Андрей Расторгуев - Атака мертвецов Страница 20

– Слушаю, ваше превосходительство, – спокойно воспринял полковник свое назначение и приступил к отдаче приказаний, организуя рубеж обороны.

Солнце садилось, низко нависнув над горизонтом. Огненный шар нижним краем касался Бейнуненского леса, только что оставленного русскими частями. Последним из них по железнодорожному мосту через Ангерап уходил 104-й Устюгский полк. На счастье, противник его не преследовал. Когда с моста на берег сошли замыкающие колонну солдаты, Ларионов попрощался с полковником Тутолминым, сказав напоследок:

– Оставайтесь на позиции до тех пор, пока арьергарду не будет угрожать опасность быть отрезанным. А вообще поскорее соберите здесь весь полк и найдите штаб своей 57-й дивизии. От него и получите дальнейшие указания.

Отдав друг другу честь, они расстались. Перед самым закатом Ларионов увел сводный батальон из остатков рот 103-го полка вместе с 5-й батареей в Буйлиен. А на следующий день узнал, что полковник Тутолмин простоял с арьергардом всю ночь до утра двенадцатого сентября. За это время к Даркемену подошли части 20-го немецкого корпуса, которые неотступно преследовали все эти дни 26-ю русскую дивизию. Увидев перед собой заслон, враг не решился переправляться на правый берег Ангерапа. И это сыграло далеко не последнюю роль в благополучном отходе из Восточной Пруссии всей 1-й армии генерала Ренненкампфа.

Глава 7. Первое испытание

– Разрешите, господин штабс-капитан?

Хмельков оторвался от плана крепости, взглянув на молодого офицера, появившегося в дверях. Подпоручик Стржеминский из крепостной саперной роты. Высокий, подтянутый, с аристократически утонченным лицом и живым, пронзительным взглядом, так и сверкающим из-под низко надвинутого козырька запыленной фуражки.

– Входите, – кивнул инженер, бросив карандаш на стол.

Сейчас будет не до планов-схем. Он вызвал подпоручика для нового назначения.

Пройдя в кабинет, Стржеминский встал в центре, четко отдал честь, щеголевато щелкнув каблуками. Затем снял фуражку и замер, держа ее на полусогнутой руке.

«Не перекрестился», – мимоходом отметил штабс-капитан, памятуя об иконке в углу за спиной. Впрочем, ничего удивительного в том нет. Хмельков прекрасно знал, что его подчиненный не просто поляк, а отпрыск старинной дворянской фамилии. Хоть родился он и вырос в Минске, воспитывали барчука в семье со строгими католическими традициями. И характер – не приведи господи. Признает равными лишь чистокровных аристократов, и то далеко не всех. Отсюда и постоянные конфликты со своими сослуживцами. Не ужился как-то с ними с самого начала. Что это? Зазнайство избалованного сноба или свойственная молодым горячность?

Возможно, виной всему более чем настороженное отношение к полякам – почти как и к немцам. Правда, здесь, в Осовце, поляков полным-полно. Чай не где-нибудь, а в Польше стоит. Вон и начальник крепостной артиллерии – Бржозовский Николай Александрович – тоже польских кровей. Уважаемый всеми офицер, между прочим. Стржеминский по сравнению с этим седым, умудренным богатейшим жизненным и боевым опытом генералом попросту наивный, заносчивый щенок. Но, надо признать, дело свое знает. Неплохой специалист может получиться из этого подпоручика. Если, конечно, за ум возьмется и голову свою горячую где-нибудь не сложит по глупости.

Значит, надо работой загрузить, чтобы продыху не было и не оставалось времени на эту самую глупость. Пускай в труде самосовершенствуется. Чего-чего, а работы в крепости навалом…

Говорить на отвлеченные темы, а уж тем более вести долгие душеспасительные беседы Хмелькову не хотелось. Да и не умел он этого, если признаться. Потому сразу перешел к делу:

– Командованием принято решение усилить инженерные части в Осовце. Нам придана еще одна саперная рота, которая прибудет завтра. Вас, подпоручик, я назначаю в эту роту. Мне нужен там помощник, хорошо знающий крепость, ее сильные и слабые стороны. На первых порах будете руководить фортификационными работами, пока вновь прибывшие офицеры войдут в курс дела. Задача ясна?

– Так точно, – не моргнув глазом, отчеканил поляк, но тут же спросил: – Нельзя ли конкретнее определить круг этих задач?

