Александр Артищев - Гибель Византии Страница 23

Новая звезда засияла над Византием, когда римский император Константин, возведший христианство в ранг государственной религии, перенес на берега Босфора столицу своей империи. Он стремился превратить этот город в центр всего цивилизованного мира и это почти удалось ему. Полоса высоких двухъярусных крепостных стен очертила пространство грандиозной застройки. Спешно возводились дворцы, храмы, термы, акведуки и вскоре новая столица, переименованная в Константинополь, затмила собой бывшую славу Рима.

Тем временем империя под натиском варварских племен постепенно приходила в упадок. Феодосий, последний правитель единого государства, перед смертью разделил свои владения между двумя своими сыновьями. Рим остался столицей западной части, в Константинополь же переехал со своим двором Аркадий, правитель Восточной империи.

Недолго просуществовала Западная Римская империя: 24 августа 410 года она пала под ударами вестготских дружин. Еще три десятилетия спустя на земли Рима хлынули полчища гуннов. Дотла разоренное государство более не в силах было защитить себя и в 476 году предводитель германских наемников сверг последнего императора Ромула, по злой иронии судьбы носящего имя основателя «вечного» города.

Константинополь был удачливее своего соперника: Восточная империя быстро вошла в ранг самого могущественного из государств и спустя короткий срок завоевала территории, сравнимые по величине с распавшейся Римской державой. Военные экспедиции приносили удачу, империя процветала, ее столица ширилась и богатела. В грекоязычное население, считающее себя наследниками римян и потому называющее свое государство Империей ромеев, вливались новые народности, порой весьма отличные друг от друга наречием, обычаями и верованиями. Постепенно сформировалась уникальная общность людей и те из них, кто жил на территории Империи, был покорен власти василевса — правителя государства, и исповедовал христианство, мог по праву называть себя ромеем.

Во времена Великого переселения народов ромеи успешно отражали натиски варварских племен, привлекая щедрыми дарами на свою сторону одних и подавляя с их помощью тех, кто отказывался внимать голосу рассудка. Бесчисленные кочевые орды разбивались о границы Империи, и укрощенные, откатывались назад. Чтобы зализав раны, десятилетиями собираться силами для нового вторжения. Так были разгромлены непобедимые прежде гунны, разбиты и отброшены далеко на восток войска грозной Персии, повержен в прах Аварский каганат. Знаменитый «греческий огонь», наводящее ужас изобретение механика Каллиникоса, полностью уничтожил огромный флот арабских завоевателей, а войско халифа, положившее к ногам своего властелина обширные пространства Азии, Африки и Европы, недосчиталось под стенами Константинополя более ста тысяч воинов. Были усмирены непокорные болгары, принуждена к перемирию Киевская Русь; отражены и выдворены вон наводящие ужас на весь цивилизованный мир норманны. Но непрерывные войны подтачивали границы и хотя почти всегда военная удача сопутствовала ромеям, Империя постепенно ослабевала.

Золотой век Империи ромеев, длящийся впрочем шесть столетий, подходил к концу и поражение при Манцикерте от огромной армии турок-сельджуков ознаменовало начало упадка Византии. Обострились внутренние противоречия, страну сотрясали голодные бунты и мятежи, императорский двор бился в паутине собственных интриг. Неблагоприятно по своим последствиям закончилось и давнее противостояние константинопольского патриаршества и папского духовенства в Риме. Вселенская Церковь разделилась на западную римско-католическую и восточную, греко-православную Церкви и этот разрыв резко ухудшил отношения Византии со странами Западной Европы, уже бурлящей в предвестии первых крестовых походов.

И когда, спустя четыре десятилетия, головные отряды паломников-христиан впервые подступили к стенам Константинополя, византийцы отчетливо ощутили угрозу, исходящую от этих воинственных, неорганизованных, но полных непобедимого упрямства толп вооруженных людей. Недобрые предчувствия сбылись через столетие: воспользовавшись царящей в городе династической междоусобицей, после двух интенсивных штурмов, 13 апреля 1204 года, крестоносцы прорвались вглубь крепостных сооружений Константинополя. Им благоприятствовало некое стечение обстоятельств, позволившее пусть безудержно храбрым, дерущимся подобно дьяволам, но все же крайне малочисленным отрядам рыцарей овладеть хорошо укрепленным городом, о который еще не так давно разбивались целые полчища аваров, персов и арабов.

