А. Сахаров (редактор) - Николай II (Том II) Страница 20

Он размышлял о том, искренен ли в своих монархических убеждениях Председатель Государственной думы и как проверить эту искренность.

Повернувшись от окна к Михаилу Владимировичу, он проникновенно посмотрел наконец в глаза собеседника и спросил его:

– Читали ли вы доклад покойного Столыпина?

Родзянко встрепенулся, он воспринял вопрос Государя как хороший знак.

– Нет, я слышал о нём, но не читал.

– Я ему отказал после проверки фактов, – сказал Император.

– Жаль, – быстро отреагировал толстяк, – всего этого не было бы, Ваше Величество. Вы меня видите крайне взволнованным, мне тяжело было говорить Вам жестокую истину. Я молчать не мог, не мог скрывать опасности положения и возможности страшных последствий. Я верю, что Господь поставил меня посредником между царём и представителями народа, собранными по Его державной воле, и мой долг русского и верноподданного сказать вам, Государь: враги хотят расшатать трон и Церковь и замарать дорогое для нас имя царя. Я всегда помню слова присяги: «О всяком же вреде и убытке Его Величеству своевременно извещать и предотвращать тщатися». Умоляю Вас во имя всего святого для Вас, для России, для счастья Вашего Наследника, – прогоните от себя грязного проходимца, рассейте мрачные опасения верных трону людей…

– Его теперь здесь нет, – быстро сказал Государь.

– Позвольте мне всем говорить, что он больше не вернётся во дворец? – нахально-просительно вымолвил Родзянко.

Государь подумал, помолчал, а затем сказал спокойно:

– Нет, я не могу вам этого обещать.

– Верите ли Вы, Государь, что возбудившие запрос о Распутине в Думе были движимы самыми верноподданническими чувствами преданности к престолу, что их побудили к тому те же чувства, которые заставили и меня Вам докладывать? – с озабоченностью вымолвил Родзянко.

– В вашем докладе я чувствовал искренность и верю Думе, потому что верю вам, – без аффектации сказал Государь. Затем он открыл ящик стола, достал оттуда какую-то папку и протянул её Председателю Думы: – Это доклад Столыпина. Он секретный, и я прошу вас никому его не показывать и не говорить о нём. Я хотел бы, чтобы вы проверили содержащиеся в нём факты и доложили об этом мне конфиденциально. Затем мы с вами решим, что делать дальше…

«Посмотрим, выдержит ли Родзянко испытание и куда записать его после этого – в друзья или во враги?» – подумал Николай. Решив проверить искренность Родзянки, Государь не упомянул о том, что вскоре после первого доклада поступил ещё один документ Петра Аркадьевича, в котором он, проверив факты, опровергал ранее изложенное, назвав его клеветническим вымыслом. Поэтому Николай и не волновался, отдавая доклад Столыпина, поскольку он был уже тщательно проверен и опровергнут.

– Спасибо, Ваше Величество, – умильно пророкотал Председатель Государственной думы, – обещаю, что сохраню всё в секрете…

Государь проводил гостя до мраморной веранды Коттеджа, у которой Родзянку ждала придворная карета, пожелал ему счастливого пути. Громоздкий человек забрался внутрь, устроился на подушках и перекрестился. Кучер щёлкнул бичом, лошади взяли с места.

«Какая удача, что царь отдал мне доклад Столыпина! – подумал Родзянко. – Сейчас приеду в Думу, сразу вызову несколько переписчиков на всю ночь, чтобы сделали для меня десяток копий этого документа, а потом позову Гучкова, члена Государственного совета Карпова, двух-трёх самых доверенных депутатов Думы и расскажу им слово в слово разговор с Императором… Ну, а потом мы решим, что делать дальше!..»

Благороднейшему представителю дворянского сословия, Председателю Государственной думы, столь рьяно борющемуся за государственную мораль, чистоту помыслов и деяний приближённых ко Двору, как-то не вспомнилось, что он только что обещал Императору не распространяться об их разговоре и никому не показывать секретный доклад Столыпина о Распутине до проверки и обсуждения её результатов с Императором. Хотя он и говорил Государю со слезами в голосе о присяге, которую принял, всё это были только слова. Весь разговор о морали, страшных грехах и прегрешениях нужен был только для того, чтобы бросить новую тень на Императрицу, на Царскую Семью. Председатель Государственной Думы, верующий православный дворянин, давно был готов предать своего Государя ради популярности у «общественности» и власти.

