Михаил Волконский - Кольцо императрицы Страница 20

– Я спрашиваю, – повторил Ополчинин, – пистолеты у вас?

– Да.

– У меня тоже. А знаете, я люблю проехаться…

Теперь уже выходило, что Ополчинин «любил проехаться». Что касалось Косого, то он смотрел на их поездку именно как на прогулку, и пока был весьма доволен ею.

– Мне на днях рассказывали случай, – начал было снова Ополчинин, но в это время где-то впереди раздался резкий, пронзительный, свист.

И Ополчинин, и князь Иван вздрогнули и невольно натянули поводья. Лошади, тоже обеспокоенные, остановились с поднятыми ушами.

Свист повторился еще резче, и через минуту оттуда же, спереди, послышались голоса.

Князь Иван вдруг пригнулся к седлу и, крепко ударив лошадь, кинулся вперед; Ополчинин же, хотя и видел, что сделал князь Косой, сам, не отдавая себе отчета в том, что делает, повернул лошадь и, прижав к ней ноги и скрючившись, понесся назад во весь дух по тропинке обратно в город. Ему казалось, что он слышал сначала голоса, потом раскатившиеся по лесу удары выстрелов, а затем он ощущал лишь быстрый бег своей лошади и неровное, прерывающееся биение своего сердца.

II

Для князя Ивана все, что случилось, произошло так быстро, что он потерял сознание последовательности происшедшего. Он думал, что сначала увидел, прежде чем подскакать к ним, нескольких человек, окруживших двух, отбивавшихся от них верховых, а потом поскакал, но на самом деле он кинулся бессознательно вперед, ничего еще не видя, чувствуя только, что так следовало сделать, а потом уже наткнулся на этих людей.

Тропинка на этом месте немножко опускалась, проходя через неглубокий, отлогий овражек; деревья здесь расступались шире, и свет неба свободнее проникал сюда. В той быстроте впечатлений, которую пришлось вдруг испытать князю Ивану, он как бы ощутил чувство не действительности, а сновидения, и притом беспорядочного, ошеломляющего, после которого очнешься и долго еще не знаешь, что это случилось с тобой.

Он видел широкую спину в армяке у морды топтавшейся лошади и отчетливо помнил, как, подскакав, взмахнул плеткой и ударил по этой спине, и как по звуку щелкнувшего ремня слышал, что ударил больно, пробрав по коже, несмотря на армяк; на него в ту же минуту обернулось испуганное его ударом лицо мужика с бородою и сверкнули два глаза. Затем рванулась морда шарахнувшейся лошади, и мужик в армяке полетел навзничь, подняв руки и крича что-то. В это время близко, у самого уха князя Ивана, раздался свист рассекаемого чем-то тяжелым воздуха, и послышался удар по крупу его лошади, которая вместе с тем рванулась и поддала задними ногами. Он инстинктивно понял, что хотели ударить по нему, но не попали и что опасность с этой стороны. Он махнул в эту сторону плетью и попал ею по чьему-то лицу, глупому и бессмысленному, с широко раскрытым ртом. Удар был противный, неприятный, плеть хлестнула по живому месту, по глазам, может быть. Потом уже князь Иван помнил, что у него вместо плети очутился в руках его пистолет, и очутился вовремя, потому что как раз в эту минуту слева на него надвинулась поднятая рука с длинным ножом. Только и можно было выстрелить, и князь Иван выстрелил, но пред выстрелом услышал крик и стал работать разряженным пистолетом, не заботясь, удачен был его выстрел или нет. Заряжать снова пистолет было некогда, и он, схватив его за дуло, работал им, как кистенем, работал до тех пор, пока не по ком уже было бить. Что происходило в это время, как отбивались верховые, которых он защищал, он не знал, хотя и видел, что они тоже отбивались и стреляли…

Пистолетные выстрелы и появление неожиданной помощи в лице князя Ивана решили дело. Бой был неравный и недолгий, и Косой очутился лицом к лицу с первым из верховых, на вид молодым, красивым и женственно-юным.

Они глянули друг на друга и улыбнулись, как бы поздравив один другого с избавлением от опасности.

Медлить было нельзя. Князь Иван слышал, что его спрашивают, кто он, но не успел он ответить (он тяжело дышал и не мог выговорить слова), как возле, в кустах, послышался шорох, и верховой быстро сунул в руку князя Ивана кольцо, как он увидел потом, и опять сказал что-то, из чего Косой расслышал одно только слово – «Елисавета». В эту минуту всадники повернули и поскакали прочь, назад.

Князь Иван остался один. Он поглядел на кольцо, но не мог разобрать хорошенько его отделку, сунул его в карман и осмотрелся, нагнувшись на седле на одну и другую стороны: на земле лежал темной тушей человек, без движения, с подогнутыми под себя ногами и неловко повернутой под локоть головой. Кругом чернели кусты: выкорчеванный пень растопырил, как лапы, мохнатые корни; серым расплывавшимся пятном виднелся камень, а наверху шумели по-прежнему макушки дерев, будто и не случилось ничего, или они и не знали, что случилось.