– Он слишком обширен. Первоочередные я вам обрисую, а дальше посмотрим. Вот, к примеру, взгляните, – Хмельков повел рукой, приглашая подпоручика пройти к столу, взял карандаш и очертил им часть схемы. – У нас в плачевном состоянии Гониондз. Его надо укреплять. Хотя бы редюитом[43] из группы окопов, ходов сообщения, проволочных сетей и блиндажей на высотах – вот здесь, у еврейского кладбища. Дальше до Центрального форта очень слабая полевая позиция. Проходит по песчаным холмам на совершенно открытой местности…

– Подступы к ней простреливает наша тяжелая артиллерия, – машинально вставил Стржеминский, но сразу опомнился, что перебивает старшего: – Прошу прощения.

– Ничего, – нехотя бросил штабс-капитан. – Вы правы. Эта задача, в общем-то, не из первейших. Но есть и другие. Устройство тяжелых убежищ, особенно на недостроенном Новом форте. Установка противоштурмовых орудий и пулеметов на оборонительных гласисах[44], оборудование пехотных позиций, проволочных заграждений. Одна Гончаровская гать чего стоит. Песчаные бугры да болото. Четыре участка, на которых вообще не велись никакие инженерные работы. А это, между прочим, путь, по которому противник довольно легко может перейти Бобр. Поэтому здесь нужно создать позиции для боевого охранения с линиями заграждений на островах, а также в тылу для батарей. И это лишь начало большой и кропотливой работы.

Снова положив карандаш, Хмельков пристально посмотрел на подпоручика.

– Каковы сроки? – только и спросил тот.

– Кто бы знал, Владислав Максимилианович. Кто бы знал… В лучшем случае врага вообще сюда не допустят, и наши труды никому не пригодятся. А в худшем… От нас до Восточной Пруссии рукой подать. Один переход, и мы уже в осаде. Если не будем готовы… Даже и думать не хочу.

Штабс-капитан как в воду глядел.

Уже двадцать первого сентября под стенами крепости появились немцы – одна ландверная[45] дивизия. Пять суток они подтягивали пушки, устанавливая их на позиции. Разведка доносила, что у германцев никак не меньше пятидесяти орудий, в основном 105-миллиметровые гаубицы, а еще две батареи мортир калибром в два раза больше. Позже летчики насчитали всего шестьдесят стволов. Это благодаря стараниям Васьки Вишнякова, старшего унтер-офицера крепостного авиаотряда. Лихой малый и летчик от бога. Даром что деревенщина. С ним Стржеминский познакомился, когда его направили осмотреть с воздуха предполагаемый район боевых действий для определения наиболее слабых мест в обороне. Вообще-то в аэроплан тогда должен был сесть Хмельков, но у того нашлись какие-то неотложные дела, и в итоге полетел Владислав.

Сухо поприветствовав незнакомого летчика, он вкратце изложил суть задания и вскарабкался в кабину, стараясь не выдавать волнения. До этого никогда еще не приходилось отрываться от земли, тем более на такую высоту. А вдруг у него акрофобия?

Заработал мотор. Поднятый вращающимся пропеллером ветер принудил опустить хлястик фуражки на подбородок. Подпрыгивая на неровностях, аэроплан бодро покатил по летному полю и, набрав скорость, круто взмыл вверх. Тряска вдруг прекратилась, Владислава вжало в сиденье, земля стала быстро удаляться. Маленькие домики внизу, луга, деревья казались игрушечными, будто сделаны из папье-маше или вылеплены из пластилина.

Опустив крыло, Вишняков заложил крутой вираж, от чего у пассажира перехватило дух и закружилась голова. Но при этом он испытал небывалый восторг. Боже, как, должно быть, счастливы птицы, постоянно паря в облаках!

Наслаждаясь полетом, Стржеминский совсем позабыл о своем задании. Только и делал, что любовался прекрасным видом сверху. Опомнился, лишь когда заканчивали намеченный маршрут. Пришлось попросить летчика зайти на второй круг, а потом на третий…

– Тебя как звать? – спросил Стржеминский уже на земле.

– Васька, – ответил тот по-простому и ослепительно улыбнулся. Чуть погодя добавил: – Вишняков я, ваше благородие.

Еще под впечатлением от полета саперный офицер, не думая, схватил горячую ладонь авиатора и затряс в порыве благодарности, представившись в ответ столь же просто:

– Владислав. Рад знакомству. Откуда будешь?

– Деревня Сорокино. Опочецкий уезд… Ну, это на Псковщине.

Странное дело, но столь низкое происхождение пилота ничуть не смутило потомственного дворянина. Руки не отнял, даже наоборот – стиснул крепче.

– Спасибо тебе, Василий.

– И вам, вашбродь.

– Мне-то за что?

– Ну, сидел бы я щас без дела, а так… Полетали вот…

Они засмеялись и вместе пошли открывать ангар.

– Где летать-то научился? – толкая аэроплан, спросил подпоручик у Вишнякова, усердно пыхтевшего рядом.