12

С раннего утра Николай находился во взвинченном состоянии. Собственно, его нервы разыгрались ещё вчера вечером, когда он узнан, что у Алексея после игры в теннис и возни на площадке разболелся сначала локоть, затем вся рука, а потом, судя по приступам болей, началось нечто, похожее на прошлогодний приступ в Спале. Ребёнок сильно страдал, не мог заснуть ночью, и, когда в восемь с четвертью утра матрос Деревенько принёс плачущего Алексея в спальню и положил его на кровать между ним и Аликс, у Государя оборвалось сердце, как тогда в Спале, когда он зарыдал на глазах воспитателя Цесаревича Жильяра[66]. Сейчас у него тоже набухли влагой глаза, но он сдержал себя, чтобы ещё больше не расстраивать Аликс. А она, такая слабая здоровьем, снова почернела от горя и заботы, но мужественно взяла себя в руки и осталась с сыном в постели, прижав его к себе в надежде облегчить его боли.

Вчера лейб-хирург Боткин ничем не мог облегчить состояние Алексея. Вся надежда была на то, что Ане удастся разыскать Григория Ефимовича и вызвать его в Александрию. Но дежурный флигель-адъютант Митя Ден, которому Император поручил каждый час докладывать, когда будет найден Божий человек, ничего нового до середины дня сообщить не мог.

В назначенное время приехал обер-прокурор Святейшего Синода Саблер[67]. Его доклад Государь обычно выслушивал с интересом и подробно обсуждал. Но сегодня утром доклад отнюдь не успокаивал, как всегда, но вызвал дополнительное раздражение. Глава управления Русской православной церковью привёз самые неутешительные новости. Бывший иеромонах Илиодор, а теперь в миру – расстрига Сергей Труфанов, возненавидев Григория Ефимовича, из фанатичного приверженца Церкви ударился в крайнюю революционную пропаганду.

Обер-прокурор Синода открыл глаза царю на интригу, которую ведёт против Государя, его Супруги, против их Друга этот отщепенец, а самое главное, на тех церковных иерархов, которые фактически покровительствуют Труфанову и стоят за его спиной. Саблер привёл убедительные новые доказательства тому, что епископ Феофан, бывший духовник дяди царя, великого князя Николая Николаевича, передаёт порочащие Семью Государя слухи епископу Гермогену, а тот через Труфанова возводит хулу на Императрицу и, стало быть, на Его Величество.

Обер-прокурор Синода тоже был поражён, что всегда выдержанный и скрывающий свои истинные чувства Государь Император нервно отреагировал на донесение прокурора Судебной палаты Поповского, положенное ему на стол вместе с докладом. У Николая Александровича не только потемнело лицо, но и задёргалась щека – так неприятно поразило его то, что следственная власть установила наконец о бывшем популярном религиозном деятеле. Это был форменный скандал, свидетельствовавший о том, что Русская православная церковь ввергнута интригами нечестивых иерархов в глубокий кризис, отражавшийся на вере народа. Почти абсолютная память Императора так и держала перед глазами текст справки, вынутой напоследок Саблером из папки:

«Сергей Михайлович Труфанов в первой половине 1913 года проживает в хуторе Большом Мариинской станицы 1-го Донского округа, во 1-х, с целью произвести соблазн и поколебать веру среди посещавших его лиц, неоднократно позволял себе в их присутствии: а) возлагать хулу на славимого в Единосущной Троице Бога и на Пречистую Владычицу нашу Богородицу и Присно Деву Марию, говоря, что Иисус Христос не Сын Божий, а обыкновенный человек, родившийся от плотской связи плотника из Назарета Иосифа с Марией, умерший впоследствии на кресте и не воскресший, что Духа Святого не существует, что Матерь Божия простая женщина, имевшая, кроме Иисуса Христа, и других детей, и б) поносил Православную церковь, её догматы, установления и обряды, утверждая, что православная вера – колдовство, священники – колдуны, дурачащие людей, что таинств нет, а они выдуманы мракобесами, что в Православной церкви случилась мерзость и запустение и что в ней нет Христа, Святейший же правительствующий Синод называл «Свинодом»; во 2-х, с целью возбудить между теми же своими посетителями неуважение к ныне царствующему Государю Императору, Государыне Императрице и Наследнику Цесаревичу, позволял себе в присутствии свидетелей произносить следующие оскорбительные для высочайших особ выражения: «На престоле у нас лежит кобель: Государь Император – мужичишка, пьяница, табачник, дурак, а Императрица – распутная женщина, Наследник родился от Гришки Распутина; государством правит не Государь, а Саблер и Гришка Распутин», т.е. обвиняется в преступлениях, предусмотренных 3.П.1 ч.73, 3 п. I ч. и 74 ст. и 1 ч. 103 ст. Уголовного уложения.