С этого трагического дня и стала угасать Империя ромеев. Жители бежали из разграбленной столицы, пожары уничтожили половину города, а все остальное было разграблено завоевателями. Империя раскололась на ряд государств, правителями которых стали вожди крестоносного ополчения. Едва завладев символами власти, они развязали борьбу друг с другом за верховное правление, а растерявшие остатки морального духа отряды «освободителей гроба Господня» рыскали вокруг в поисках поживы. Население страдало от грабежей и поборов, православное духовенство без устали призывало к борьбе. И трон наспех созданной Латинской империи вновь зашатался. Надежды византийцев связывались с усилением образовавшихся в азиатских провинциях двух крепких грекоязычных государств — Никейского и Трапезундского. Вскоре помощь оттуда действительно пришла: воспользовавшись растущей слабостью латинян и их бесконечными раздорами, император Никеи Михаил Палеолог, поддержанный флотом Генуи, без труда овладел Константинополем. Ликующее население торжественно встречало освободителей, входящих в город через Золотые ворота и вскоре Михаил был коронован на трон императора. Родовой герб нового василевса стал своеобразным символом Империи — двуглавый орел, головы которого с развёрстыми зевами настороженно вглядывались в стороны, откуда всегда приходила опасность — на Запад и на Восток.

После крушения Латинской империи территория Византии сократилась в несколько раз. Под властью Палеологов осталась лишь маленькая часть прежних владений, торговля перешла в руки напористых генуэзцев, военная же мощь безвозвратно угасла.

Два последующих века Империя неудержимо шла к собственной гибели. Ее опустошали неурожаи и эпидемии, сотрясали междоусобицы, набирали силу враги. Отдельные византийские императоры, пытающиеся приостановить развал приходящего в упадок государства, вскоре убеждались в бесплодности своих стараний.

Империя умирала, мучительно и долго, со всех сторон окруженная врагами, подобно стаям стервятников, терпеливо ожидающих своего часа. И этот час, похоже, в скором времени должен был пробить.

Солнечные лучи протиснулись сквозь щели ставен и один из них, наиболее упрямый, сияя хороводом неосязаемых пылинок, прокрался к самому изголовью кровати. Роман несколько раз отмахнулся от него, как от назойливой мухи, затем повернулся на другой бок и глубже зарылся в постель. Но сон уже безвозвратно пропал.

Роман приоткрыл глаза, с усилием приподнял голову, но тут же, с тихим стоном, поспешил вернуть её обратно. Однако лежать, уставившись в потолок и смаковать не совсем приятные ощущения в распухшей, гудящей подобно пчелиному рою голове быстро надоело. Он сел на кровати, опустив ноги на прохладный кирпичный пол. Зевнул, с хрустом потянулся и откинув упавшую на глаза прядь волос, поднялся с постели.

— Здорово я перебрал вчера, — пробормотал он, направляясь к окну.

Створки ставен распахнулись с первого толчка. В комнату ворвался солнечный свет, а вслед за ним — прохладный утренний воздух. Постояв под бодрящим сквозняком, он приблизился к медному тазу в виде большой морской раковины и, щедро разбрызгивая воду по сторонам, энергично умылся. Обтирая полотенцем помятое после сна лицо, он с неодобрением взглянул на свой живот и похлопал по нему ладонью.

— Как бы ты меня сегодня не подвёл, дружок!

Изящный, венецианской работы туалетный столик со встроенным в овальную раму зеркалом внушал невольное отвращение от большого количества разложенных на его поверхности черепаховых гребней. Пересилив себя, Роман приблизился к нему, сел на табурет и принялся неспешно расчесывать спутавшиеся за ночь волосы. Окончив, он задумчиво повертел в пальцах баночку с белилами, решительно отставил ее в сторону, в ряд к таким же баночкам румян, теней и сурьмяной туши и рывком поднялся на ноги.

Несвязные воспоминания проносились в голове подобно метеорам. Отчаявшись уловить разбегающиеся мысли, он несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул, как бы изгоняя из себя остатки винных паров, затем по диагонали пересёк комнату. И тут, сквозь пелену вечерних событий, сквозь мешанину всевозможных лиц и звуков, медленно всплыл прекрасный облик Алевтины, дочери Феофила Палеолога.