Василий Седугин - Князья Русс, Чех и Лех. Славянское братство Страница 22

Однако Турбид не напал, а вызвал Чеха на переговоры. Встреча их напоминала не разговор военачальников двух враждебных отрядов, а скорее это была беседа друзей, нечаянно оказавшихся на одной дороге.

Турбид, увидев Чеха, поспешил ему навстречу, протянул руку:

— Рад приветствовать тебя, центурион, — улыбаясь, проговорил он. — Вот жизнь подбрасывает какие неожиданности: то в Виндобоне бок о бок сражались против вандалов, то я тебя из плена у бургундов вызволял, а теперь на берегах Дуная боги свели.

— Будь здоров, Турбид. Думаю, и на этот раз наша встреча не будет омрачена никакими происшествиями.

— Как Туснельда? Оправилась ли она от потрясения?

— Не скоро, но поборола в себе ужас, который пережила тогда.

— Тибул в Виндобоне. Стало быть, произошел обмен?

— Да. Но Туснельда со мной, она моя жена.

— Вот как? — Турбид не скрывал своего удивления. — И как же это случилось?

Чех кратко рассказал о бегстве Туснельды от своего жениха.

— Завидую тебе, Чех. Такую супругу отхватил. Я бы за подобную смелую девушку полжизни отдал!

— Как видишь, мне не пришлось отдавать полжизни, но она — моя!

Помолчали. Потом, взглянув исподлобья, Турбид спросил:

— Как же ты допустил убийство Аврелия? Ведь знал, что Рим тебе его никогда не простит.

— Знал, но ничего не мог поделать со своими воинами. Аврелий нагло обокрал их. Более того, он хотел заставить бесплатно трудиться на тяжелейшей работе зимой, не обеспечив ни одеждой, ни обувью.

— Все равно тебе не надо было допускать гибели столь важного военачальника.

— Я был бессилен. Ярость людей перехлестывала через край.

Турбид еще некоторое время помолчал, потом произнес отстраненным голосом:

— Мне доставлен приказ Тибула о задержании центурий. Вам надлежит вернуться в Виндобону и предстать перед римским судом.

— Это верная смерть. Ладно, от меча, но могут нас, бунтовщиков, казнить как рабов, прибив к крестам.

— Все может быть. Но я должен подчиниться приказу и доставить вас в распоряжение Тибула. У меня пять тысяч воинов против трехсот твоих. Думаю, тебе следует подчиниться.

Чех прищурил глаза, взгляд их стал колким и жестким:

— Ты знаешь меня, Турбид, видел моих воинов в бою. На позорную смерть мы не пойдем, нам лучше умереть в бою.

— Я сожалею, но, видно, так и будет.

Говорить стало не о чем. Но они не расходились. Чех понимал, что Турбиду нельзя было не выполнить приказа Тибула, потому что иначе нарушался клиентский договор с Римом, а это грозило неисчислимыми бедами всему племени квадов, оттого он не держал обиды на сына старейшины. Турбид, в свою очередь, давно прикипел сердцем к мужественному воину и умелому военачальнику, ему было искренне жаль славянских воинов, которые стали жертвой алчности правителя Иллирика. Ему хотелось помочь им, но он не знал, как это сделать. Он уже хотел встать и уйти, как в его голове родилась неожиданная мысль. Он улыбнулся и хитро поглядел на Чеха:

— Давай попробуем обмануть римлян.

— Каким образом?

— Если я тебя просто пропущу сквозь ряды своих войск, то найдется какая-нибудь продажная душонка, которая выдаст меня перед римлянами. Думаю, они своих агентов держат в моем племени. Деньги плодят предателей и изменников, а у Рима денег очень много, они грабят полмира.

— Ну и в чем твоя задумка?

— Представим дело так, что ты сумел обхитрить, обвести меня вокруг пальца. В военных действиях это бывает сплошь и рядом, римляне применяют это сами и признают это право за своими противниками, даже с уважением относятся к военной хитрости.

— Ну-ну, рассказывай…

— А что тут долго тянуть? Все легко и просто. Я приду в расположение своих войск, соберу десятских и сотских и объявлю им, что дал тебе срок до завтрашнего утра подумать. Вечером, как это принято, мы зажигаем костры, варим ужин, греемся от холодов. И так до утра. Но ты не ждешь восхода солнца, а с наступлением темноты снимаешься и идешь вдоль этой речушки на север, к границам племени карпов. Мои дозорные на берегах речушки внимательно следят за твоими кострами, докладывают мне, что центурии стоят на месте, а я им верю. Только поздним утром, когда вы будете далеко, я со свитой отправляюсь в твой стан, и тут мы обнаруживаем, что от твоих воинов и след простыл.

— Это ты здорово придумал, Турбид. Но все равно тебе попадет.

