Елена Степанян - Царский выбор Страница 23

Портниха.Когда всё закончим да отделаем, тогда и ленту подбирать будем. Когда платье надето, то лучше видно. Ты своим займись, Анна Ильинична!

Анна.Да займусь, займусь. Ты, Матрена, бестолковая. Ты понять можешь? Двоим нам царицами не бывать, а одна должна стать непременно.

10. Дом, в котором остановились Барашовы. Маша, Софья и мать

Маша смотрится в зеркало.

Маша.Ну так что?

Барашова.Не знаю даже, что сказать. И так хорошо, и так. — Давай-ка у Захара Ильича спросим.

Софья(со смешком).Надо было у Андрея Ивановича спросить. Он сегодня утром к Захару заходил.

Маша гневно раздувает ноздри.

Барашова.Со-оня!!

Софья.Ну уже и пошутить нельзя!

Барашова.Хороши шутки. Маша и так вся испереживалась.

Софья.О чем тут переживать? — (Строго)Праздник. Государь всея Руси женится. А нас всех позвали гостями быть и полюбоваться, как он своей невестекольцо на палец наденет.

Мать злобно поджимает губы.

Софья(продолжает).Неужели непонятно, что всех этих девиц для того только собрали, чтобы они собою царский праздник украсили? Вам еще подарочки подарят, будете своим внукам показывать и хвастать, как вы при царском обручении были, да не просто так, а в числе первейших красавиц. (Мать и Маша со вздохом кивают.)А боярин Морозов и вся царская родня, да они же права не имеют такое дело на самотек пускать. Простые люди женятся — и то сто раз всё рассчитают да отмерят. А тут сам царь! Он что, хуже всех?

Барашова.Ты все верно говоришь, Софьюшка! Все верно. Но такие смотрины не только для царя делаются. Князья-бояре тоже смотрят, какой товар в Москву отовсюду навезли.

Софья.Князья-бояре на богатство смотрят и на знатность.

Барашова.Всяко бывает. Вдовые за приданым не гонятся.

Софья(фыркает).Из всех бояр, кажись, один Морозов вдовый.

Барашова(вздыхая).Это было бы совсем неплохо.

Маша.Жаль, боярин Пушкин не вдовый.

Софья.Ну хорошо, а Андрею что ты скажешь?

Барашова.У Маши мать есть. Такие вещи родители решают. Мы что, в кабаке, чтоб девица сама себя замуж выдавала?

Маша с лицемерной кротостью смотрит на Софью и разводит руками, мол, «ты же видишь!»

11. У Корионовых

Евдокия и Настасья Порфирьевна подгоняют на Фиму теткины наряды. Иван Родионович и Афанасий сидят поодаль за столом.

Евдокия.Счастье-то какое, что Фимка тетю Грушу ростом не обогнала. Нам бы тогда не поздоровилось. — А ну шагни. Фим, ты что, оглохла?

Фима делает шаг.

Настасья.Нет, хоть на полпальца, а я бы подкоротила.

Фима.Хорошо, подкоротите. — Можно, я наверх пойду?

Евдокия.Нет, нельзя! У нас еще тыща дел, я за тобой не набегаюсь.

Указывает на стол, на котором навалены ленты, украшения и прочее.

Фима(сдавленно вздыхает).Да не нужно столько всего.

Евдокия.А вот это уже мое дело. Я московских княжон своим богатством поразить не хочу, но чтоб ты там хуже всех оказалась, мне совсем не надобно.

Всеволожский(смеется).Берегись, Фимка, хуже всех окажешься.

Афанасий(тяжело вздыхая).Это еще са-авсем не самое страшное.

Настасья, ползая по полу, сметывает подол. Мать снимает с Фимы верхнее платье, закутывает ее в большой платок.

Евдокия.Устала, посиди в уголочке и отдохни.

Фима с отрешенным видом забивается в угол.

Афанасий(поднимается, начинает ее веселить).Фимушка, ну что ты такая грустная, голубушка ты наша? — А я знаю, отчего. — Это она за царя-батюшку переживает. Она боится, что Морозов его на старой карге женит, на бабушке своей. — Не бойся, дитятко, он очень даже о нем позаботился, отличную невесту ему подыскал, и молодую, и красивую. Батька ее, правда, подлец, какого свет не видывал, но она не в него, она в мать пошла. (Фима улыбается.)Ну, вот видишь, я был прав. И теперь твоей доброй душе не о чем беспокоиться.

Аграфена бежит через двор, на ходу срывая платок и полушубок.

В горнице. Вбегает Аграфена.

Аграфена.Дуня, Фимушка! Хорошие новости! Царь не будет девиц смотреть.

Все смеются, говорят почти хором.

Все(хором). Как, совсем не будет?