Князь Иван вспомнил про Ополчинина, вспомнил его разговор про разбойников и тут только сознательно понял, что он сейчас дрался с ними и что темневшая на земле туша – не просто мужик, а один из разбойников, от которых Ополчинин, очевидно, удрал без оглядки.

Косой, не торопясь, зарядил пистолет, осмотрел на нем кремень, а также другой свой пистолет, оставшийся у него за поясом без действия, и поймал себя на смешном соображении о том, что в другой раз он непременно не забудет пустить в ход оба пистолета.

Он повернул лошадь и поехал шагом, не думая, что, может быть, тут же, в двух шагах от него, где-нибудь за кустом, сидит спрятанный человек. Не могли же они в самом деле провалиться сквозь землю или исчезнуть.

Но нападавшие действительно исчезли. По крайней мере Косой ехал тихо, совершенно спокойно удаляясь от овражка. Он успел уже окончательно оправиться.

Но – странное дело – сама ли лошадь прошлась вперед, или князь Иван, сам того не замечая, послал ее, однако она пошла сначала не спешною, но с каждым шагом увеличиваемою рысцой. И вот тут, при том, как лошадь подкидывала на рыси ногами, князь Иван стал чувствовать неприятное ощущение в спине, точно за ним кто-то гнался, и боязнь оглянуться, даже не только оглянуться, но и посмотреть в сторону.

«Что за глупости! – остановил себя князь Иван. – Вздор!» – и он, сделав над собой усилие, придержал лошадь и оглянулся.

Сзади никого не было, никто не гнался.

Но Косой, несмотря на то что заставил себя оглянуться, все-таки снова пустил лошадь рысью.

III

Князь успокоился вполне лишь тогда, когда выехал совсем из леса. По счастью, тропинка была одна, без своротов, и сбиться было нельзя. Большая проезжая дорога пролегала недалеко от леса.

Глаза князя Ивана настолько уже привыкли к освещению, что он теперь отлично различил местность и, выехав на опушку, легко нашел дорогу.

И только тут, попав на эту хотя и пустынную, но все-таки проезжую дорогу, он почувствовал себя совсем хорошо. Эта дорога была та самая, по которой он около месяца тому назад подъезжал к Петербургу.

Нужно было дать немного вздохнуть лошади, да и сам Косой чувствовал сильное утомление, и он решил, что остановится у Митрича, хотя бы для этого пришлось разбудить весь дом. Но еще издали, приближаясь к гербергу, князь Иван заметил там свет в окошке, а, подъехав, увидел лошадь Ополчи-нина, которую вываживал пред домом работник Митрича. Косой соскочил с седла, отдал ему и свою лошадь и пошел, разминая ноги, на крыльцо, очень довольный, что может выпить стакан вина, и не один, а все-таки с кем-нибудь. Он чувствовал теперь голод, и ему хотелось пить.

Ополчинин успел уже устроиться очень хорошо, совсем по-барски. Он сидел за накрытым чистою скатертью столом; пред ним стояли на деревянном блюде куски холодной жареной птицы, бутылка вина, сыр, свежее масло, широкий ломоть хлеба, огурцы, водка, яйца и глиняная чашка с куском сотового меда.

– А вот и вы! – встретил он князя Ивана, как ни в чем не бывало. – А я тут устроился… Хотите водки?..

Князь Иван сказал, что хочет. Ему в первую минуту как будто было совестно смотреть в глаза Ополчинину, не за себя, конечно, но за него самого. Но тот, нисколько не стесняясь, налил в шкалик водки, придвинул тарелку с яйцами князю Ивану и стал говорить Косому совершенно просто:

– А уж я думал, что вы не вернетесь. Чего вы замешкались там? Разве на вас успели напасть?

– Как напасть? я сам напал, кажется…

– Ну, это было неосторожно! Почем вы знали, сколько их там человек? И вообще гораздо лучше было поскорее скрыться. Проще!

Косой пожал плечами, выпил водку и стал закусывать. Ясность, с которою говорил Ополчинин, почти даже смутила его самого, и он одну минуту, кажется, подумал: а не прав ли в самом деле Ополчинин? Но затем он, повеселев от водки и принимаясь за отличного гуся, сказал:

– Это не проще было. Не подоспей я – там грех случился бы… Они напали на двух верховых, те отбивались, и мне удалось помочь вовремя.

– На двух верховых? – наморщив брови, строго повторил Ополчинин.

– Ну, да! Нам стрелять пришлось.

– Я слышал выстрелы, – сказал Ополчинин. – Ну, и кто же эти верховые?