Александр Звягинцев - На веки вечные. И воздастся вам… Страница 22

Из комнаты у входа в коттедж, где располагались личные охранники главного обвинителя, чертом выскочил сержант Иосиф Гросман, что-то на ходу дожевывая.

— Не составите мне компанию во время прогулки, товарищ сержант? — вежливо поинтересовался Руденко.

— Слушаюсь, товарищ генерал! — без задержки выпалил Гросман.

— Правильно отвечаете, товарищ сержант, — похвалил его Руденко с чуть заметной усмешкой. — Ибо указания начальства, как известно, подлежат исполнению, даже если они неисполнимы.

Гросману даже показалось, что он подмигнул ему в этот момент и расплылся в улыбке.

В саду Гросман пристроился чуть сзади Руденко, внимательно поглядывая по сторонам. Мокрый сад был прозрачен и пуст.

— У вас ведь, товарищ сержант, я думаю, есть личный счет к тем, кого мы судим? — вдруг остановился Руденко и повернулся к Гросману.

— Есть, товарищ генерал. Как у всех советских людей. Отец погиб на фронте, дядя, Иосиф Нахманович, после побега из плена два года партизанил в одесских каменоломнях, а потом погиб. Дедушку Пиню и бабушку Маню, немцы сожгли живыми во время карательной операции. Я когда первый раз в зал попал и увидел этих фашистов так близко… У меня все внутри переворачивалось, голова кругом… Взял бы автомат и…

— А вот этого не надо, — мягко сказал Руденко. — Они теперь свое получат.

Он уже собрался продолжить прогулку, когда Гросман решился на вопрос:

— Товарищ генерал, разрешите спросить?

— Спрашивайте, конечно, товарищ сержант.

— А правду говорят, что Гитлер жив и прячется где-то в Тибете?

— В Тибете? Ишь ты, в Тибет уже отправили, — покрутил головой Руденко. — Нет, в Тибете он не прячется. У нас теперь есть доказательства, что Гитлер отравился. Труп его опознан. А разговоры о том, что он жив, это просто слухи или… политические спекуляции. Кое-кому они выгодны.

— Товарищ генерал, а вот говорят, что были какие-то силы таинственные, которые ему помогали, — решил выложить, пользуясь моментом, все мучившие его вопросы Гросман. — Что иначе бы он такого безобразия не натворил, без этих вот сил?

— Мистические силы, говорите? — Руденко снял фуражку, привычно почесал залысины. Потом решительно вернул фуражку на место. — Если бы они были, эти самые мистические силы, мы бы с вами тут, товарищ сержант, сейчас не гуляли. Другое дело, что он морочил немцам головы этими самыми силами, чтобы добиться от них полного послушания. А может, и сам в них верил, потому как был психопатом…

В этот момент раздались гудки подъехавшей машины.

— Так, — вздохнул Руденко, — вот и погуляли.

У коттеджа рядом с машиной, за рулем которой сидел Ребров, стояли Филин и Александров. Дышали, подставляли лица под выглянувшее солнце.

— Ну, здоровеньки булы! — приветствовал их подошедший Руденко. — Пойдем в дом или погуляем?

— Погуляем, конечно, — весело сказал Филин.

— Ну, тогда пошли, — махнул рукой в глубь сада Руденко. — А вы, товарищ сержант, — обернулся он к Гросману, — подождите нас здесь. Не беспокойтесь, совсем далеко мы не уйдем, все время будем у вас на глазах.

— Товарищ генерал, — насупился Гросман. — Мне строго приказано сопровождать вас везде…

— Вы помните, что нужно делать, получив указания начальства? — чуть напряг голос Руденко.

— Так точно, — вытянулся Гросман, уловив недовольство в голосе генерала.

— Вот и выполняйте.

— Вчера пришло сообщение из Москвы. Принципиальное решение о доставке свидетеля в Нюрнберг принято. Он готов давать показания трибуналу, — сообщил Руденко, когда они с Филиным и Александровым остались втроем.

— И когда его доставят? — уточнил Филин.

— Когда и как — это предстоит решить нам с вами, — усмехнулся Руденко. — Так что вся ответственность за успех операции на нас ложится. Есть одно жесткое условие: на все про все нам дается пара дней. Доставили — выступил — отправили. Вот такой график.

— Это понятно. У него среди немцев множество врагов — считают, что он предатель, погубил тысячи солдат… Поэтому каждый день его пребывания здесь увеличивает опасность какой-либо провокации, — озабоченно сказал Филин. — Ему в Москве обещали выкроить время для его свидания с женой и сыном, которых он давно не видел.

