Юрий Трусов - Хаджибей (Книга 1. Падение Хаджибея и Книга 2. Утро Одессы) Страница 23

– А почему бы нам, дорогой граф, не приучить этих варваров к церемониям? — дипломатично сострил де Рибас.

Но граф не улыбнулся. Он был зол на командующего за отказ назначить его начальником авангарда. Как он ни просил, а Гудович назначил на эту должность не его, а де Рибаса. И, не привыкший прощать обиды, Безбородко пустил стрелу:

– А фельдмаршал Петр Александрович Румянцев поступил бы проще. Да, наверно, и умнее…

Воцарилось неловкое молчание. Все затаили дыхание. Гудович нахмурил ключковатые брови. И все же эта дерзкая выходка не вызвала у него гнева. Он искоса взглянул на освещенное луной курносое обиженное лицо графа и почувствовал к нему не злость, а презрение. Он понял досаду этого еще молодого, но уже располневшего, изнеженного человека, прибывшего на войну лишь затем, чтобы у его брата, могущественного канцлера императрицы, был предлог выхлопотать для него новые чины, ордена, поместья… Увы! К сожалению, он, Гудович, никак не может доверить Безбородко авангард, потому что граф, хотя и храбр да горяч, но не слишком умен, и сие дело лучше доверить де Рибасу.

   Однако нужно как-то проучить зазнавшегося вельможу, и Гудович лениво, словно нехотя, спросил его:

– Ваша светлость, откуда вы знаете, как поступил бы на моем месте Петр Александрович?

– Я хорошо изучил его. Недаром, как вам известно, я был у фельдмаршала в ординарцах, — нагловато прогудел Безбородко.

– Ординарцы не всегда знают мысли своих командиров, — по-прежнему спокойно ответил Гудович. — Я, граф, у фельдмаршала в генералах служил, но этого сказать не могу. Все же одну его мысль вам напомню: «Виктория приходит от неожиданного и хорошо подготовленного удара по врагу». Сие, как видите, мы сейчас с вами и делаем.

   Безбородко досадливо усмехнулся:

– Напрасно меня поучать, ваша светлость, — отре­зал он.

– Учиться никогда не поздно, друг мой. Я вот три университета окончил: Кенигсбергский, Галльский и Лейпцигский, но почитаю за честь великую у каждого сведущего человека перенять, что мне еще неведомо, — сказал командующий ровным, спокойным голосом, словно не замечая надменного тона графа.

   Но Безбородко невыносимо было слушать поучения генерала. Ежась от ночной сырости, он застегнул на бриллиантовые пуговицы свой бархатный плащ и пришпорил коня.

– Граф все еще не может отвыкнуть от своих старых ординарских привычек — позлословить, — процедил сквозь зубы ему вслед де Рибас так, чтобы отъехавший Безбородко не мог расслышать его слов. В черных глазах де Рибаса светилось торжество.

   Командующий взглянул на него и отвернулся. Он не выносил коварства.

   Всматриваясь в ночной мрак степи, вдыхая солоноватый, дующий с недалекого моря ветерок, Гудович задумался.

   Перед ним возник образ славного фельдмаршала Румянцева, лицом и ростом похожего на Петра Первого. Блиста­тельными победами над Фридрихом Прусским и над турками фельдмаршал доказал всю несостоятельность западной линейной тактики, превращавшей солдат в бездушные механизмы. Он сменил напудренные букли и узкие мундиры, годные лишь для парадов, на удобную для походов одежду.

   Он, Гудович, почитает заветы Румянцева. Ведь на войне, чтобы одержать полную викторию над противником, надо не только занять его крепости, но достигнуть главного — истребить живую силу. Разумеет он и замыслы Потемкина, который идет по тропе, Румянцевым проторенной. Ивану Васильевичу ведомо, что поиск на Хаджибей — часть генерального движения русских войск на неприятеля. Оно предполагает одновременные удары по врагу, дабы сковать его силы. В Молдавии полки Суворова и Репнина уже завязали баталии. Значит, надо спешить и нам. Промедление в бою — смерти подобно! Вот почему, когда майор Кумшацкий, возвратясь из разведки, доложил, что в Хаджибее много больших и малых кораблей вражеских, Гудович немедленно выступил в поход. Его не страшит, что весь многопушечный турецкий флот сейчас стоит на рейде Хаджибея, что турки готовы огнем орудий поддержать крепость. Тем более славы российскому оружию будет!

   Мысль о скорой встрече с врагом, как ни странно, успокоила генерала. Он взял за локоть ехавшего рядом с ним полковника Хвостова. Тот, неловко горбясь, наклонился к командующему.

– Мы ночь не спим, торопимся, а турки нас в гости, поди, и не ждут, — весело подмигнул полковнику Гудович.

