Меир Шалев - Библия сегодня Страница 22

Пожалуй, наиболее известным из иностранцев в тридцатке был Урия Хеттеянин, но своей известностью он обязан не воинским подвигам. В историю он вошел как муж Вирсавии, женщины с дурной славой, и как человек, погибший по неясным причинам из-за подстрекательства Давида.

Все вышеупомянутые герои показали себя доблестными воинами и верными сторонниками Давида задолго до того, как Давид стал царем над Израилем. Они делили с ним самые тяжкие годы его жизни, когда он бежал от царя Саула в пустыню. Они сражались бок о бок с ним и ночь за ночью, летом и зимой спали рядом с ним на голой земле. И за те годы Давид создал идеал отборного и верного отряда воинов и их начальников, о каком только может мечтать любой лидер. Когда он стал царем, некоторые из них получили высокие военные посты. Не из всякого отважного бойца получается хороший командующий — мы, израильтяне, знаем это по собственному опыту, — однако многие из отборной тридцатки Давида позднее получили под свое начало дивизии. Дивизия в те дни состояла из 24 тысяч человек, и нам их имена известны из истории славной тридцатки.

Теперь, всякий раз слушая рассказы об израильском героизме — а иногда мы в них просто тонем, — я вспоминаю этих полузабытых героев былых времен. После вторжения Израиля в Ливан я часто пытался вообразить, как все сложилось бы, если бы наши войска возглавляли герои операции «Вода для царя». Исбосеф Ахаманитянин единолично навел бы порядок в Бейруте. Шамма, сын Aгe, за одну ночь очистил бы шиитские деревни от смутьянов, а Елеазар, сын Додо, управлялся бы с анзарскими лагерями для военнопленных, обходясь одним мегафоном. Царю Давиду было бы не о чем беспокоиться, кроме палестинцев на западном берегу Иордана, и без всяких сомнений он превосходно бы все уладил. В конце концов он и сам когда-то был вифлеемским уличным мальчишкой, умевшим метко бросать камни.

ГОРДЫЙ ЕВРЕЙ МАРДОХЕЙ

В тот день царь Артаксеркс отдал царице Есфири дом Амана, врага Иудеев; а Мардохей вошел пред лице царя, ибо Есфирь объявила, что он для нее.

Десять тысяч евреев были угнаны из Святой Земли в Персию по приказу царя Навуходоносора. Среди них были царь Иехония, его мать, его жены, его министры и его генералы. Все эти августейшие и просто знатные особы давно исчезли с главной сцены в летописях избранного народа. Однако маленькому мальчику из колена Вениаминова, который отправился в изгнание с ними, было суждено сыграть ведущую роль в истории еврейского народа. Мы не знаем, как тогда звался юный изгнанник, но два десятилетия спустя мы встречаем его в Сузах, персидской столице. И зовут его Мардохей. А точнее — Мардохей Иудеянин.

Позвольте мне для начала сказать, что у меня нет солидных исторических пособий, которые позволили бы точно определить, какой персидский царь фигурирует под именем Артаксеркса в Книге Есфирь. Не могу я определить и протяженность времени, которое, по утверждению ученых, прошло между изгнанием Иехонии и историей царицы Есфири. Далее — я не знаю, опирается ли история Пурима на реальный факт или была своего рода алиби задним числом. И я готов предоставить все это на усмотрение более мудрых и более осведомленных людей. Сам же я хочу просто рассмотреть саму историю — историю Мардохея и Есфири. Эта парочка родственников преуспела в Персии и подарила Библии первую и единственную в ней историю о евреях гетто — со всеми негативными моментами, какие только за этим стоят.

Их выбор имен, например, был сознательной попыткой мгновенной ассимиляции — производные от «Мардук» и «Астарта», имен двух самых популярных в Вавилоне божеств. Немыслимо, чтобы Иаир и Аминадав — их отцы — нарекли бы их в честь верховного языческого божества и его богини плодородия. И нам хорошо известно, что первоначально Есфирь звали Гадасса. Конечно, они были не единственными евреями, которые сменили имена в новой стране, но присвоить себе, как сделал Мардохей, имя божества местного пантеона — это уж извините!

Из текста вроде бы следует, что Мардохей занимал при дворе какую-то должность, хотя и не ту, которую он получил в конечном счете и которая наиболее отвечала его личности и особым талантам.

