Виктор Карпенко - «Вставайте, братья русские!» Быть или не быть Страница 22

Ярослав Всеволодович подозвал боярина и, передав ему свиток, строго наказал:

— Старшему из сыновей — Александру передай. А теперь зови священника. Время пришло.

Князь Ярослав скончался в тот же день.

Скорбным и еще более длительным было возвращение посольства во Владимир. Тело князя, опущенное в долбленку, заполненную медом, следовало к месту захоронения.

Но людская молва принесла эту весть ранее, и во Владимир собралось все семейство Ярославичей. Из Новгорода Великого приехал князь Александр, из Сарая вернулся княжич Ярослав, из Москвы — Михаил. Приехали и братья великого князя — Святослав и Иван Всеволодовичи. На похороны приехали князья ростовские, обязанные князю Ярославу своим столом.

Отпевали великого князя в Успенском соборе. После отпевания у гробницы епископ ростовский Кирилл сказал похвальное слово, сочиненное им самим:

— Братья и сестры! Сей великий князь владимирский Ярослав Всеволодович, доброплодная отрасль князей Мономашичей, был в той Орде, в пагубной земле татарской, и все беззаконное их неправедное умышление на благочестие узнал и сердцем разгорелся по Бозе, божественной ревностью преисполнился, не стерпев зреть людей земли своей погибающими душою и телом, за них он не пожалел дорогой своей жизни ради истинного благочестия, а более всего, зная исконное отеческое благородие великих князей Рюриковичей и Богом им данной страны трепетали от их Имен — Владимира, Ярослава, Владимира Мономаха, Юрия Долгорукого, Всеволода Большое Гнездо — не только ближние, но и дальние земли и царства, и даже греческие цари, и как повсюду в Русской земле, процвела православная вера христианская, в той Русской земле, какая исполнена всякой божественной благодати и всего земного доброплодия и изобилия, и не было там тогда у великих князей Киевских ничего ущербного, когда нам присягали и повиновались многие страны и дань давали от моря до моря: и угры, и чехи, и поляки, и ятвиги, и литва, и немцы, и чудь, и корела, и устюг, и двое булгар, и буртасы, и черкасы, и мордва, и черемисы, и сами половцы дань давали, и мосты мостили, литва же тогда из лесов боялась выходить, о татарах же и слуха совсем не было.

А в нынешние дни Божиим гневом за грехи наши было Русской земле пленение от безбожных татар не только телесное, но и духовное.

И того ради Богу подражающий самодержец, храбрый душой и телом, великий князь Ярослав во второй раз пришел к Орде к беззаконному царю Батыю. А тот послал его к Кановичам. И там он смертную чашу от Канович испил, и пострадал крепко за веру и землю Святорусскую, и стал Божиим угодником. Слава Богу Творцу, Отцу и Сыну и Святому Духу. Ныне и присно и во веки веков. Аминь.

— Буди тебе, Ярославе, Царствие небесное! Аминь! — откликнулась паства на речь владыки.

Так как никаких указаний насчет места упокоения Ярослав Всеволодович не дал, его тело положили рядом со старшим братом в приделе златоверхой церкви Успения.

Княжич Ярослав, приехавший на похороны отца, и бывшие в залоге вместе с ним воспитатели и его слуги, рассказали страшную историю. Князь черниговский Михаил Всеволодович, призванный Батыем в Сарай, отказался проходить обряд очищения. Тогда хан, рассвирепев, приказал привести его силой. Черниговский князь предстал перед Бату-ханом. На вопрос, почему тот отвергает обычаи и правила, установленные ханом для всех иноверцев, Михаил Всеволодович с вызовом ответил:

— Я готов поклониться тебе, великий хан, но я христианин, и мне не пристало кланяться идолам и тварям!

Князя вытолкали из ханского шатра и отвели к месту казни. Туда же привели и приехавших с ним боярина Федора и ростовского князя Бориса Васильковича. Вскоре пришли татарские мурзы. Удивляясь упорству русского князя, один из них предложил:

— Хан отходчив. Склони голову, пройди обряд очищения и останешься жив.

Но князь Михаил отказался, и тогда палачи забили его палками.

Путь очищения мурзы предложили пройти боярину Федору.

— Тебя хан поставит правителем Чернигова, покорись!

Но боярин, следуя своему господину, отверг заманчивое предложение.

— Христос страдал за веру, и я пострадаю, но твари кланяться не буду.

Боярина долго мучили, а потом убили.

Это произошло 20 сентября 1246 года. Истерзанные тела мучеников позже были привезены в Чернигов и погребены в притворе собора Святого Спаса.