— Ну, это уже по вашей части, — отмахнулся Руденко. — Я лично не возражаю, но когда, как, вы уж сами решайте. Мое дело допрос провести так, чтобы без сучка и задоринки.

Какое-то время они шли молча, но каждый думал о том, что ход с Паулюсом, конечно, выигрышный и эффектный, но вот в случае срыва или неудачи… Москва объяснения слушать не будет — надает по шапке со всеми вытекающими последствиями.

— А теперь давайте пройдемся по пунктам плана, — нарушил молчание Руденко. — Пункт первый. Доставка свидетеля в Нюрнберг.

— Делать это открыто, легально с разрешения американцев, опасно, — решительно сказал Филин. — Здесь до сих пор полно упертых нацистов, преступников и просто темных личностей, готовых на все. Действовать без разрешения американцев — тоже риск. Помните, недавно они задержали наш самолет и арестовали его экипаж, поскольку он приземлился без их разрешения?.. Сразу после победы они еще закрывали на такое глаза, но с тех пор ситуация переменилась. Американцы могут потребовать и предварительного допроса Паулюса, узнав о его появлении. И нам трудно будет им в этом отказать. А что может случиться во время допроса и после…

— Да все, что угодно, — фыркнул Александров. — У них там, в комнате для допросов, в это время кто только не появляется! Какие-то люди все время бродят — заходят, выходят… Прямо как в зоопарке!

— Так как действовать будем? — в упор посмотрел на Филина и Александрова нахохлившийся от тяжелых мыслей Руденко. — Или еще не придумали?

— Ну, кое-какие мысли есть, — не стал томить начальство дальше Филин. — Думаю, доставлять его в Нюрнберг надо тайно, соблюдая конспирацию и все меры предосторожности, но с формального разрешения американцев… Чтобы все приличия соблюсти.

— Согласен. Но как именно это можно сделать?

— Лучше всего доставить его сначала самолетом в Берлин, в нашу зону оккупации, а потом на нашу базу в Плауэн. А уже оттуда на машине в Нюрнберг. Это всего несколько часов. К тому же из Плауэна очень много наших машин ходит, американцы к ним привыкли, если досматривают, только для проформы. Ну, а если подарить несколько банок икры и бутылок водки…

— Что, клюют? — удивился Руденко.

— Еще как! — усмехнулся Филин.

— От, бисовы дети!.. Хорошо, Сергей Иванович, доработайте с товарищем Александровым план и действуйте. Теперь пункт второй. Как и когда предъявить свидетеля суду? Уж коли это наш крупный козырь, то и играть им надо наверняка.

— Я думаю, тут нужен, как говорят, наши американские друзья, элемент шоу, — предложил Филин.

Руденко вопросительно посмотрел на собеседника.

— Что за шоу такое?

— Я хочу сказать, что его появление должно произойти очень эффектно, зрелищно, чтобы весь зал вздрогнул от неожиданности, а корреспонденты раззвонили о сенсации на весь мир…

— Ох, Сергей Иванович, доведут вас эти американские фокусы, — засмеялся Александров. — Тлетворное влияние Запада ощущается.

— Да нет, тут он прав, — оживился Руденко. — Момент надо выбрать самый-самый! И какое там тлетворное влияние? Мы еще в июне сорок пятого на процессе Окулицкого всегда учитывали, что суд освещают наши и западные газеты, а некоторые заседания транслируются по радио на всю страну. И добрые сюрпризы готовили обвиняемым. Хорошая драматургия нужна! Вообще, этот момент я беру на себя, есть у меня одна задумка…

— Тут вот еще какая заковыка, — задумчиво сказал Филин.

— Еще одна! — развеселился Руденко. — Не было у бабы забот, так привезли порося. Аж из Москвы!

— Мы должны быть на сто процентов уверены, что Паулюс выступит так, как надо. Одно дело согласиться на такое в Москве, и другое — выступать здесь. Увидит разрушенный Нюрнберг, своих начальников, хоть и бывших, услышит обвинения адвокатов, которые начнут его топтать и провоцировать… Как бы не расквасился, не поплыл. Не хотелось бы сесть в лужу!

— Начальство, Сергей Иванович, и об этом подумало, — непонятно улыбнулся Руденко.

— И?

— И считает, что окончательное решение — выступать или не выступать? — мы должны принять на месте. Самостоятельно. Исходя из его состояния. В конце-концов, если он пойдет на попятную, обойдемся и без него… Отправим обратно, если он будет не в состоянии выступать. В общем, Москва оставляет последнее слово за нами. Ну и, соответственно, полная ответственность тоже на нас.

— Москва, Москва… — привычно вздохнул Филин.

Александров остро взглянул на него, растянул губы в улыбке.