Наталья Павлищева - Ярослав Мудрый и Владимир Мономах. «Золотой век» Древней Руси (сборник) Страница 23

Никто не знал, что в Киеве и того хуже.

Вести из Киева в Новгород приходят с опозданием…

Ярослав мерил шагами горницу, заметно прихрамывая. Ему только что донесли о случившемся на Поромонь-дворе. Новгород посмел перебить значительную часть варяжской дружины! Да что они себе думают?! И это тогда, когда с юга грозит ратью отец! Набрать новую не удастся, не на что, да и варяги, прознав об избиении, сюда ни за какое злато не пойдут! Его дружина теперь мала, а со дня на день может прийти известие о том, что киевская рать, вернувшись от Степи, идет на Новгород! Бежать за Варяжское море? Только куда, теперь он повсюду князь, у которого горожане перебили дружину! Ярослав скрипел зубами и готов был собственноручно задушить новгородцев, предавших его! Ну пожаловались бы на насилие, он выгнал бы вон виновных, чтоб остальным неповадно было, а вот что делать теперь – непонятно.

Солнце уже вовсю светило в окна, а князь все шагал и шагал по горнице. Гриди и холопы притихли, таким Ярослава давно никто не видел. Почему-то ему, всегда советовавшемуся с епископом, даже в голову не пришло прийти к Иоакиму или хотя бы позвать Коснятина! Все решил сам. Распоряжению князя поразились все, он велел с почетом позвать к себе знатных горожан, особо тех, кто обижен варягами и участвовал в их избиении. Дружина недоумевала, князь собирается мириться с новгородцами? Неужели он простит такую резню? Тогда ни один варяг больше не пойдет к нему на службу, никто не сможет простить позорную гибель товарищей, пусть и не кровных родичей.

Одновременно велел созвать и дружину. Все при оружии, смотрели настороженно, время от времени даже оглядывались вокруг, испуганно ища глазами, не прячется ли кто из новгородцев, чтобы напасть вдруг сразу на всех. Ярослав, заметив такое беспокойство, усмехнулся:

– Здесь опасности нет. – Его голос неожиданно загремел на весь двор Ракомы. – А в Новгороде сами виноваты, нечего горожанок обижать! Новгород не Готланд и даже не Ладога, здесь за свою честь постоять могут!

Дружина затихла, конечно, князь прав в своих укорах, но что же делать теперь?

– Я позвал к себе новгородцев, которые перебили варягов… – Князь понизил голос и с расстановкой добавил: – Позвал, чтобы наказать…

Он больше не стал ничего объяснять, круто развернулся и ушел с крыльца. Дружинники стояли, не решаясь не только двинуться, но и проронить хотя бы слово. Постепенно все же разошлись, но все также тихо и настороженно. Повисло тяжелое в своей неопределенности ожидание.

Епископ Иоаким ждал князя или хотя бы человека от него, вместо этого сообщили, что… Ярослав зовет к себе новгородских нарочитых мужей. Что он собирается делать, мирить их с варягами? Если так, то молодец, сейчас нельзя допускать ссор в своем доме. Но простят ли такое варяги? Может, Ярославу удалось убедить варяжскую дружину, что те сами виноваты? Ой ли…

Снова загудел вечевой колокол. Город решил, что князь кается за своих наемников и готов просить о замирении. Тогда почему бы не прийти на вече самому? Зачем зовет к себе в Ракому, куда бежали недобитые варяги и где сидит его собственная дружина? Идти опасно и не идти нельзя, князь не может без Новгорода, но и Новгород без князя тоже. Вече кричало сотнями голосов, даже тысяцкий не мог справиться с множеством орущих глоток. Вдруг его взгляд упал на стоявшего неподалеку от помоста дьякона, Якун махнул ему рукой, чтоб поднимался. Охранявшие помост гриди живо расступились, пропуская голосистого дьякона. Его голос перекрыл все остальные, от неожиданности толпа замерла.

Тысяцкий шагнул вперед, опасливо поглядывая на Кучку, а ну как снова гаркнет? Тогда прощай, уши, надолго… Дьякон скромно отступил в сторону, как бы говоря: мы свое дело сделали, теперь ваша очередь, но с помоста не уходил: вдруг еще раз придется громогласно усмирять новгородцев? Не пришлось. Постепенно и вече успокоилось, появилась уверенность, что князь действительно решил мириться, а сам в город приходить попросту боится. Решили отправить в Ракому, как и просил Ярослав, нарочитых мужей, ведь послание князя гласило: «Уже мне сих не кресити…» Это были слова примирения.

Ракома село небольшое, но вокруг очень красиво, и подступы охранять удобно. Князю здесь спокойно, нравится и его жене. Княгиня тиха и совсем незаметна рядом со своим мужем. Судьба словно нарочно свела двух таких разных людей, чтобы они сдерживали друг дружку. Синеглазая Ладислава, которую муж зовет Ладушкой, смешлива, как ребенок, шустра во всем, но очень покладиста и миролюбива. Все бы ей добром да ладом решать! Может, потому и Ладой названа? Ее очень обеспокоила собравшаяся вдруг на дворе дружина, но муж смотрел сурово, потому княгиня не посмела задавать ненужные вопросы. И все же поинтересовалась, не пойдет ли в Новгород, там, слышно, ночью варягов много перебили? Ярослав фыркнул, уже и до женщин докатилось, огрызнулся:

– Не лезь не в свои дела!