В любом случае история начинается с того, что царь Артаксеркс закатил пир для всех вельмож и правителей его областей. Царица Астинь, устроившая прием для дам в своем крыле дворца, получила распоряжение показаться перед мужчинами. Она не пожелала повиноваться своему супругу и повелителю и за такую демонстрацию раннего феминизма была низложена. По совету Мемухана, одного из его князей, Артаксеркс поспешно объявил конкурс на новую царицу. Вакансия была открыта для любой кандидатки, отвечающей необходимым требованиям, даже если она проживала вне дворца. Юных девственниц свезли в Сузы, и отборочный комитет выбрал самых красивых из них. Требования, предъявляемые отобранным кандидаткам, не были обременительными. Просто определенное время надо было ухаживать за своей красотой: «шесть месяцев мирровым маслом и шесть месяцев ароматами и другими притираньями женскими». Затем по очереди они являлись на суд жюри, состоявшего — как легко сообразить — из одного царя. «Вечером она входила, и утром возвращалась в другой дом женский… и уже не входила к царю, разве только царь пожелал бы ее, и она призывалась бы по имени».

Есфирь, которая «приобрела… расположение к себе в глазах всех, видевших ее», по-видимому, отлично показала себя в ту ночь, что провела с царем. Чем конкретно они занимались, я не могу сказать, но наши мудрецы уже определили к вящей и вечной славе Есфири, что Артаксеркс «попросил вкусить вкус ее девства — и вкусил. Он вкусил и нашел ее по вкусу себе». Кто я такой, чтобы хоть словечко добавить к столь лаконичному подведению итогов?

Восторги Артаксеркса, вызванные хорошенькой экс-девственницей, не знали предела, «и он возложил царский венец на голову ее, и сделал ее царицею на место Астинь». Говоря языком нынешних спортивных комментаторов: «Наша Есфирь пришла первой!» Долгое время ожидания Мардохей провел за стенами дворца, болея за свою кузину. «И всякий день Мардохей приходил ко двору женского дома, чтобы наведываться о здоровье Есфири и о том, что́ делается с нею». К концу он мог с удовлетворением подвести итоги: его кузиночка взяла свое на простынях. Теперь ему предстояло обдумать свои следующие шаги.

Есфирь прочно утвердилась в царской спальне, и Мардохей не сомневался, что счастье уже широко улыбается ему. Он воздержался от того, чтобы тут же воспользоваться своей новообретенной близостью к трону, а вместо этого выбрал линию поведения, которая на первый взгляд кажется странноватой. Казалось бы, он поспешит использовать еврейство Есфири в помощь евреям. Отнюдь! Библия не оставляет места даже для малейших сомнений: «Не сказывала Есфирь ни о народе своем, ни о родстве своем; потому что Мардохей дал ей приказание, чтоб она не сказывала». Его родство с Есфирью было его козырем, и он не собирался потратить его зря. Мардохей выжидал своего часа.

Тот факт, что Есфирь скрыла свое еврейское происхождение от царя, естественно, пришпорил фантазию толкователей Библии. Раши утверждает, что Мардохей был не заинтересован в браке Есфири с необрезанным царем и опасался, как бы Артаксеркс, обнаружив, что она семени царя Саула (о чем четко свидетельствовало фамильное генеалогическое древо), не упустит подобного случая и принудит ее к браку. Ну, при всем уважении к Раши я искренне сомневаюсь, что слава Дома Саулова достигла Суз. Но даже если и достигла, я неколебимо верю обратному — что Мардохей был очень даже заинтересован в браке своей кузины с царем, и нахожу весьма ободряющую поддержку этому мнению не более и не менее, как у самого Ибн Эзры. Он цитирует толкование, строящееся на том, что Мардохей боялся, как бы Артаксеркс не отверг Есфирь, узнав о ее еврействе. (Сам он утверждает, что Мардохей боялся, будто царь принудит ее есть некошерные блюда. Храня свое происхождение в тайне, она могла тайно же вкушать кошерную еду.)

В конце главы 2 мы узнаем, что после коронации Мардохей заработал еще одно очко: он разоблачил заговор двух евнухов, замысливших убить царя, — Гавафа и Фарра. И он «сообщил царице Есфири, а Есфирь сказала царю от имени Мардохея». Дело было расследовано и найдено верным, и их обоих повесили на дереве. И было записано о благодеянии Мардохея в «книгу дневных записей у царя».

Есфирь начала эффективно лоббировать интересы Мардохея. После этого придворная карьера Мардохея, казалось бы, должна была сделать резкий скачок вверх, однако следующая глава начинается совершенно неожиданно: «После сего возвеличил царь Артаксеркс Амана, сына Амадафа, Вугеянина, и вознес его, и поставил седалище его выше всех князей, которые у него». Теперь, когда на сцене появился злодей, сюжет обретает новый размах и остроту: соперничество, противостояние, заговор, интриги. Царь приказал всем своим князьям и служителям кланяться Аману, падать перед ним ниц. «А Мардохей не кланялся и не падал ниц». Поведение Мардохея преисполнило Амана бешенством — точно так же, как оно из века в век преисполняло сердца евреев гордостью. На первый взгляд может показаться, что перед нами демонстрация героизма и несгибаемой принципиальности, несколько напоминающая историю героической матери и ее семерых сыновей, которые предпочли мучительную смерть от руки жестокого Антиоха отступничеству от законов иудаизма.