Дэн Симмонс - Черные холмы Страница 21

— Он говорит: «Зачем мне сообщать вам что-то о Длинном Волосе? Вы все равно будете пытать меня, а потом убьете».

Шальной Конь достает длинный нож из ножен, украшенных бусинами.

— Скажи ему: если он ответит честно и скажет все, что знает, то умрет быстро, как мужчина. Если нет, то у него не останется мужского достоинства, с которым он мог бы умереть.

Улыбка исчезает с лица кроу. Он выкрикивает какие-то слова, и Беги Бесстрашно повторяет…

— Ли-Би.

Несмотря на боль, кроу вроде бы опять улыбается. Сквозь распухшие губы и десны он, словно пережеванную кашу, выплевывает несколько предложений.

Беги Бесстрашно несколько секунд смотрит на кроу, прежде чем перевести.

— Он говорит, что это слово часто произносилось в форте и на марше. Эта Ли-Би — женщина Длинного Волоса, его женщина. Элизабет Бекон Кастер. Длинный Волос называл ее Ли-Би.

Все взрослые в вигваме, включая кроу, какое-то мгновение хранят молчание. Они по-новому смотрят на Паха Сапу.

Долгое Дерьмо нарушает молчание за секунду до того, как новый удар грома прокатывается по деревне. Звук такой низкий и громкий, что шкуры на типи вибрируют, как кожа на барабане.

— Черные Холмы носит в себе призрака Длинного Волоса Кастера.

Шальной Конь кряхтит и вполголоса говорит, обращаясь к Беги Бесстрашно:

— Выведи кроу и убей его. Одной пулей. В голову. Скажи ему, что его тело не будет искалечено, его похоронят, как положено. Он заслужил смерть воина.

Кроу, кажется, понял слова Шального Коня и, когда Беги Бесстрашно выводит его, ковыляющего, начинает бормотать слова своей песни смерти.

Сильно Хромает, шевельнувшись, начинает говорить:

— Ты же не поверил этому человеку, Т’ашунка Витко. У этого кроу есть все основания, чтобы солгать тебе. Откуда третьестепенному разведчику может быть известно имя женщины Длинного Волоса?

Шальной Конь в ответ на это только кряхтит. Снаружи доносится короткий, глухой звук пистолетного выстрела. Постоянный фоновый шум деревни — привычный, успокаивающий и неслышный, как и неизбежный треск кузнечиков поздним летом здесь, на равнине, — на секунду стихает. Шальной Конь продолжает смотреть на Паха Сапу.

— Теперь выйдите все. Я хочу поговорить с мальчиком с глазу на глаз.

Паха Сапа чувствует, что Сильно Хромает не хочет выходить, он перехватывает взгляд своего дедушки, видит его, не может понять, что пытается сказать шаман этим взглядом, но Долгое Дерьмо, Сердитый Барсук, Громкоголосый Ястреб и Сильно Хромает встают и выходят, закрывая за собой клапан типи.

Паха Сапа смотрит в глаза Шального Коня и думает: «Этот человек может меня убить».

Шальной Конь подсаживается поближе к мальчику и хватает его за плечо. Сильно хватает.

— Ты можешь видеть будущее человека, Черные Холмы? Можешь?

— Я не знаю, Т’ашунка Витко. Думаю, что могу. Иногда…

Шальной Конь встряхивает десятилетнего Паха Сапу так, что зубы его стукаются друг о дружку, как семена в тыкве.

— Можешь или нет? Видишь ли ты судьбу человека? Да или нет?

— Я думаю, что иногда могу, Т’ашунка Витко…

Шальной Конь еще сильнее встряхивает Паха Сапу, потом с такой силой хватает его за руку, что тому кажется, кости его вот-вот треснут.

— К черту твое «иногда»! Скажи мне одну вещь, которую я должен знать. Умру ли я от рук вазичу? Ответь «да» или «нет», или клянусь Ваканом Танке и существами грома, которым я служу, что сегодня же убью тебя. Умру ли я от руки какого-нибудь вазикуна из вазичу? Да или нет?

Шальной Конь тянет раскрытые руки Паха Сапы к своей мощной, мускулистой и покрытой шрамами груди и с силой прижимает к себе маленькие пальцы и ладони.

Паха Сапа вздрагивает, словно его ударила молния. Воздух внутри типи внезапно начинает пахнуть озоном. Глаза мальчика под трепещущими веками закатываются, и он предпринимает слабую попытку отодвинуться от Шального Коня, но тот крепко держит его. Из далекого далека Паха Сапа слышит раскат настоящего грома и не менее низкое требовательное рычание Шального Коня:

— Умру ли я от рук вазичу? Убьет ли меня бледнолицый? Да или нет?

Это похоже на другие видения, которые были у Паха Сапы: вспышки образов, взрывы звуков, странное отсутствие цвета и связного содержания, отсутствие возможности влиять, отсутствие понимания того, что происходит, где и когда, — но на сей раз черно-белые образы становятся четче, быстрее и ужаснее.

