Тим Северин - Ассасин Его Святейшества Страница 22

Я нюхнул влажный воздух. Даже спустя два года после полного разрушения Хринга герцогом Фриульским здесь неодолимо пахло горелым деревом. Эта вонь чувствовалась везде.

– Кто же был тем изменником? Человеком, что пособил людям герцога взять эту крепость? – заинтересовался я.

– Звался он Тугун. Хотя неясно, было это именем или каким-нибудь прозванием у аваров. Еще до того как мы пошли войной, он тайно прислал весть, что думает обратить свой народ в христианство, если Карл признает его каганом.

– И его люди открыли вам ворота?

– Да, – кивнул Беортрик, а после паузы добавил: – Но повеление мы все равно выполнили.

Я начинал догадываться:

– В смысле, забили его людей наряду со всеми остальными?

Саксонец не ответил.

– Что же стало с тем Тугуном? – осведомился я. – Он тоже был убит?

– Его тела мы так и не нашли. Хотя толком и не искали. Слишком заняты были грабежом.

Неожиданно позади нас послышался окрик: толстяк-солдат указывал куда-то вбок, в туман. Оттуда на нас двигались какие-то нечеткие силуэты. Желудок у меня опасливо сжался, но силуэты оказались всего лишь скотиной – сквозь туман в нашу сторону брело с полдюжины тощих коров, привлеченных нашим появлением.

– Наверное, кто-то здесь все же обитает, – начал я говорить и осекся, когда следом за скотом показалась фигура человека, который пытался отогнать животных. Бежал он, сильно припадая на одну ногу. Через какое-то время он заметил нас, развернулся и пустился наутек. Но Беортрик опередил его. Он бросил коня в галоп, и тот в несколько прыжков выскочил перед беглецом, отрезая ему путь к отступлению.

Когда я подъехал к ним, этот человек стоял совершенно безмолвно и дрожал от страха, взирая снизу на Беортрика, который стегал его вопросами на неизвестном мне скрипучем говоре – по всей видимости, языке аваров.

При взгляде на лицо этого человека я испытал разочарование. Я, признаться, ожидал увидеть те же высокие скулы, широкие черты и слегка раскосые глаза триумфатора, изображенного на том сосуде. Лицо же этого человека, чумазое, со впалыми щеками, ничем не отличалось от тех бедолаг, что мы встречали на том берегу Дуная. Одет он был как простой пастух – в оборванную домотканую рубаху, порты и затасканные постолы. Левая нога у него была сильно искривлена.

– Он говорит, что живет здесь с прошлого года, – сообщил Беортрик.

– Что-то он не похож на авара, – усомнился я.

– Он к ним и не принадлежит. Говорит, что его соплеменники – гепиды[11], одно из племен, что жили в этих местах до прихода аваров.

– Он что, живет здесь один?

– Говорит, что да.

Туман постепенно рассеивался, открывая внутреннее пространство Хринга. Смотреть здесь было считай что и не на что: горы обломков, бесформенные останки жилищ, торчащие из земли покосившиеся спаленные балки, а еще загородка из стропильных ребер, переделанная в примитивный загон для скота. Остальное – пустота, голая земля, где сквозь слой пепла и золы пробивались небрежные травы. Разрушение, учиненное войском герцога Фриульского, было невосстановимым и окончательным.

Сердце мое упало. Как теперь составлять замену описи аварского клада, было совершенно непонятно. И выяснять здесь было нечего и не с кем.

Мои унылые мысли прервал Беортрик:

– Звать этого человека Кунимунд. Он говорит, что до падения Хринга жил здесь и прислуживал аварам.

– Спроси его, был ли он здесь в день взятия Хринга, – попросил я.

Опрос занял некоторое время. Было видно, что этот человек, давая ответы, постепенно мягчеет. Затем Беортрик поднял мне настроение, сообщив:

– Думаю, нам сопутствует удача. Он был здесь в тот день – тогда, говорит, и ногу ему раздробило. А еще он может кое-что рассказать о кладе. И приглашает нас в свое жилище.

Мы слезли с лошадей и вслед за гепидом, скрипя подошвами по кусочкам золы и мелким обломкам, прошли по руинам Хринга. Он подвел нас к лачуге, которую соорудил для себя в центре покинутой аварской твердыни. Стены одного из наименее пострадавших домов подпирали уцелевшие балясины, а крыша вместо соломы была крыта камышами. Снаружи лачуги стояло несколько чурбаков и шаткая скамья.

Кунимунд откинул с низенького входа похожий на тряпку половик и исчез внутри, а наружу вышел с пузатым глиняным кувшином и несколькими деревянными чашками.