Но Лада даже не обиделась, не потому что была глупа, а потому, что поняла: у князя очень неспокойно на сердце. И то, с отцом разлад вон какой, чуть ни рать, варяги с городом не дружат, тоже опасно… Лада достаточно умна, чтобы понимать, как трудно Ярославу поступать так, чтобы не потерять ни одного из союзников. Друзей у него не было.

Когда из Новгорода прибыло довольно много людей, княгиня сначала страшно перепугалась: вдруг пришли по княжью душу?! Но, увидев, что двор наполняется богато и совсем не по-походному одетыми горожанами, чуть успокоилась, видно, пришли мириться. Князь встретил на красном крыльце, приветствовал так, что и не поймешь – рад ли, недоволен ли. Новгородцы смотрели на Ярослава, одетого в зеленый бархатный кафтан и такого же цвета сафьяновые сапожки, и ждали. Князь поклонился горожанам, приветствуя, но глаза все равно смотрели зло, настороженно. И то, кто же будет рад, если дружину перебили? Кое-кто из самых ярых даже приосанился, мол, видал наших? И варяги нам не указ, захотели и побили их, тебе, князь, это наука, наша воля в Новгороде! Таких Блуд сразу взял на заметку, им нельзя дать уйти, забаламутят город сызнова. Сам воевода стоял в стороне, помалкивая и делая вид, что происходившее на дворе его не касается. Но зыркающие во все стороны глаза выдавали интерес.

Ярослав подождал, пока пришедшие успокоятся, потом вдруг рявкнул:

– Побили варягов и рады?! Забыл Новгород, что за смерть чужеземца в городе смерть положена?!

Такого не ожидал никто, да, действительно в Новгороде смерть чужеземца карается смертью или, если сумеет бежать, изгнанием виновного, но мало кто это относил к ночной резне на Поромонь-дворе, казалось, что если уж все сразу, то о каком наказании может идти речь? Раздались возмущенные голоса:

– Да ведь они наших женок обижали!

– Разбойничали, князь, варяги-то!

– Ровно хозяева себя в Новгороде вели!

– Да и на Торге тоже…

Не давая горожанам заяриться, Ярослав снова гаркнул на весь двор не слабее Кучки, и откуда только голос взялся:

– А вы мне, своему князю, про то жалобы говорили?! Меня разобраться просили?! Я князь, и я суд вершить должен, а не вы разбой!

Новгородцы вдруг поняли, что не мириться позвал князь, а наказать, кое-кто опустил голову, признавая вину, верно, должны были князю на варягов пожаловаться, на вече его позвать, там крикнуть, а не бить наемников ночью. Только все равно казалось очень обидным, что свой же князь готов покарать новгородцев за чужаков.

– Вы не только против варягов пошли, но и против меня, сами суд учинив. Потому будете наказаны – биты, как и варяги!

Последние слова заставили поднять головы и опустивших их. Что?! Биты?! Но возразить не успели, мало кто и отбился, а уж удрать через запертые ворота вообще смогли двое-трое.

Ярослав, резко повернувшись, скрылся в тереме. Якун не мог поверить ушам и глазам – князь убивал новгородцев за варягов! Он стоял не шевелясь, пока чей-то меч не рассек голову, залитые кровью глаза все смотрели вслед ушедшему Ярославу, последней мыслью было: «С кем же ты останешься, князь?» Спросить не успел, солнце погасло в очах тысяцкого.

В горнице возле окошка стояла, сцепив руки и прижав их к губам, Лада. Ее синие, всегда веселые глаза были полны слез и ужаса. Она смогла только спросить:

– Зачем?

Дыхание перехватило, но Ярослав не ответил, выскочил в переход так быстро, как только позволила больная нога. Хотелось самому кого-нибудь загрызть, руки сжимали рукоять меча так, что суставы побелели, дыхание хрипело. Все, все против! Повинуясь напору новгородцев, он пошел против отца, значит, в Киев дороги нет! Варяги перебиты, потому за море тоже! Новгород ему этого избиения не простит. Все против него!

К вечеру все, кто участвовал в походе на Поромонь-двор, были либо биты по княжьему приказу в Ракоме, либо спешно бежали из Новгорода, боясь его мести. Новгород затих, ожидая новых расправ. Но сами новгородцы не были едины, нашлись те, кто посчитал князя правым, ведь на варягов действительно надо было попросту пожаловаться… Никто не мог теперь понять, почему этого и впрямь не сделали, почему сами пошли убивать. За убийство чужестранцев в городе всегда жестоко карали, иначе нельзя, иначе никто не станет торговать в Новгороде, понимая, что могут обидеть. Не раз случалось, что новгородец оказывался в опале, хотя и бил за дело. Тогда его изгоняли и не пускали в новгородские земли, пока не выплатит виру – выкуп за убийство. Но то купцы, они не ходят по городу ватагами, не задирают чужих жен, не ведут себя как хозяева.