Виктор Поротников - Куликовская битва Страница 22

— Князь, возьми и меня в свою дружину, — промолвил Прохор. — На коне я ездить умею, силой меня бог не обидел. Владеть мечом и копьем я быстро научусь! За Настасью хочу с татарами поквитаться.

— Неужто думаешь, младень, что дойдет у нас до сечи с Мамаем? — хитро прищурился Дмитрий Иванович. — Неужто веришь, что одолеет наша рать Мамаевы полчища?

— На Воже ведь полки наши разбили татар, княже, — без заминки ответил Прохор. — Стало быть, и Мамая одолеем!

Дмитрий Иванович засмеялся, сверкнув крепкими белыми зубами.

— Верно молвишь, младень, — сказал он. — И мыслишь верно! Ладно, беру тебя в свою дружину. Коль ты — мститель за сестру, то с поля битвы не побежишь.

Прохор выскочил из-за стола и низко поклонился князю.

— А вы, красавицы, отчего в дружину не проситесь? — подмигнул Янине и Милаве седоусый боярин с красным носом. — Давайте, проситесь! Момент удачный, князь сегодня добрый, всех желающих в дружинники зачисляет.

Шутка была оценена всеми сидящими за столом. Это подтвердил громкий мужской хохот, зазвучавший под сводами трапезной. Смеялись не только бояре, но и Прохор с Великим князем.

Янина и Милава, переглянувшись, тоже не смогли удержаться от смеха, стыдливо прикрыв уста ладонями.

Перед зачислением в дружину Прохор с позволения Великого князя наведался в Хмелевку, чтобы повидаться с родными после долгой разлуки. За проявленные смекалку и смелость Прохору князем были пожалованы новые сапоги, плащ-корзно и горсть серебряных монет. С княжескими подарками вернулись домой и обе спутницы Прохора: каждой княжеский огнищанин отмерил дорогого сукна на платья, подобрал красивые чиры по ноге, вручил бусы из янтаря.

Глава вторая Послы Мамая

Стоял конец июня.

Прохор погостил дома всего три дня. Но и этого времени хватило на то, чтобы молва о нем, вызволившем из татарской неволи двух своих односельчанок, облетела не только заново отстроившуюся Хмелевку, но и соседние с нею деревни.

Дмитрий Иванович уже собирался было вернуться в Москву, как пришло известие от его дозорных из приокских степей. Воевода Василий Тупик, возглавлявший сторожевой отряд, известил Великого князя о послах Мамая, направляющихся мимо Рязани к Москве.

Едва Прохор вернулся в Коломну, как получил от князя поручение быть толмачом на переговорах с татарами. Княжеские толмачи оставались в Москве, посылать за ними не стали, дабы не задерживать понапрасну посланцев Мамая. Для такого случая Прохора подстригли и принарядили в роскошные одежды, дабы его с первого взгляда можно было за боярина принять.

Татарские послы очень удивились тому, что Дмитрий Иванович решил принять их не в своем стольном граде, а здесь, в Коломне, приграничном городке.

Эта встреча произошла в древнем княжеском тереме, стоящем на самом высоком месте в Коломне. В полутемной гриднице, где в углах у потолочных балок висела паутина, а под ногами скрипели широкие половицы, Дмитрий Иванович и его ближние бояре расселись на обычных грубых скамьях, облаченные в повседневные свитки и кафтаны. Рядом с ними разодетый в парчу и аксамит Прохор и то выглядел наряднее.

Татарских послов было четверо. Они вошли в гридницу, нагибаясь в низких дверях и громко топая сапогами. На послах были роскошные шелковые халаты, узорные пояса и ярко расшитые тюбетейки.

Пятым среди татар был человек для особых поручений, хорошо знающий русский язык. Он-то и представил Великому князю всех послов поименно.

Самым главным был мурза Тулубей, невысокий, но осанистый, с широким подбородком и толстыми щеками, с глазками-щелочками. Усы и бородка, будто тонким темным налетом, покрывали нижнюю часть его лица. Его толстые короткие пальцы на обеих руках были унизаны золотыми перстнями. На шее висела золотая цепь с изумрудами.

Спутников его звали Маджи, Ахиджук и Хаджи-бей. Все трое были заметно моложе Тулубея. Но по знатности, по-видимому, нисколько тому не уступали.

Затем настал черед Прохора заговорить с послами по-татарски, представляя им Великого князя и троих его думных бояр. Эти трое вельмож известны были и в Орде. Из них боярин Тимофей Вельяминов был московским тысяцким. Боярин Иван Квашня имел полномочия Верховного судьи в Москве. Боярин Федор Свибл отвечал за надежное состояние каменных стен Московского кремля.