Паха Сапа чувствует страх и отчаяние Шального Коня. По мятущимся, испуганным, непокорным, скачущим мыслям Шального Коня он узнает лица и вспоминает имена.

Они находятся в некоем подобии лагеря вазичу — в форту, укреплении, агентстве, но Паха Сапа никогда не видел такого места и не узнает его, и все более отчаянные мысли Шального Коня не дают ему никакой подсказки. Стоит жара, как летом или очень ранней осенью, но какой это год, Паха Сапа не знает. Он видит глазами Шального Коня, но одновременно он находится выше напирающей толпы, смотрит на Шального Коня и окружающих его сверху, словно он, Паха Сапа, видит все глазами ворона или воробья, а потому ему ясно, что Шальному Коню почти столько же лет, сколько сейчас, вот в это мгновение, когда он трясет Паха Сапу и прижимает его внезапно похолодевшие ладони к своей груди воина и…

— Я пленник?

Это Литл-Бордо-Крик в пятнадцати милях от того места, где разведчики заявились в лазарет, там царят шум и гам; на Шардон-Крик пасется скот. Лакота на коне. Теперь они в лагере, вокруг бревенчатые здания, две сотни, три сотни индейцев лакота, но еще бруле и другие: Большая Дорога, Железный Ястреб, Поворачивающийся Медведь, миннеконджу Деревянный Нож, какой-то вазикун… Звуки «ка-пи-тан Кен-нинг-тон» стучат в мозгу Паха Сапы, как удары томагавком… и еще бруле: Быстрый Медведь, Черный Ворон, Воронова Собака, Стоячий Медведь… Бордо, переводчик Билли Гарнет… и Коснись Облаков с сыном, а еще Быстрый Гром… ведут Шального Коня, люди кричат, Шального Коня тащат в одно из строений форта вазичу… на страже стоят солдаты в синих мундирах…

— Что это за место?

Кто это кричит — Шальной Конь? Паха Сапа не знает. Он пролетает над массой голов: черные волосы, скрученные в косички, широкополые, пропитанные потом шляпы, перья; а теперь он снова внизу, перед глазами Шального Коня, которого тащат вперед, вперед, в маленький дом Маленький Большой Человек и ка-пи-тан Кен-нинг-тон.

— Я не пойду туда.

Толкотня. Вопли. Крик разведчика: «Иди! Пистолет у меня! Делайте с ним что хотите!» Шальной Конь пытается вырваться из цепких рук, прыгает вперед — прочь из темноты, к свету. Маленький Большой Человек кричит: «Племянник, не делай этого! Не делай этого, племянник! Племянник! Нет! Не делай этого!»

— Отпустите меня! Уберите руки… Отпустите… меня!

Поднимаются клинки, поднимаются ружья. Это штыки вазичу на ружьях в руках вазичу. Шальной Конь достает свой нож для резки табака, вспарывает плоть Маленького Большого Человека между большим и указательным пальцами. Маленький Большой Человек вскрикивает, а Шальной Конь принимается полосовать его предплечье ножом, представляя себе при этом, что срезает длинные полоски мяса с белой оленьей кости.

— Убейте этого мерзавца! Убейте этого мерзавца! Убейте эту сволочь! Убейте его! Убейте его! Убейте этого мерзавца! — это кричит Кен-нинг-тон.

Это язык призрака, поселившегося в Паха Сапе, и он все еще не понимает этого языка. Но видит, чувствует и понимает, как в лицо Шального Коня попадает плевок, а вазикун тем временем продолжает кричать солдатам в синих мундирах и охранникам с поднятыми ружьями и штыками.

Возможно, охранник вазичу за спиной Шального Коня хочет только подтолкнуть его штыком, но Шальной Конь в этот миг резко подается назад, теряет равновесие, и клинок, который должен был лишь разорвать одежду на Шальном Коне над его левой ногой, вонзается в нижнюю часть спины военного вождя, а дальнейшее движение загоняет сталь еще глубже — в почки и кишечник. Шальной Конь мычит. Паха Сапа вскрикивает, но продолжает, словно птица, парить наверху, под крышей, — парить и в то же время видеть глазами Шального Коня.

Накатывает красная волна, Шальной Конь мычит от боли. Охранник вазичу выдергивает штык, приклад ударяется о бревенчатую стену внутри сторожевой будки, а потом (словно придя в ужас, как и все остальные, но осененный ужасным деянием), будто по команде (на раз, два, три — но только молча), вазичу снова тычет штыком, острие которого глубоко уходит в тело Шального Коня между ребрами и вверх в захрипевшее левое легкое (отчего вождь на несколько мгновений теряет дыхание и дар речи), после чего охранник, крякнув, снова вытаскивает штык, сталь легко и безразлично выходит из кровоточащей плоти Шального Коня.

— Отпустите меня теперь.

Это негромкий голос Шального Коня среди воплей, криков, суеты, толкотни и воплей.