— Конечно, немного пожурят, но и все. Зато я спасу тебя и славянские центурии от жестокого наказания и смерти.

— Спасибо, Турбид. Я сделаю все так, как ты сказал.

— Прощай, друг. Не знаю, придется ли нам еще раз свидеться.

— Прощай, друг. Я всю жизнь буду помнить, как много ты сделал для меня.

Они пожали друг другу руки и расстались.

Вечером Чех приказал поставить вдоль речушки несколько шалашей, возле них суетились его воины, всем видом показывая, что готовятся к ночному сну. По всему лагерю зажглись костры, на них готовился ужин. С несколькими воинами он изготовил с десяток чучел, их с наступлением темноты пристроили возле костров, горевших на самой границе между вооруженными сторонами. Затем центурии неслышно снялись с места и, придерживаясь леса, двинулись на север. Ночь была безоблачной, лунной, направление движения легко угадывалось по звездам. Без остановок шли до самого восхода солнца, после чего сделали небольшой привал и снова продолжили свой путь. Хотя Чех знал, что Турбид не станет его преследовать, но не давал своим воинам отдыха и гнал и гнал вперед. Только поздним вечером, почти в полной темноте остановились они у лесного озера и остались на ночевку.

Чех подошел к Туснельде, помог ей слезть с коня. По всему видно было, что она устала, но ни взглядом, ни словом не показывала этого. Она мужественно переживала поход, даже иногда улыбалась ему, как видно, стараясь подбодрить и вселить в него новые силы. А ему было трудно. Тяжелая ответственность за жизнь людей невидимым грузом давила на него, женская поддержка облегчала эту ношу.

— Приляг на травку, — предложил он ей. — Сейчас воины поставят нам палатку, тогда можно отдохнуть в постели.

— Нет, я приготовлю тебе еду.

— Поужинаем из общего котла. А ты береги силы. Завтра такой тяжелый переход. Нам надо оторваться от квадов настолько, чтобы они не могли догнать нас.

— Общий котел — это общий котел, — не сдавалась она. — Мне хочется угостить тебя кашей, которую готовила моя мама в детстве. Думаю, тебе она тоже понравится.

— Ну, раз хочется, — сдался он…

Подошли Лех и Русс. Только им сообщил Чех о сговоре с Турбидом, чтобы не порождать лишних разговоров; как правило, слухи имеют способность распространяться среди людей самыми причудливыми, необъяснимыми путями, достигая ушей тех, кому бы о них знать не следовало.

— Как воины? — спросил он братьев. — Никто не отстал?

— Мои дошли в полном составе, — ответил Лех.

— И у меня потерь нет, — доложил Русс.

— Как с больными?

— Везем на конях, а некоторых приходится нести на носилках. К каждым носилкам приставлено по двенадцать человек, меняются в пути. Конечно, устали, но не до изнеможения.

— Завтра еще один напряженный переход, а потом можно будет идти не столь быстро, подольше отдыхать.

— Мы так и говорим своим воинам. Люди понимают, — заверил Лех.

— Через пару-тройку переходов вступим в предгорья, а потом начнутся сами горы. По моим сведениям, там живут карпы, почему и горы называются Карпатами. Придется проходить через их земли. Что за народ, к какому роду-племени относится? Иллирийцы или дакийцы?

— Я слышал, дакийцы, — ответил Лех.

— Надо поискать среди воинов, кто знает дакийский язык. За день поспрашивайте через своих десятников, может, найдется переводчик. Он облегчит общение с населением, мы сможем избежать недоразумений и стычек, очень нежелательных для нас.

Ночь прошла спокойно, а наутро, с рассветом снова в путь, с короткой остановкой на обед. Под конец дня стала заметно меняться местность. Появились длинные, пологие холмы, они встречались все чаще и чаще. Только поднимешься на одну возвышенность, а впереди виднеется новая. Идти становилось все труднее и труднее. По пути попадались небольшие селения, их жители разбегались, едва увидев вооруженных чужеземцев. За ужином к Чеху привели воина из центурии Леха. Это был сухощавый, широкоплечий, узкий в поясе мужчина лет тридцати, горбоносый, с живыми темно-коричневыми глазами.

— Я из этих мест, — сказал он. — Звать меня Радомилом. Могу рассказать, кто населяет горы.

Чех указал на место рядом с собой, приготовился слушать.

— В Карпатах издавна живут рядом славяне и карпы. Карпы принадлежат к дакийскому народу, но оторвались от своей родины — Дакии, их одежда и быт все больше становятся славянскими. Рядом с нашей деревней стоит селение карпов, жители совместно отмечают многие праздники, на берегу горной реки проходят молодежные игрища. Отец у меня славянин, а мать — из рода карпов.