделась с ним накануне войны. Он умер от голода в блокадном Ленинграде. Завсегдатай ресторанов, гурман, устраивавший пиры на серебре, – умер от голода!»

К осени 1905 года Царская Семья, отрезанная всеобщей забастовкой, сидела в Петергофе, и единственным средством сообщения с Петербургом был пароход. «Хоть вплавь добирайся», – печально острил царь. Казалось, вопрос о падении Николая предрешен.

Вернувшийся из-за границы и добиравшийся на этом пароходе к царю Витте услышал сочувственную речь гофмаршала Бенкендорфа: как трудно будет Царской Семье с пятью детьми искать пристанища у коронованных родственников в Европе.

И все-таки Николай вывел корабль империи из шторма.

Еще летом 1905 года, когда рост революции яростно продолжался, внешне цеплявшийся за «правых» царь делает неожиданный ход. В июне президент США Рузвельт предлагает свои услуги – помочь России и Японии прийти к миру. Царь отправляет в Америку… либерала Витте! Сначала «правые» торжествуют – миссия Витте кажется безнадежной. Слишком многого добились японцы, немыслимо заключить мир на достойных условиях. Но Витте мир заключил. И на условиях, лучших в этих обстоятельствах. Витте триумфально возвращается в Россию. Николай награждает его титулом графа.

В это время у царя осталось два пути: провозгласить Николая Николаевича военным диктатором (и самому постепенно уйти со сцены – на что, видимо, рассчитывала «камарилья») или решиться на то, против чего завещал бороться отец, – реформы и конституция.

Этот путь предложил ему вернувшийся Витте.

«Россия переросла формы существующего государственного устройства… Пока еще есть возможность – надо даровать конституцию, иначе народ вырвет ее…»

Огромного и тучного Витте сменит гигант Столыпин. Два самых знаменитых его министра – высокие. В этом был скрытый комплекс Николая: громадный отец всегда был надежной и крепкой защитой. И он доверял высоким людям.

У Николая хватило гибкости – он согласился на конституцию.

И… заколебался. За спиной Витте Николай продолжал упрашивать великого князя Николая Николаевича стать диктатором. Витте сердился, видел в этом жалкое безволие, он не хотел понять, что рушился мир. То, что создали его прадеды – самодержавие, Николай, как блудный сын, готовился пустить по ветру. На нем должна была закончиться великая самодержавная империя.