Роберт Паль - Бессмертники — цветы вечности Страница 22

Следователи и прокурор заинтересованно переглянулись.

— И когда вы ждете поручика Мефодия Кадомцева из Казани? Сегодня, ротмистр?

— Да, сегодня, господа. В связи с этим предлагаю следующее: встречу Мефодия с семьей упредить — раз, для чего задержать его прямо при выходе из вагона и тут же допросить — два…. Что скажете на это? Если возражений нет, будем действовать, господа.

Возражений не было. В тот же день на перроне уфимского вокзала группа чинов полиции встретила молодого представительного офицера.

— Вы поручик двести тридцать первого Котельнического батальона Мефодий Самуилович Кадомцев?

— Так точно, господа. Я поручик Кадомцев.

— Вам придется проследовать с нами, поручик.

— Почему? На каком основании, господа? Я очень спешу на похороны отца!

— Успокойтесь, ваш батюшка Самуил Евменьевич жив и здоров. К тому же мы вас долго не задержим.

В кабинете ротмистра Кирсанова его жали прокурор Никифоров, один из судебных следователей окружного суда и ротмистр Леонтьев.

Первый вопрос — о деньгах. Кадомцев не удивился ему и с готовностью пояснил, что деньги, скопленные родителями на покупку дома, — их общие семейные сбережения: кое-что они собрали сами, но в основном эти деньги в разное время и разными суммами прислали они, их сыновья-офицеры.

— Где сейчас находится Эразм Кадомцев?

— Мне об этом неизвестно, ведь я еще не был дома. Но когда мы виделись в последний раз, он как-то говорил, что думает заняться своим делом.

— Что имеется в виду под этим «делом»?

— Восстановление в армии. Сейчас, когда он совсем здоров, это вполне естественно, господа.

— Что можете сказать относительно тех вещей, которые были отобраны при аресте вашего младшего брата Михаила?

— Какие вещи, господа? Потрудитесь хотя бы перечислить их!

— Хорошо, — следователь достал из папки протокол обыска и принялся монотонно перечислять: — Пистолет системы «Браунинг» со сбитым номером, две обоймы и отдельные патроны к нему, электрический фонарь с белым, синим и красным стеклами, четыре куска зажигательного шнура, подзорная труба, план города Уфы, карты шести уездов Уфимской губернии, расписание поездов, книга «Социальная реформа», описание автоматически заряжающегося револьвера, сверток прокламаций «Выборгское воззвание», жестяная банка с желтым порошком, пакет с надписью «Мышьяк», форма из гипса и металлический цилиндр, использовавшийся возможно в качестве бомбы… Ну, так как же, господин поручик?

Обилие изъятого материала и серьезность улик ничуть не обеспокоили Кадомцева, Немного подумав, он стал отвечать:

— Относительно всех этих вещей показываю следующее. Пистолет системы «Браунинг» принадлежит мне. Я оставил его у брата Михаила в бытность свою в Уфе в первых числах сентября проездом с Кавказа. Оставил потому, что собирался переводиться в Уфу. Пистолет никелированный с царапиной на щеке с правой стороны, подержанный, со сбитыми цифрами через одну, так что номера нельзя различить. Я купил его в таком виде в Якутске за тридцать рублей.

Следователь достал из ящика стола приготовленный на этот случай браунинг.

— Прошу взглянуть: не тот ли?

Кадомцев взял оружие, привычно осмотрел и вернул.

— Он самый. Кроме него я оставил у брата также две-три обоймы с патронами…

— Позвольте полюбопытствовать, господин поручик, — перебил его Леонтьев, — у некоторых пуль головки надрезаны крест-накрест. Как мне известно, так делается, когда готовят пули к отравлению… Не так ли?

— Совершенно верно. Это было сделано по моему распоряжению моими солдатами еще на Дальнем Востоке…

— Вы воевали с японцами отравленными пулями? — явно насмехаясь, опять прервал его ротмистр Леонтьев.

— Вы меня не дослушали, господин ротмистр. Не с японцами, а с хунгузами… Что же касается кинжала, то это подарок. Привез я его с Кавказа и по просьбе брата оставил ему. Кстати, он не настоящий, а лишь декоративный, к платью горцев, в чем легко убедиться.

Леонтьев заметил, какой разочарованный взгляд бросил в его сторону прокурор, но не отступал.

— Теперь о картах… Что вы можете сказать о картах, поручик?