Князя же ростовского Бориса, не удостоив приема, хан отпустил на Русь вольно.

Борис Василькович привез князю Александру грамоту от Романа Федоровича, бывшего в то время в Сарае. Тот писал, что великий князь Ярослав Всеволодович умер не своей смертью, а был отравлен. Черниговский боярин Федор Ярунович, бывший, видимо, соглядатаем монголов в Южной Руси, донес в ставку, что князь владимирский Ярослав в присутствии рыцаря Жемера пообещал папскому легату Иоанну дель Плано Карпини перейти в католическую веру и привести в лоно католической церкви свой народ. Этот навет был доставлен в Каракорум и доложен ханше Туракине. Союз Руси и Европы был опасен, и она подмешала яд в вино, которое князь выпил. Вот почему ханша так интересовалась сыновьями князя Ярослава, вот почему к Александру отнеслись благосклонно и выдали ему ярлык на новгородский стол.

С кем поделился этой вестью князь Александр, неведомо, но в день похорон князя Ярослава в толпе боярин Федор Ярунович был кем-то заколот кинжалом.

Часть II

АЛЕКСАНДР И АНДРЕЙ ЯРОСЛАВИЧИ

1

Весна 1247 года. Еще не ушла горечь утраты, а Александр спешит в родовое гнездо — Переяславль. Если с малыми городами, данными ему великим князем владимирским Святославом Всеволодовичем, было просто: довели указ на площадях Зубцова, Нерехты, Торжка и Волока Ламского об объявлении нового господина, и все встало на свои места, то с Переяславлем так поступить было нельзя. По прибытии в город Александр собрал вече. Давно в Переяславле князья не обращались к народу с чем-либо, а тут сам Александр Невский собрал всю землю переяславскую.

С паперти Спасского собора он обратился к народу:

— Братья переяславцы! Бог призвал к себе моего отца, а вас передал мне, так скажите, братья, хотите ли вы меня иметь вместо отца моего и готовы ли вы головы свои сложить за меня?

Площадь перед собором, заполненная народом, замерла на мгновение, а потом взорвалась криками:

— Да! Князь!

— Ты наш!

— Мы за тебя горой!

Переяславцы по устоявшемуся обычаю прошли обряд целования креста. Они и так бы признали Александра своим князем, но он им выказал почет, и тому переяславцы были рады и горды безмерно.

Князь Александр решил еще больше связать себя с переяславской землей. На Ярилиной горе, на северо-восточном берегу Плещеева озера, в трех верстах от города, он поставил терем. В нем он жил с княгиней и детьми в дни, когда его не занимали дела владимирские или новгородские.

Александр любил своего отца, уважал, во многом подражал ему. И потому желание увековечить память о нем было выстрадано, выношено. Он решил украсить фресками церковь в Спасо-Нередицком монастыре близ новгородского Городища. Монах-ризограф, выполняя волю князя, изобразил Ярослава Всеволодовича в полный рост. В правой руке тот держал церковь, которую протягивал сидящему напротив него Христу. Между двумя фигурами золотом сияли слова: «О, боголюбивый князь, Второй Всеволод! Злых обличал, добрых любил, живых кормил. О, милостивец, кто может воспеть твои добродетели!»

На стол владимирский сел старший из Всеволодовичей князь Святослав. Александр, казалось, смирился с уготованной ему судьбой быть новгородским князем. И потому от дел новгородских он переходил к делам Суздальской земли и обратно. Проходили недели, месяцы, годы…

Из Литвы прибыло посольство. Князья Миндовг, Войшелк, бояре и часть народа литовского приняли православие. Но Александр, зная изменнический характер Миндовга, не спешил заключить военный союз с Литвой против Ордена. Втягиваться в новую войну князь новгородский не хотел. Руси нужна мирная передышка — слишком многого она лишилась в год нашествия монголо-татар.

Александр не хотел встревать и в дела владимирские. Его младшие братья, посчитав себя обделенными, остались недовольны дележом земель и городов, который провел князь Святослав. Каждый из них помышлял о великокняжеском столе. А тут еще и Святослав оказался правителем слабым, безвольным, а может, просто, заняв стол по установившемуся старинному обычаю, он в свои шестьдесят тяготился ношей великокняжеской? Михаил же в свои двадцать был полон сил, амбициозен и горяч. Он изгнал своего миролюбивого и боготерпимого дядю. Но у князя Святослава был сын Дмитрий, и о его будущем надо было думать. Потому князь Святослав со своим сыном в конце лета 1247 года отправился в Сарай искать у Бату-хана справедливости и защиты.