Александр Чаковский - Блокада. Книга четвертая Страница 21

Он еще не встречался с Евой Браун — не заходил к ней и не приглашал ее к себе. Все в доме должны были знать, что, пока не покончено с делами, для фюрера не существует частной жизни.

Гитлер вызвал своего адъютанта Фегелейна и спросил, здесь ли фон Лееб. Адъютант доложил, что фельдмаршал скоро прибудет.

— Я приказал, чтобы к моему приезду он был уже на месте, — недовольно заметил Гитлер.

Фегелейн объяснил, что на пути из Мюнхена в Берхтесгаден у фельдмаршала сломалась машина. Пока вызывали другую, прошло время. Но не позже чем через час фон Лееб должен прибыть в «Бергхоф». Адъютант добавил, что здесь находится Гиммлер, который просит фюрера принять его.

…Получив приказ явиться в «Бергхоф», фон Лееб, хорошо знавший характер Гитлера и нравы его окружения, не сомневался, что вина за то, что штурм Ленинграда окончился неудачей, будет возложена на него. Он понимал, что судьба его висит на волоске и если Гитлер до сих пор не отправил его в отставку, то только потому, что отставка командующего означала бы признание краха всех попыток захватить Ленинград.

Но, боже мой, сколько есть возможностей отделаться от него, фон Лееба, иным путем! Диверсия русских партизан, которых, кстати, по разведдонесениям, становится в районе Пскова все больше и больше. Отравление недоброкачественной пищей. Авиационная катастрофа, наконец…

Именно о ней, об авиационной катастрофе, с дрожью в ногах подумал фон Лееб, когда получил приказ Гитлера прибыть в «Бергхоф».

«Нет, я не доставлю этого удовольствия Гиммлеру», — с беспомощным злорадством думал фельдмаршал.

И он решил обмануть гестапо, неожиданно вылетев в Мюнхен на обычном военно-транспортном самолете.

…Узнав о том, что фон Лееб предпочел вылететь почти тайно, на транспортном самолете, не предупредив никого в Мюнхене, Гиммлер внутренне усмехнулся дилетантским предосторожностям фельдмаршала. Как будто что-либо подобное может спасти старика, когда придет его черед!

Тем не менее рейхсфюрер СС позаботился о том, чтобы в Мюнхене знали о прибытии фельдмаршала и без промедления предоставили ему машину для дальнейшего следования в Берхтесгаден. Машина должна была довезти его до места в полной сохранности, однако… с небольшой, скажем, на час, задержкой в пути. От возможной попытки пересесть в другую машину, в том числе и в попутную, фельдмаршала должны были предостеречь, предупредив, что именно данному шоферу и двум ехавшим с ним из Мюнхена эсэсовцам поручена забота о его безопасности.

Отдав все необходимые распоряжения, Гиммлер вылетел в Мюнхен с расчетом попасть в «Бергхоф» еще до прибытия фюрера и уж конечно раньше, чем доберется туда этот глупый фон Лееб.

«Возможно, — рассуждал рейхсфюрер СС, — Гитлеру нужен повод, чтобы разделаться с Леебом так, чтобы внешне это не было связано с Ленинградом. Что ж, он, Гиммлер, предоставит ему такую возможность».

О старых интригах фон Лееба в Цоссене Гитлер знал лишь в самых общих чертах: в свое время Гейдрих правильно рассчитал, ограничившись лишь докладом о слухах и предположениях. Факты, свидетельствующие о том, что в 1938 году и фон Лееб, и заместитель Гальдера Штюльпнагель, и генералы фон Бок, Вицлебен и Гаммерштейн сходились в мнении, что Гитлера надо убрать, Гейдрих предусмотрительно оставил в резерве.

Гиммлер и теперь не был намерен выкладывать Гитлеру все. Не зная, чем кончится запланированная операция «Тайфун», открыто нападать на Гальдера и фон Бока Гиммлер не решался. Всему свое время. Факты являются золотым запасом до тех пор, пока они не пущены в обращение.

Однако сообщить Гитлеру то, что касалось фон Лееба, было своевременно. Вопроса фюрера, почему об этом ему не доложили раньше, Гиммлер не боялся — у него был заготовлен десяток совершенно удовлетворительных ответов, включая и тот, что уличающие сведения об интригах фон Лееба удалось получить лишь недавно.

Гитлер принял Гиммлера в гостиной. Когда тот вошел, он стоял у окна и задумчиво глядел на снежные шапки гор.

Светила луна, и в неярком ее свете и горы и лежавший в глубокой лощине Оберзальцберг были прекрасны.

Гитлер стоял в своем тирольском крестьянском костюме, делая вид, что не слышит шагов Гиммлера. Это была его любимая игра: в этой комнате каждый заставал фюрера у широкого, почти во всю стену, окна, в глубокой задумчивости созерцающим горы.

