Наталья Павлищева - Жанна д’Арк. «Кто любит меня, за мной!» Страница 23

Осознав это, Жанна закричала от восторга, сама не зная что. Но ее мало кто услышал, французы добивали сопротивлявшихся годонов.

Немного погодя подвели итоги. Часть гарнизона взятой бастилии все же смогла уйти по восточному, противоположному склону холма, на котором стояла Сен-Лу, но более ста шестидесяти врагов убито и более сорока взято в плен. Потери самих французов оказались минимальны.

Но главным было не количество уничтоженных врагов, а то, что, лишившись Сен-Лу, годоны лишались и возможности контролировать переправу через Луару, путь на восток от Орлеана открыт, осада прорвана.

Жанна возвращалась в город, едва живая от пережитого. Это был ее первый бой, и сразу такая победа! Девушка имела право гордиться собой, именно ее вмешательство остановило бегство пехотинцев, именно она заметила выходивших из леса годонов Толбота и скомандовала перестроиться пехотинцам ополчения. Но больше всего Жанна гордилась даже не своим участием, а тем, что за ее знаменем люди пошли в атаку, ничего не боясь! Теперь она верила в силу своего треугольного белого стяга, как ни во что другое.

Вот это и услышал Жиль де Ре, когда подошел благодарить юного полководца за спасение и прекрасное командование.

– За моим знаменем солдаты пойдут на штурм любых высоких стен, потому что чувствуют, что их ведет сам Господь! Поэтому победа всегда будет за нами! И нужно только, чтобы я со знаменем оказывалась впереди любой атаки!

Случилось то, чего больше всего опасался барон, – Жанна твердо уверовала, что для успешного наступления она должна быть впереди, то есть под стрелами, снарядами, там, где опасней всего! И никакие убеждения или обманы теперь не помогут. Больше ее не отправишь спать средь бела дня, не оставишь на другом берегу реки и не уговоришь посидеть в тенечке, пока идет бой. Она – Воительница и намерена всегда быть впереди.

В ту минуту Жиль де Ре даже пожалел, что упорно учил неумеху из Домреми сидеть на коне и старался, чтобы она понравилась дофину. Если это дитя погибнет от рук годонов, он никогда себе не простит. Что бы не сказать тогда в Шиноне, что из нее ничего не выйдет? Отправили бы девчонку обратно в ее деревню, наверняка осталась бы жива, а теперь… Но, поглядев в горящие уголья черных глаз, барон понял, что не отправили бы! Дофину можно было говорить что угодно, не позволил Карл, так девчонка сама ушла бы в Орлеан и подняла среди жителей восстание против годонов, она жила уже не для себя, а для Франции.

И теперь предстояло попытаться сохранить эту жизнь, не всегда же ее будут миновать стрелы и пули!

Орлеан праздновал свою первую за много месяцев победу. Особенно обнадеживало, что главной заслугой даже бывалые воины признавали именно появление Девы со знаменем. Восторженные рассказы о том, как годоны испугались Деву и ее стяг, даже Толбот отступил, передавались из уст в уста. По городу понеслось: Толбот испугался Деву! Годоны боятся знамени Девы! Деву не берут ни стрелы, ни пули!

Жиль де Ре больше всего боялся, чтобы в такую исключительность и недосягаемость для врагов не поверила сама Жанна, то, что ее даже не зацепило в первом бою, ничего не значит, просто удача. Он вздохнул: теперь самоуверенная девчонка будет лезть на рожон постоянно, как ее убережешь?

Ободренные успехом, орлеанцы готовы броситься и на остальные форты, Дева, конечно, впереди. Это рвение не слишком понравилось капитанам Орлеана: как бы девчонка не наломала дров со своей верой в возможность победить врага одним призывом. Конечно, ополчение – это хорошо, и Сен-Лу они взяли малыми силами, и Толбот ушел, даже не вступив в бой, но такое могло оказаться чистой случайностью, а на войне случайностей дважды подряд не бывает, и тот, кто на них надеется, обычно остается лежать на поле боя либо попадает в плен. Это пытался внушить Жанне и барон, но Дева не просто поверила в свои силы, она решила, что теперь сможет командовать всеми войсками Орлеана. Капитаны начали злиться, им уже действовала на нервы эта самоуверенная девчонка! Даже Ла Гир, забыв о своем обещании, снова сыпал тысячами чертей.

Жанна требовала штурма Турели, но одно дело – грозить Гласделю с баррикады, и совсем другое – штурмовать его бастионы. Турель прекрасно защищена, если начать наступление бездумно, можно положить множество людей еще на подступах к ее стенам. Но ни Деву, ни ополченцев уже не остановить. Дюнуа попытался объяснить, что идти на штурм Турели большими силами нельзя, оголенные стены Орлеана тут же примутся штурмовать с западной стороны от бастилии Сен-Лоранс, где сосредоточены основные силы Толбота.

– Никуда они не пойдут!

– Это почему?

– Да потому, что если мы боимся годонов, то и они боятся нас!