— Карты принадлежат тоже мне. Я пользовался ими, так как мне приходилось охотиться практически по всей губернии. А мышьяк, это, собственно, не мышьяк, а так называемое мышьяковое мыло. Оно состоит из нескольких составных частей, в том числе и нафталина, так что должен пахнуть. Это мыло я употреблял при набивке чучел. Относительно же всего остального могу лишь предположить, что оно было подброшено недоброжелателями, возможно, бывшим соседом, пьяницей и дебоширом, которого отец вынужден был через мирового судью выселить из квартиры.

В заключение он представил несколько документов об арестованном брате Михаиле: свидетельство о благонадежности, выданное уфимским губернатором 3 июня 1906 года за № 3321, свидетельство об окончании шести классов Симбирского кадетского корпуса от 14 августа 1905 года за № 2120, копию рапорта самого Мефодия начальнику Казанского юнкерского училища с просьбой разрешить Михаилу держать вступительные экзамены.

— Откуда у вас эти документы? — уже без прежней уверенности спросил Леонтьев.

— Их оставил Михаил, когда в августе жил у меня в Казани. Теперь думал вернуть.

— Понятно, поручик…

Подписав протокол, Кадомцев заторопился к родным, а оставшиеся дружно закурили.

— Что нового у вас, Кирсанов? — чтобы как-то разрядить невеселую обстановку, спросил Леонтьев. — Только, ради бога, не спрашивайте меня об этом исчезнувшем станке, это не по моей части!

Ротмистр Кирсанов натянуто улыбнулся.

— У меня для вас, Иван Алексеевич, сегодня еще одна хорошая новость припасена. На Демском разъезде опять появился интересующий нас офицер с дамой.

— Когда? — вскочил Леонтьев.

— Вчера вечером.

— Ну, что ж, придется голубчика брать. Спасибо за новость!

Глава шестая

В этот день уроков у нее не было, и Варя решила полностью посвятить его накопившимся партийным делам. Прежде всего — забрать у знакомого товарища полученный для организации транспорт литературы, затем заглянуть к Сашеньке Ореховой, которая на днях отправляется в Златоуст, переговорить с ней о дальнейших связях и адресах для присылки «таблиц» и «календарей», подобрать в партийной библиотеке литературу для беседы в кружке, подготовиться к этой беседе. Словом, день намечался хлопотный, беспокойный, едва управишься до вечера.

Потеплее одев дочурку и прихватив санки, она вышла из дому. Для Ниночки такие вылазки — настоящий праздник: весь день с мамой, весь день среди людей, да и на санках покататься она большая охотница. Варе тоже хорошо с ней. Пусть побудет на свежем воздухе, проведает своих подружек, а если потребуется, как, например, сегодня, перевезти что-то нелегальное, саночки с ребенком — наилучшее прикрытие от недреманных жандармских глаз.

— Мамочка, мамочка, а к Настеньке Бойковой мы сегодня зайдем? — слышится сзади ее тоненький голосок.

— Зайдем, обязательно зайдем, — оборачивается к ней Варя. — Вот сделаем одно дело — и зайдем.

— И на горке покатаемся? И на горке.

— Когда сделаем еще одно дело?

— Само собой, моя умница!

— Ну, тогда быстрей, мамочка! Но-о-о, лошадка, но-о-о!..

Варя становится лошадкой и почти целый квартал, до самого перекрестка, катит санки бегом. Ниночка машет над головой воображаемым кнутом, визжит и хохочет: такая уж хорошая и веселая у Ниночки лошадка…

Получив нужный груз, Варя аккуратно разложила его в санках, застелила детским одеялом и усадила наверх Ниночку.

— Сиди спокойно, не балуйся, не то упадешь, — наказывает она дочери и направляется дальше, на Сибирскую улицу, к служащему земской управы Черневскому, приютившему на время склад их социал-демократической литературы.

Идти приходится через центральную часть города, где всегда полно городовых и жандармов. Ноги поневоле тяжелеют и сдерживают шаг, но зато дорога идет под уклон и санки катятся сами собой, почти безо всяких усилий. Ниночке это очень нравится, и она опять хохочет и визжит от удовольствия:

— Но-о, лошадка, но-о-о! Садись, мамочка, покатимся вместе, но-о!

Прохожие с удовольствием уступают им дорогу, оборачиваются, провожают добрыми улыбками. Даже у пожилых городовых при виде такой идиллии светлеют глаза, — откуда знать им, что в душе у этой юной счастливой матери и более того, что находится сейчас в санках под этой веселой, заливающейся серебристым смехом девчушкой-хохотушкой?

Но вот, наконец, впереди показались строения земской больницы. От нее до усадьбы Черневского рукой подать, значит, пронесло и на этот раз. Варя облегченно вздохнула и, попросив Ниночку не шалить, свернула к знакомым воротам.