Всеволод Липатов - Ночной директор. I том. История, рассказанная в тиши музея Страница 21

Хорошие прибыли приносила торговля вином и мёдом, которые продавали доверенные лица предприимчивых граждан, а выручку потом отправляли своим хозяевам в Тобольск. Несколько лет эта торговля была вольной, и ею занимались все, вплоть до воевод. Пока в 1620 году тобольский воевода Куракин не обратил внимания московских дьяков на этот источник прибылей предприимчивых мангазейцев:

«Сказывали служилые люди, которые бывали в Мангазее, что Иван Биркин посылал в Турухан на продажу свое вино и мед и взял за то вино и мед больше восьми тысяч рублей. Да и прежние воеводы тем же корыстовались, и торговые и всякие люди меж себя вино и мед продают».106

Как впоследствии выяснилось, основателем игорного и питьевого двора был присланный из Тобольска торговый человек Никита Чаплин. После приезда в Мангазею он принял у воевод Погожева и Танеева «под кабацкие запасы новую избу и амбар». Кроме того, они передали Чаплину ещё одну «избу с сенями для того, что в одной избе государевы кабацкие запасы и ему, Никите, со служилыми людьми жить и питухом государева питья пить за теснотою не мочно».107

В Москве эти известия обеспокоили тем, что на горячительные пития менялись ценные шкурки. Да и вырученные суммы тоже впечатляли.

В Кремлёвских палатах быстро нашли выход. Воеводе было велено отправить подьячего и с ним «200 ведер вина горячего и 100 пудов меду».108 А мангазейский воевода должен был дать избу и амбар для торговли этими напитками.

Поэтому в Мангазее была введена государственная монополия на продажу алкоголя. К тому же продавать веселящие напитки промысловикам и купцам разрешалось лишь после уплаты ими всех пошлин, а инородцам – ясака. А служилым людям «ни вина ни меду продавать не велено, чтоб они не пропились». За нарушение этого приказа было велено отбирать питьё в государеву казну, штрафовать и наказывать.

Это введение и без того осложнило непростую жизнь купцов. В своих челобитных они писали, что им на промыслах «без зайцев и меду никак нельзя» потому что они заболевают цингой. В конце концов, им разрешили ввозить пресный мёд, но, естественно, с уплатой пошлины в государеву казну.109

Как известно, где водка, там недалеко и до игры на деньги. Здесь процветала, несмотря на многочисленные запреты, игра в кости – «зернь». Запрещения ни к чему не приводили, а чтобы доходы не уходили «налево», в съезжей избе было принято мудрое решение, сдавать на откуп кабак и зерновой двор, а также баню. Для этого из Тобольска приезжал откупщик, отчитывающийся непосредственно перед тобольским воеводой.

Судя по размерам пошлины, игра в зернь приобрела исключительно большие размеры. Так в 1638 году с игроков было намечено взять одной пошлины более шестидесяти рублей. А с квасного и пивного годового откупа, с откупщиков, было получено более шестидесяти рублей.

Но не только одной торговлей была знаменита Мангазея. Вместе с потоком купцов и охотников сюда ехали и мастеровые люди. Археологи нашли несколько плавильных мастерских, где ремесленники изготовляли и ремонтировали дефицитные металлические орудия охоты и домашнего обихода, выплавляли медно-никелевую руду, привозимую с Норильских гор. Местные ремесленники занимались резьбой по кости и по дереву.110

Кроме этого Мангазея на долгое время стала форпостом Руси на её восточных рубежах, отсюда происходило дальнейшее освоение северо-восточных земель Сибири. Из этого легендарного городка уходили бесстрашные исследователи неведомых земель.

Русские мореходы, плавая в северных бурных водах, приобрели бесценный опыт, который очень пригодился в дальнейшем освоении прибрежных территорий. Наиболее выдающийся морской поход в Берингов пролив совершил в 1638 году казак Семён Дежнёв «со товарищи». Из Мангазеи начал свой поход Хабаров.

Когда на улице нет сильного мороза, то ночью на севере очень хорошо! Ярко блестят звёзды в чёрном небе, кажется, что действительно это серебряные гвозди, вбитые в бесконечную крышу мироздания. Свет от фонарей иглами бьёт вверх и растворяется в вышине. Дышится легко. Даже скрип снега под ногами припозднившихся прохожих уже не раздражает, а лишь подчёркивает тишину.