— Хайль, мой фюрер! — негромко произнес Гиммлер, останавливаясь посредине гостиной.

Несколько мгновений Гитлер делал вид, что не в силах оторваться от чего-то, видимого лишь одному ему, потом потянул за ручку справа от окна — пришел в движение шарнирный механизм, поползли створки, сужающие окно до обыкновенных размеров, — и лишь затем повернулся и спросил:

— Что нового в Берлине?

Не дожидаясь ответа, указал Гиммлеру на стоявшие полукругом у низкого столика кресла и сам опустился в одно из них.

Рейхсфюрер СС сел, привычным жестом снял пенсне, вынул из кармана ослепительной белизны платок — он был помешан на чистоплотности и менял свои платки по нескольку раз в день, — протер пенсне, укрепил его снова на переносице.

— В Берлине все спокойно, мой фюрер, — произнес он монотонным, бесцветным голосом.

— Ты прибыл в «Бергхоф» только для того, чтобы сообщить мне об этом? — задал новый вопрос Гитлер и настороженно посмотрел на Гиммлера.

— Нет, — спокойно ответил Гиммлер. — Но я не видел фюрера уже две недели, и естественно, что моим главным желанием было…

— Сейчас не время для сантиментов, — оборвал его Гитлер. И добавил весомо и многозначительно: — Я занят войной. Тридцатого сентября я начинаю генеральное наступление на Москву. Необходимо позаботиться о том, чтобы русские не пронюхали о моем замысле до тех пор, пока уже ничто не сможет им помочь. В эти дни любое проникновение вражеских шпионов в наше расположение, любое упоминание в письмах о предстоящем наступлении особенно опасно.

— Шпионы… — задумчиво повторил Гиммлер. И, пристально глядя на Гитлера, сказал: — Опыт работы по обеспечению безопасности государства, мой фюрер, привел меня к печальной мысли, что мы должны проявлять бдительность не только в отношении явных врагов национал-социализма, но и тех, кто, будучи облечен вашим доверием, тем не менее заслуживает пристального внимания.

— Я не люблю иносказаний, — снова прервал его Гитлер. — Кроме того, у меня нет времени. С минуты на минуту должен прибыть фон Лееб…

— Вот именно, фон Лееб… — повторил Гиммлер, глядя на Гитлера своими тусклыми, немигающими глазами.

— Что о фон Леебе? — резко спросил Гитлер.

Гиммлер опустил голову и тяжело вздохнул.

— Я жду! — требовательно произнес Гитлер.

— Мои фюрер, — как бы решившись, начал Гиммлер, — я попытался внимательно проанализировать причины, наших неудач под Петербургом. И теперь хочу спросить: не кажется ли вам, что в этих неудачах есть своя закономерность?

Гитлер резко ударил кулаком по стоящему перед ним столику.

— Перестаньте говорить загадками, Гиммлер!

— О нет, мой фюрер, — тихо откликнулся Гиммлер, — я не говорю загадками. И если мои слова кажутся вам неопределенными, то это потому, что многое еще неясно мне самому…

Он взялся обеими руками за подлокотники кресла, привстав, подвинул его почти вплотную к креслу, в котором сидел Гитлер, и, понизив голос почти до шепота, продолжал:

— От того, кто возглавляет дело, зависит его успех. История Германии была бы иной, жалкой и бесцветной, если бы она не имела своего великого вождя. Не кажется ли вам, мой фюрер, что если бы на месте фон Лееба был другой генерал, то наша миллионная армия на севере не топталась бы почти месяц у реки Луги, а сейчас не была бы вынуждена беспомощно остановиться, достигнув окраин Петербурга?..

Если бы эту беседу слышал кто-нибудь из близких к Гитлеру людей, то, безусловно, решил бы, что Гиммлер допустил серьезную ошибку, столь бестактно коснувшись самого больного места фюрера.

И действительно, Гитлер вскочил, резким ударом ноги отодвинул в сторону кресло, глядя в упор на вытянувшегося перед ним Гиммлера, крикнул:

— Я запрещаю вам, Гиммлер, рассуждать о Петербурге! Этот город будет задушен петлей блокады! Он обречен!

— Несомненно, мой фюрер, — покорно ответил Гиммлер. — В настоящее время мы готовим списки тех жителей Петербурга, которые, в случае если они уцелеют, должны подлежать специальной акции тотчас же после того, как наши войска войдут в город. И тем не менее я, рискуя снова навлечь ваш гнев, утверждаю, что в промедлениях на севере во многом повинен фон Лееб.

— Это я знаю сам, — сказал Гитлер, успокаиваясь. Он придвинул кресло и снова сел в него. — Лееб стар и недостаточно решителен.

— А вы уверены, мой фюрер, что только в возрасте причина его нерешительности? — произнес Гиммлер, как бы размышляя вслух.