Антон Кротков - Проклятие дома Ланарков Страница 22

Глава 25

«Успокойся! И присмотрись получше! За окном же никого нет! – убеждала себя Скарлет. – Тебе просто в очередной раз померещилось». И в самом деле, что это, как не игра собственного ненормально разыгравшегося воображения. Похоже, всё дело в её снотворно-успокоительных порошках, пора заканчивать ими злоупотреблять! Не даром же Арчи предупреждал её неоднократно, что добром это не кончиться.

Что же касается внезапного жутковатого хихиканья за спиной, то тут как раз никакой мистики. Его источником стала шкатулка в китайском стиле, точнее выскочивший из неё фарфоровый болванчик. Вэй даже мстительно щёлкнула пальцем по улыбающейся физиономии статуэтки.

Перед тем как уйти она в последний раз окинула комнату взглядом. И вдруг… заметила в дальнем углу потолка небольшую тёмную прорезь, очень похожую на потайной глазок для скрытного наблюдения. Вероятно, в иной ситуации она бы не обратила внимания на столь мелкую подробность, тем более что в том месте на потолке залегла тень. Но после пережитых волнений её чувства обострились настолько, что взгляд фиксировал малейшие изменения в деталях обстановки.

Тем не менее, Скалли постаралась внешне никак не отреагировать на сделанное открытие. А через несколько секунд щель исчезла – потолок снова стал ровным, будто там ничего и не было.

Вэй вышла из комнаты, плотно затворила за собой дверь и немного постояла в тёмном коридоре, прислушиваясь и обдумывая сделанное открытие: «Неужели граф ведёт слежку за своими дочерьми? Но тогда это низко, и уж конечно никак не достойно человека его воспитания и положения». Вэй сочувственно представила, каково приходиться бедным девушкам под постоянным пристальным контролем со стороны тирана-отца. Похоже, что Флора не сгущала краски, когда жаловалась ей на свою нелёгкую жизнь. «За что страдают эти невинные души? – задавалась вопросом Скалли. – Неужели это расплата за грехи предков, пытавших в здешних подвалах врагов и провинившихся слуг; и хоронивших следы своих преступлений в окрестной земле».

Погружаться в тайную жизнь этой семьи было довольно грустно, да и жутковато. Слишком много несправедливого и трагичного выплывало на поверхность. Но коль уж так случилось, то не попытаться как-то помочь бедняжкам, было бы безнравственно с её стороны. Да она и не привыкла оставаться равнодушной к чужим несчастьям.

В одной из комнат по соседству часы пробили десять. Неужели она здесь уже полчаса! Вэй поспешила к лестнице. По пути ей показалось, что с первого этажа доносится музыка. Чудесные задумчивые звуки наполняли сумрачные коридоры и залы, и будто даже становилось светлее.

Скалли тихими шагами зашла в гостиную и увидела Флору, которая сидела за роялем и играла грустную мелодию. Вэй остановилась в дверях и залюбовалась ею. Странно, что при первом знакомстве эта девушка показалась ей бесчувственной надменной куклой. Оказывается, она не всегда бывает говорлива и поверхностна.

Флора выглядела немного бледной. Эта бледность делала её ещё более аристократичной и утончённой. Средняя дочь графа задумчиво смотрела в ноты, не замечая американку.

Скарлетт хотела подойти и пожелать Флоре доброго вечера, но тут она услышала тихие шаги за спиной. Вэй обернулась и увидела в полумраке коридора высокий и тонкий женский силуэт. Это была жена графа Уильяма, миссис Элизабет: статная, ещё не утратившая былой красоты, и при этом исхудавшая, будто высохшая и вытянувшаяся, отчего изящное чёрное платье висело на ней словно саван. Из-за этого графиня напоминала привидение.

– Добрый вечер, леди Элизабет – учтиво поздоровалась Вэй. Графиня вышла на свет. На измождённом лице отчётливо проступали следы болезни и крайней усталости. С прошлой их встречи она стала выглядеть ещё хуже. Веки её были воспалены, под глазами залегли тёмные круги. Вэй сразу поняла, что супруга графа не спала ночью. Скорее всего, это была далеко не первая её бессонная ночь. И всё-таки Скарлетт снова испытала неловкость и чувство вины за свою вчерашнюю крайне неловкую попытку утешить её, будто это её «заслуга», что графиня тает на глазах.

– Благодарю вас, мисс Вэй, – любезно ответила графиня, но в ее улыбке чувствовалось какое-то напряжение, будто что-то причиняло ей боль. «Конечно, ей неприятно меня видеть – догадалась Вэй. – Приходиться улыбаться и терпеть присутствие бестактной иностранки!».

Флора услышала их разговор и перестала играть.