– Если вы так уверены, что они нас боятся, то во главе с ополчением свяжите эти силы завтра с утра, пока мы будем штурмовать Турель!

Некоторое время Жанна почти растерянно смотрела на Дюнуа: ее с ополчением намерены бросить против основных сил Толбота только ради отвлечения его внимания?

– А вам не кажется, что лучше бы наоборот? Мы станем брать Турель, а вы нападете на Сен-Лоранс. Но лучше всего, если мы будем действовать сообща, тогда нам никакой Толбот не страшен. Предлагаю сначала штурмовать Турель!

Дюнуа даже разозлился: вот навязал Господь помощницу! Девчонка, у которой молоко на губах не обсохло, будет командовать опытными капитанами?! Возмутились, похоже, все, даже Ла Гир нахмурился, эта малышка слишком о себе возомнила, нечаянная победа у Сен-Лу не дает ей права так легко решать столь важные вопросы. Так же думали и остальные. И потом, кто сказал, что именно она будет командовать армией?! Дофин поручил Деве только доставить обоз в Орлеан, а не распоряжаться военными планами обороны города!

Почувствовав откровенное сопротивление, Жанна… чуть не расплакалась. Как они не могут понять, что тот порыв, который испытывают горожане после вчерашней победы, не должен пройти просто так! Они поверили в силу ее знамени и готовы идти за ним в бой, значит, надо идти! Но даже барон покачал головой:

– Идти на штурм, просто бестолково размахивая знаменем, нельзя, он должен быть подготовлен и с умом возглавлен.

Жанна обиделась:

– Я не размахивала бестолково, барон! А если бы не я, то Толбот давно держал вас в плену, требуя выкуп!

Глаза Жиля де Ре побелели от ярости:

– Я никогда не попадал в плен и не попаду! Не будь вы… – он хотел сказать «женщиной», но вовремя остановился, – …столь юны и неопытны, за такие слова пригвоздил бы вас к стене!

Глядя вслед печатающему шаг барону, Жанна фыркнула:

– Не больно-то и нужен!

Но в глубине души она понимала, что зря обидела Жиля де Ре, ничего плохого барон не сделал и не сказал за все то время, пока возился с ней. Но думать об обиде наставника было некогда, девушка настояла, чтобы в штурме Турели участвовали ополченцы. Тогда Дюнуа разозлился окончательно:

– Очень хочется уложить как можно больше людей и погибнуть самой?! Ради бога! Мы вас прикроем со стороны Сен-Лоранса. Наступайте со своим знаменем и со своей чернью!

– Мы с чернью возьмем Турель, и вам будет стыдно!

После ухода Девы капитаны некоторое время не могли прийти в себя, позволить пререкаться с ничего не соображающей в боевой обстановке и правилах ведения боя девчонкой недостойно боевых капитанов. На душе скребли кошки, но все равно ни один из них не был согласен идти в бой под командованием девчонки, прекрасно представляя, чем это закончится. Уверенность уверенностью, но против умения и пушек годонов ею не заслонишься. Ла Гир, не единожды помянув черта и поскребя затылок, вздохнул:

– Пожалуй, я попробую ей завтра помочь. Чего не бывает… Да и жалко бросать Деву одну на произвол судьбы…

Дюнуа фыркнул:

– Из-за жалости вы готовы положить своих людей, капитан? А как остальные?

Бастар обвел взглядом собравшихся, ни один не выразил готовности последовать за Ла Гиром.

– Чтобы завтра Бургундские ворота были закрыты! Ни самому идти на штурм следом за этой девчонкой, ни выпускать ее я не намерен! А с барона де Ре спрошу за самовольное поведение! Боевой капитан позволяет себе пререкаться с девчонкой и покидать совещание.

Де Гокур усмехнулся:

– Де Ре оплачивает свои отряды сам и если завтра вдруг решит переметнуться к Толботу, то это его право, и ничего вы с ним не поделаете! А ворота я закрою, – поспешно добавил он, встретившись со ставшим бешеным взглядом Дюнуа.

Утро принесло собравшимся у Бургундских ворот ополченцам неприятное открытие: ворота заперты, и отворять их никто не намерен. Де Гокур отрицательно качал головой:

– Приказано не открывать, ворота открываются только в случае штурма.

Но теперь у горожан был свой капитан, они едва не прибили Гокура, и тому пришлось дать команду открыть ворота. Началась переправа…

У Орлеана Луара разбивалась на несколько отдельных рукавов-протоков, образуя малые и большие острова: Сен-Лу, Туаль, Рыбачий, Карла Великого и множество помельче. Окружив Орлеан, годоны возвели или просто укрепили несколько опорных пунктов на западе от города, на востоке тот самый Сен-Лу, который удалось взять, а на левом берегу Луары Турель, Сен-Жан-де-Блан и Огюстен. Если сам Турель накрепко запирал Орлеан, то Огюстен, в свою очередь, прикрывал подходы к Турели, а Сен-Жан-де-Блан отрезал переправу с правого берега большому количеству войск.