– Он приглашает нас присесть. Говорит, что мы его гости, – перевел Беортрик.

Солдаты садиться отказались: они не доверяли гепиду и, когда он предложил им молока, покачали головами. Тогда мы оставили их стеречь лошадей, а сами уселись на чурбаки. Кунимунд наполнил нам чашки, но, прежде чем мы из них отпили, он плеснул немного молока на землю, в жертву своим богам. Затем, после небольшой подсказки от Беортрика, он взялся излагать, что происходило в тот день, когда воины герцога уничтожили Хринг.

Языка я не понимал, но видел, как меняются его чувства по мере изложения событий. Поначалу мужчина говорил спокойно, чуть ли не обыденно. Однако постепенно голос его повышался, а губы стали подрагивать в усилии сдержать слезы. Чашку он сжимал так, что костяшки пальцев побелели. Время от времени Беортрик прерывал, выспрашивая те или иные подробности, и гепид собирался с мыслями, пытаясь что-то вспомнить. Раз или два во время повествования он указывал в разные концы огороженного круга.

Когда он закончил повествование, саксонец обернулся ко мне:

– Тебе стоило бы делать записи. Вероятно, он наш единственный свидетель.

Я принес из седельной сумки пергамент, чернила и перо. Кунимунд следил за каждым моим шагом с поистине собачьим вниманием. У меня мелькнула мысль, что в представлении гепида записывание его истории как бы увековечивает память о тех, кто погиб в тот день.

– Его рассказ согласуется с моими воспоминаниями, – начал Беортрик. – Наше войско наступало гораздо быстрее, чем авары ожидали. Оно застало их врасплох. Каган собирался прибегнуть к своей обычной тактике – отходить и затягивать переговоры, пока у наступающих не иссякнет порыв и они не уйдут восвояси.

– А что там насчет клада? – напомнил я.

– По словам Кунимунда, все золото и серебро было сгружено на повозки, готовые сопровождать отход. Но воинство Фриуля появилось перед палисадом прежде, чем отход начался. Все, кто был внутри Хринга, оказались в западне.

– Кунимунду известно, были ли среди сокровищ какие-нибудь особенные изделия, вроде золотого сосуда с воином? – уточнил я.

Беортрик адресовал мой вопрос гепиду и, получив ответ, перевел:

– Он говорит, сокровищами в основном были монеты, в мешках и сундуках. Но были и кое-какие предметы – золотые блюда, украшения. Сам Кунимунд однажды прислуживал на пиру кагана с его знатью, и там было выставлено много драгоценных золотых вещей. Но какие именно, он толком не помнит.

Я скрупулезно записал все сказанное Беортриком, хотя все это звучало слишком обтекаемо, чтобы удовлетворить требование архиепископа насчет описи клада.

– Что произошло дальше? – задал я новый вопрос.

– Когда враг подошел к Хрингу, слугам кагана было приказано снять сокровища с повозок и закопать. Но сделать это как следует было уже слишком мало времени, – стал переводить мой спутник.

Потом он прервался и некоторое время ждал, пока гепид наполнит ему деревянную чашку молоком из глиняного кувшина. Прежде чем продолжить, саксонец сделал глоток.

– Я попросил Кунимунда показать нам, где были закопаны сокровища, – сказал он наконец. – Он говорит, что знает то место, потому как был в артели, что копала под них яму. Хотя там, разумеется, ничего не осталось. Враги все оттуда вытащили, после чего предали Хринг огню.

– Как Кунимунд выжил во всей этой перипетии?

– Его окружили вместе с остальными пленными, но взять его в рабы никто не захотел из-за изломанной ноги. Он ускользнул и спрятался среди разрушенных построек. Когда войско подожгло Хринг, он сумел проползти через пламя и в конечном итоге выбрался наружу. И скитался, как зверь, несколько месяцев.

От меня не укрылось, что Беортрик ни словом не упомянул о своем личном участии в той резне.

– Попроси Кунимунда показать нам, где были зарыты сокровища, – предложил я.

Мы поднялись и вслед за гепидом прошли к месту невдалеке от южной стены. Там он остановился и указал на канаву в земле.

– Кунимунд говорит, сокровища были закопаны здесь, не очень глубоко, – сказал мой спутник.

Смотреть было, в сущности, не на что, но на всякий случай я зарисовал примерное расположение ямины.

Мы побрели обратно через угли и обломки. Лошадей наши сторожа, оказывается, поставили в загон для скота. Солдат, который кашлял, теперь лениво рылся в развалинах одной из хижин, очевидно, в надежде, что там завалялось что-нибудь полезное из того, что войско проглядело при разграблении Хринга.

Я попробовал наскрести какие-нибудь дополнительные крупицы сведений.