IV. ЗАБОТЫ ПАШИ АХМЕТА

После обильного обеда хаджибейский двухбунчужный паша Ахмет прилег на ковер и, затянувшись кальяном, стал обдумывать свои дела. Паше было о чем поразмыслить.

   С тех пор, как русские взяли Очаков, проклятые гяуры каждый день могли напасть на Хаджибей. Правда, со стороны Молдавии должна была скоро появиться могучая армия правоверных, чтобы снова отбросить русских за Днепр. Но пути аллаха неисповедимы, и, надеясь на лучшее, неплохо подумать и о худшем… Ведь русское войско возглавляет грозный «топал-паша» — Суворов.

   Ахмет только погрузился в эти невеселые размышления, как вдруг тишина его дворца была возмущена громкими женскими криками. В гареме опять ссорились женщины.

– Шайтан в образе человека, как только наш паша поместил тебя под одной крышей с нами! Видно, аллах ослепил его светлые очи, что он позволил тебе и твоему щенку здесь жить! — вопила одна из женщин.

   Паша узнал голос своей некогда любимой, а теперь опостылевшей ему старшей жены Зейнаб.

– Порождение крысы и змеи! Только отсутствие красивых женщин заставило пашу выбрать тебя в жены. Старая шелудивая обезьяна! — кричала ей другая женщина, бывшая жена Сеид-Магомета, а теперь новая супруга паши татарка Селима.

   Затем крики обеих перешли в сплошной визг — очевидно, женщины начали потасовку. Это было уж слишком!

   Разгневанный властелин Хаджибея вызвал старшего евнуха Абдуллу, разжиревшего, задыхающегося от астмы тунисского мавра.

– Певзен! Балбес! Гнусный ленивый ишак! Разве я тебе так поручал оберегать покой в гареме? — заорал на него Ахмет. — Чтоб сейчас же было тихо! Не то я прикажу начинить твою тупую баранью башку навозом!

   Перепуганный евнух со всех ног бросился выполнять приказание паши.

   Однако тишина наступила не скоро. Долго еще дворец оглашали вопли усмиряемых евнухом женщин, крики и плач детей.

   Проклиная всех женщин на свете, паша стал затягиваться зеленоватым дымом кальяна, чтобы уйти от суетных мыслей. С тех пор, как очаковский сераскер Сеид-Магомет-паша прислал в хаджибейскую крепость своих жен и наложниц, а также пленниц, паша Ахмет потерял покой. Женщины очаковского паши сразу не поладили с обитательницами его гарема. С утра до поздней ночи покой дворца, где прежде царила безмятежная тишина, оглашали крики и брань.

   Дело приняло еще худший оборот, когда при штурме русскими Очакова погиб Сеид-Магомет. Паша Ахмет, как родственник погибшего, стал законным обладателем его гарема. Теперь между старыми и новыми женами Ахмета началась настоящая война. Много волнений доставляли хаджибейскому паше и невольницы. Сделать их своими наложницами Ахмет не решался, так как они предназначались для отправки в Стамбул в дар самому султану. Ахмет знал: сделай он невольниц своими наложницами, и его же друзья и ближайшие помощники немедленно пошлют об этом доносы владыке Турции. Ведь все эти лукавые бинь-баши, аги, байрактары (офицерские чины турецкой армии) только и мечтают о том, что­бы сесть на его место. Тогда никакие прежние заслуги не спасут его, пашу Ахмета, от ужасного гнева султана. И быть ему посаженным на кол на одной из базарных площадей Стамбула…

   Но нет — аллах велик! Он наградил пашу мудростью. Никогда Ахмет не впадет в соблазн, на радость своих тайных врагов, присвоить хотя бы одну из невольниц, предназначенных для султана. Нет!

   Однако уж больно они хороши, эти молодые невольницы-украинки!

   Каждый день шел паша в их покои. Там огромный, тучный Ахмет ложился на тахту и, поглаживая седую бороду пухлой усыпанной драгоценными перстнями рукой, долго рассматривал пленниц. Особенно нравилась ему одна — молодая казачка по имени Маринка.

   В ее взоре не было страха, когда она смотрела на пашу. В каждом движении ладной, гибкой фигуры девушки чув­ствовался непокорный свободолюбивый характер. Старый турок все больше и больше очаровывался девушкой. О, если бы можно было купить ее, он дал бы самую высокую цену на невольничьем рынке. Тысячу полновесных пиастров и в придачу пригоршню крупного цейлонского жемчуга! Гордая казачка стала бы украшением его гарема…

   Но нет! Аллах наградил пашу мудростью, и он никогда, на радость своих тайных врагов, не присвоит невольницу, предназначенную для самого султана.

V. В РАЗВЕДКЕ

Пришпоривая коня, скакал с отрядом казаков Кондрат Хурделица.