— Эмир Мамай, блюститель трона в Сарае, хочет напомнить князю московскому, что ярлыком тот владеет уже много лет, но дань в Орду не шлет, — заговорил старший посол, исподлобья поглядывая на Дмитрия Ивановича. — Дальше так продолжаться не может. Либо московский князь возобновляет выплату дани, либо Мамай объявляет ему войну!

Дмитрий Иванович в ответ на это смиренным голосом заявил, что он-то готов выплачивать дань, но не знает кому.

— Того хана, что вручил мне ярлык, давно нет в живых, — молвил Великий князь. — Ему на смену пришел другой хан, но и тот года не просидел на троне — убит был. Пока мы у себя дань собираем, в Орде одна замятня сменяет другую, один хан убивает другого. Мало того, купцов наших в Орде грабят, а жаловаться некому. Ханам ордынским не до того вот уже сколько лет, они друг друга режут.

— Мы полагали, Мамай наведет в Орде порядок… — вставил боярин Тимофей Вельяминов.

Мурза Тулубей резко перебил его:

— Мамай уже навел порядок! Вся Золотая Орда отныне в его власти!

— Вот и славно! — улыбнулся Дмитрий Иванович. — Как соберем урожай, велю отправить в Сарай дань со всех русских городов, как было заведено при отце моем и дяде.

— Нет, князь! — надменно повысил голос Тулубей. — Этих подачек нам не нужно. Мамай повелевает тебе отныне платить дань в том размере, в каком платил хану Узбеку твой дед Иван Калита.

— Чтобы собрать такую большую дань, посол, потребуется вдвое больше времени, — развел руками Дмитрий Иванович. — Многие князья просто откажутся платить дань по старине, ведь предки наши дали большой откуп в Орду серебром и мехами, добиваясь снижения подушной подати. Ханом Бердибеком был установлен нынешний размер дани. Мы согласны платить дань в Орду только по новому укладу.

— Нет! — сердито рявкнул Тулубей. — Мамай говорит тебе, князь: или ты платишь дань по старине, или — война.

— Зачем воевать, ежели можно договориться, — вкрадчиво промолвил боярин Федор Свибл, потирая свой красный нос. — На войне Мамай много не выгадает, с разоренной Руси и взять-то будет нечего!

— Вот именно! — поддакнул рыжебородый Иван Квашня.

Однако послы татарские упрямо стояли на своем: если московский князь хочет избавить свою землю от разорения, он должен увеличить размер выплачиваемой дани вдвое.

— Передай Мамаю, посол, что на такие условия я не могу согласиться, — с притворно-печальным вздохом сказал Дмитрий Иванович, — но и воевать с Ордой не хочу. Пусть лучше Мамай примет верное решение — согласится на прежний размер дани. У нас говорят: если гуся ощипать, новые перья на нем уже не вырастут.

— Что ж, князь, мы уезжаем обратно в Орду, — с коварной полуусмешкой проговорил мурза Тулубей, — а ты готовься к войне.

Едва за ушедшими послами затворилась дверь гридницы, как прозвучал насмешливый голос Тимофея Вельяминова:

— Мы-то давно к войне готовы! В Орде только-только чесаться начали, а нам уже обо всем сообщили! — Тысяцкий хлебнул душистого хлебного квасу из ковша и, утирая смоляные усы, задорно подмигнул Прохору, стоявшему за спиной у князя.

Глава третья Сбор полков

Прохор много слышал о Москве, о пожарах, которые не единожды уничтожали город дотла, о княжеской усыпальнице, где покоится прах всех потомков Александра Невского через его младшего сына Даниила, о знаменитых колоколах на звонницах московских храмов, звонче которых нет по всей Владимиро-Суздальской земле. Увидев же Москву воочию, Прохор изумился обширности ее посадов, раскинувшихся за речкой Неглинкой и к востоку от Боровицкого холма. Но более всего Прохора поразил грозный вид белокаменных московских стен и высота крепостных башен.

По сравнению с ордынским Сараем Москва, конечно, совсем невелика, зато укреплена гораздо лучше. Стены московские сложены из камня-известняка, а не из глиняных кирпичей. С одной стороны идет глубокий ров, с юго-запада Московский кремль обтекает Москва-река, с севера пролегает русло Неглинки. Три башни уходят под самые небеса, возведенные на крутых склонах Боровицкого холма. Попробуй, подступись!

За Москвой-рекой среди светлых сосновых боров, на полянах и просеках, пестрели тесными рядами воинские шатры; оттуда тянулся над рекой рассеиваемый ветром сизый дым костров.

Прохор придержал коня у въезда в широкий проем Фроловских ворот, пропуская тяжелые возы княжеского обоза. Рядом с ним остановил свою длинногривую белую кобылу боярин Тимофей Вельяминов. Прохор спросил у него, что за войско стоит в лесу за рекой?