Ночной Директор стоял на крыльце музея и спокойно курил, пуская сигаретный дым вверх, к промёрзшему небу. Дежурство шло своим ходом, всё было спокойно, и потому мысли текли неторопливо. Поэтому можно было отдаться на волю чувств, не обращать внимания на окружающую действительность, которая мешала сосредоточиться, и действительно понять, что же произошло там, на реке Таз в XVII веке. Почему так стремительно и внезапно был ликвидирован городок Мангазея, почему так быстро его покинули люди?

Есть какая-то загадка, которая манит к себе, не даёт многим спокойно жить вот уже на протяжении нескольких веков. Наверное, поэтому исследователи вновь и вновь возвращаются к истории Мангазеи Златокипящей, бывшей «государевой вотчины».

Началом конца заполярного городка можно считать 1619 год, хотя экономический расцвет наступил спустя лишь несколько лет, а сам городок существовал ещё не одно десятилетие. Но именно этот год стал воистину несчастливым для мангазейцев – во-первых, от пожара выгорела значительная часть построек.

Но злому року этого было мало, суровая судьбина продолжала испытывать мангазейцев на прочность. Не хватало людям природных катаклизмов, так к делу подключилась родная власть. Именно в этот злополучный год в Москве вышел указ запрещающий пользоваться морским ходом. В кремлёвских палатах испугались, что вслед за русскими про этот путь прознают иностранцы, тоже активно ищущих дороги в богатые мехами края. В то время в Сибири сухопутных дорог практически не было, поэтому приходилось пользоваться исключительно водными путями. А так как Мангазея была «непашенным» городом, то есть продовольствие доставлялось по воде, то его судьба во многом зависела от погоды на речных и морских просторах. Зато этот запрет дал толчок развитию другого полярного поселения – Обдорску.

Куривший человек поёжился, но не спешил заходить в тепло музея. Он ещё раз подумал, как всё же хитро в истории переплетены меж собой разные события. Вот кажется, Мангазея, Обдорск и Москва. Отделены друг от друга на тысячи вёрст, а на самом деле связи настолько тесные, что и не разорвать. Если с Москвой всё более-менее ясно, всё-таки столица государства, то с этими двумя городками взаимосвязь прослеживается не так ясно. А ведь именно в Обдорске должны были организовать таможенный пост, контролирующий дорогу в «златокипящую».

Другая дорога, связывавшая Мангазею с Русью, шла по Оби. Но оба пути таили в себе немало опасностей. Особенно навигация осложнилась в середине XVII века, когда в Арктике наступило похолодание, так называемый «малый ледниковый период». Доходило даже до того, что с 1641-го по 1644-й год в город не пришло ни одного коча с припасами, все они были разбиты бурями в Обской губе, и в Мангазее наступил голод.

Ночной Директор продолжал стоять около музейного крыльца, выдыхая струйку сигаретного дыма в чуть морозный воздух. Наблюдая за падающими, сверкающими в свете фонарей снежинками ему не хотелось думать, что и в этом мире иногда так бывает, вот мелькнёт что-то, ослепит ярким лучом и исчезнет в непроглядной темноте, сгинет безвозвратно в прошлом.

Как это похоже на историю Мангазеи, государевой вотчины, прозванной «златокипящей»! Так стремительно появиться на мировой сцене и так же мгновенно исчезнуть! Конечно же, это вызвало череду слухов, легенд. Ведь этот заполярный городок даже сравнивали с легендарным Китеж-градом, который ушёл под озёрную воду. Но за эти семьдесят лет существования, люди, жившие в нём, смогли оставить глубочайший след в истории всего края, да что там края, страны в целом!

Неожиданно он вспомнил, как, проходя мимо выставки посвящённой истории освоения Сибири, суетливым днём или неторопливой ночью, но всякий раз бросая мимолётные взгляды на сани-розвальни, он не переставал удивляться как просто, но в тоже время надёжно они устроены. И тут же ловил себя на мысли, что ведь не только благодаря им была освоена Сибирь.

Действительно. А как же быть летом?

Идти пешком по таёжным буреломам, или проваливаться в болотистую тундру? К тому же на своих двоих много вещей не унесёшь. Но ведь вся Сибирь буквально изрезана реками и речушками, достаточно взглянуть на карту. И каких только водных артерий не увидишь. Здесь и многоводные Обь, Иртыш, Енисей, Лена. И сотни безвестных речушек, буквально изрезавших всю Сибирскую низменность. Отчего она становится похожа на руки хорошо поработавшего, пожилого человека, которые буквально испещрены синими венами. К тому же на реке летом не так донимают гнус и мошкара, эти вечные бичи Севера, как метко назвал этих кровососущих тварей один исследователь.