– О, мисс Вэй! – обрадовано воскликнула девушка, затем подошла к матери и ласково поцеловала её.

Следом за женой появился граф. Он извинился, что из-за срочных дел приходиться садиться за стол гораздо позже обычного, после чего пригласил всех в столовую. Сэр Уильям выглядел настолько спокойным, что Вэй засомневалась, что это он мог подглядывать за ней в комнате Анны сквозь щёлку в потолке.

Глава 26

Арчи единственный сидел за пустым столом в окружении слуг, и читал газету. И выглядел он действительно безукоризненно элегантно. «Как концертный рояль» – усмехнулась про себя Скарлетт.

Сама она надела «простое» шёлковое платье-тунику светло-голубого цвета, отороченное мехом, и нитку жемчуга в качестве украшения, довольно и этого. Хотя вполне могла бы обойтись и бижутерией. Некоторые искусственные украшения Вэй ценила даже больше, чем подаренные ей Арчи дорогостоящие «цацки» «от Картье». Эти вещицы больше шли к определённым нарядам. И в этом был определённый шик – носить то, что нравится, а не то, что положено и престижно.

Недаром Габриель Шанель, которая ввела моду на искусственные украшения, постановила: фальшивые бриллианты – это не дурной тон, и не жалкая попытка подделать натуральные драгоценности, а новый вид искусства и символ женского феминизма. Женщина больше не мужская игрушка!

Она просто пожалела мужа, который бы не «пережил» унижения, если бы его супруга украсила себя на аристократическом ужине «стекляшками» и «пластмасками».

Другое дело Арчи! Он был словно «принц Уэльский» – гладко причёсан, в смокинге или как говорят в Англии в «dinner jacket», то есть в «пиджаке для ужина»; при обязательном жилете, белоснежной сорочке с воротником-стойкой и в чёрном галстуке-бабочке. На ногах лаковые туфли при белоснежных замшевых гетрах-гамашах. Именно белоснежных, а не в тон костюму. Тщеславие требовало продемонстрировать хозяевам, что в его гардеробе нет вещей из обихода среднего класса. Ведь мужчина, обладающий белоснежными гамашами, словно рассказывает окружающим: в своей повседневной жизни он мало передвигается пешком, в основном ездит на автомобиле. У него есть прислуга, которая следит за чистотой гардероба, да и сам гардероб подобран по последней салонной моде. То есть мужчина в белых гетрах – состоятельный, очень благополучный джентльмен-интеллектуал.

Скалли всегда немного забавляло трепетное отношения мужа к собственной внешности, когда дело касалось великосветских салонов. Тут он не упускал ни одной мелочи – «воротник сорочки не просто должен стоять, но уголки его при этом обязательно должны быть загнуты ровно на положенное количество сантиметров, как того требуют строгие правила приличия». Что ж, теперь щепетильный хозяин дома наверняка одобрит новый облик своего гостя.

Однако вид при этом у Арчи был расстроенный, он недовольно сверкнул моноклем на жену; и едва Скалли села рядом, раздражённо прошептал, наклонившись к самому её уху:

– Куда ты подевалась? Я тебя потерял. К счастью в этом доме не так строго придерживаются собственного распорядка, а иначе мы бы снова оскандалились.

– Не обижайся, милый, я потом тебе всё расскажу.

За ужином хозяин поинтересовался у Арчи, как ему работается в семейном архиве.

– Я чувствую себя золотоискателем на Клондайке, которому повезло наткнуться на золотую жилу! – с восторгом ответил писатель.

– А как вам гостится у нас? – обратился граф к Скарлетт.

– Спасибо, сэр, прекрасно – ответила Вэй, и перехватила напряжённый взгляд Флоры, в её глазах читалось напоминание о данном ей обещании поговорить с отцом.

– Но я слышал, будто вас что-то напугало в парке? – ехидно прищурился сэр Уильям.

– О, не стоит придавать происшествию такого значения. Теперь мы с мужем даже рады этому приключению. Не так уж важно, кто это был на самом деле. Важно, что в Лондоне такого точно не услышишь.

– Это точно – согласился сэр Уильям, и было непонятно, то ли это льстит ему, как хозяину поместья, то ли, напротив, удручает: – Хотя осенью парк представляет собой довольно унылое зрелище. Начинаешь невольно задумываться о жизненном увядании и смерти. И этот волчий вой… По-моему нет в мире песни тоскливей. – На лице хозяина поместья промелькнуло странное выражение тревоги. Что-то мимолётное и неуловимое. Граф тряхнул головой, и оживился: – А я то думал, что этот «волк» – тут он хмыкнул, – напугал вас и отбил всякую охоту покидать дом – в голосе Ланарка прозвучали одновременно ирония и уважительное удивление.