Афанасий.Так я же вам про это и говорил. Незачем ему их смотреть. У него есть дела поважнее.

Аграфена.Князь Троекуров только что из Кремля воротился. Говорит, назначил государь шестерых бояр судьями, чтобы завтра отобрали шестерых девиц. А сам он то ли послезавтра, то ли еще через день будет из них выбирать.

Всеволожский.А кого он судьями назначил?

Аграфена.Не знаю.

Афанасий.Зато я знаю. Я вам скажу, кто эти бояре: первый — Борис Морозов, второй — Глеб Морозов, его брат, третий — Иван Морозов, их покойный отец, а остальные трое — морозовские дворовые мужики.

Всеволожский(смеется).Ох, Афанасий, с тобой помрешь.

Афанасий.А я вовсе не шучу. Кто у нас больше значит в делах государственных — бояре Стрешневы — царю кровная родня, или морозовские холопы? Один Кузьма чего стоит.

Фима.И правда, как-то легче стало.

Евдокия.Нам с Порфирьевной легче не стало. — Еще хуже — царя не будет, все друг на дружку станут глазеть. Вставай, Фимка, одевайся. Пусть тетя Груша свое слово скажет. Мы-то деревенские, а она у нас московская барыня.

12. Утро

Поликарп подходит к дому Корионовых. Переминается у ворот, нерешительно входит во двор. Навстречу ему дворовый человек.

Поликарп.Послушай, мил человек! Тут у вас приезжий один стоит… (Мнется.)

Мужик.У нас их тут столько понаехало. Ты, часом, не касимовский будешь?

Поликарп.Я? — Нет. Я здешний, московский.

(Мнется.)Его Василием зовут. белый весь такой.

Мужик.А, так это наш старец богомольный. Что ж ты сразу не говоришь! Сейчас спрошу у Маланьи. — А сам-то кто будешь?

Поликарп.Меня Поликарпом Самсоновым звать. Я у князей Прозоровских служу.

Мужик(почтительно).Да ты проходи-ста! Он, кажись, никуда еще с утра не уходил.

У Василия.

Василий и Поликарп.

Василий.Тебя Трофим Игнатьич прислал?

Поликарп.Нет, батюшка, мне самому с тобой поговорить надо.

Василий.А как меня нашел?

Поликарп.Я в первый же день, как ты пришел, разговор твой с Игнатьичем из-за двери подслушал. Меня еще пять лет назад всем известный Кузьма Кузьмич определил к Прозоровским, чтоб я за всеми подслушивал и ему докладывал.

Становится на колени перед Василием.

Василий(строго).Встань, Поликарп, ты не в церкви. — Вон сядь на лавку. Отдышись, и говори себе все, что хотел сказать.

Поликарп(тяжело дыша).Ну вот я, значит,

и стал. — За нашими князьями, понятное дело, никакой измены сам черт не отыщет, и Кузьме это лучше всех известно. А все ему знать надо — кто в гости приходил, да какие подарки дарились, да чем отдаривались. А князь Симеон Васильич и так все самое лучшее непременно царю отдаст, либо Морозову. Он не жадный совсем, благо, и так богат сверх меры. — А Кузьме до этого богатства больше всего дела, я ему про каждую копейку докладываю. Все ведь расчеты-пересчеты через меня идут. Да, повезло ему со мной. — Батюшка Василий Матвеич, тебе не тошно все это слушать?

Василий.Все, что хотел сказать, — говори.

Поликарп.Вот что еще скажу, чтоб не забыть. — У него ведь, у Кузьмы-то, во всех боярских домах люди есть, а к Прозоровским подобраться никак не получалось. Трофим Игнатьич каждого человека насквозь видит и вообще-то чужих со стороны брать не любит. А в тот год много народу холерой померло, остался он без помощника. А я и грамотен, и считать горазд, вот Кузьма и придумал, чтоб управляющий князей Одоевских меня к Трофиму послал. Он меня и взял с дорогой душой. (Свешивает голову и умолкает.)

Василий.Ну ты отдышался, Поликарп? Говори дальше, не бойся.

Поликарп.Я, батюшка, ни князьям, ни Трофиму

Игнатьичу никакого урона не причинил. А Кузьма этот, хоть у него сердце злое, он ведь, выходит, великое благо мне соделал. Я и мечтать не мог. Я же отца в младенчестве лишился. Ты меня прости, батюшка, я сейчас все скажу.

Батюшка, я когда увидел тебя и братьев твоих, я понял, что Господь Бог — Он не где-нибудь там (показывает вверх),а совсем близко, и уж лучше мне перед Кузьмой провиниться, чем Его (указывает вверх)прогневить. — А что ему за дело, Кузьме-то? Богомольцами и юродивыми вся Москва полна. А вы и так все с большим бережением ходите. Почему я должен знать, что вы не такие, как все прочие?