Александр Чаковский - Мирные дни Страница 23

Вечером мы сидели все втроём: Саша, Коля й я. Саша рас­сказывал Коле какой-то фронтовой эпизод, что-то насчёт того, как он с товарищами попал под бомбёжку и как на них пики­ровал самолёт, стреляя из пулемётов.

– А когда самолёт пикирует, надо навстречу ему бежать, – уверенно прервал Сашу Коля. – Вы неправильно говорите, – продолжал Коля. – Вы говорите – сразу ложиться надо, а мне один боец говорил – надо навстречу бежать.

– Может быть, по правилу так и надо делать, – заметила я, – но попробуй-ка побеги навстречу самолёту, когда он ревёт и стреляет в тебя из пулемётов.

– Боязно? – спросил Коля.

– Конечно.

– Ну вот, так и говори, – торжествующе резюмировал Коля, – так и говори, тётя Лида, что боязно. А по правилам надо – навстречу. – Он помолчал и добавил как бы про себя: – А я бы не забоялся.

Саша сказал:

– Ну, не будем спорить. Только никогда не надо хвалиться. Тот, кто хвалится, на деле обычно трус.

Коля наклонил голову и поглядел исподлобья на Сашу.

– Я не трус. Саша улыбнулся.

– Ну и отлично, что не трус.

Инцидент был исчерпан, но он открыл мне Колю с новой стороны. И я была рада, что мой Коля горд и обладает чув­ством собственного достоинства.

Занятия в школах ещё не начинались, и все дни у Коли были свободными. Почему-то он редко бывал на улице. Каж­дый раз, возвращаясь с завода, я заставала его дома. Он сидел обычно на полу около своей кровати и мастерил что-то из до­сок, которые подбирал на стройке нашего дома. Если я приходила раньше Саши, всегда старалась к его приходу убрать ком­нату, вынести стружки, щепки и прочий мусор.

Как-то Саша вернулся домой не один. Он вошёл с каким-то незнакомым мне человеком. Человек этот был высок, худ, с неестественно прижатой к боку левой рукой, в военной, за­мазанной мелом гимнастёрке.

– Вот, – отрекомендовал Саша, – это начальник нашего дома, прораб правого крыла. Вы не знакомы?

Я отрицательно покачала головой.

– Насилу его затащил, – продолжал Саша. – Мы, собствен­но, старые знакомые, вместе когда-то в Верхнегорск ехали… А вы познакомьтесь. Капитан Крайнов.

Я протянула длинному человеку руку, и он молча пожал её.

– Это та самая Лида, о которой у нас вышел спор в поезде. Вот та самая, – добавил Саша. – Выходит, прав был я, а не ты.

Я не знала, о чём он говорит, но заметила, что капитан сму­тился и для чего-то потрогал ручку двери.

Быстро накрыла на стол, водка у нас была. Мы уселись втроём.

– А всё-таки, капитан, – говорил Саша, разливая водку, – ты тогда проспорил, а? Есть на свете и честные люди. Выпьем за честных людей!

Он поднял рюмку, и мы выпили. Капитан понюхал кусочек хлеба и отложил его в сторону.

– А пьёшь-то ты по-старому, – заметил Саша, – запахом закусываешь. Эх, капитан! – воскликнул он, внезапно захме­лев, и наклонился к Крайнову. – Брось, не грусти, что было, то прошло. Впрочем, я ведь и не знаю толком, что у тебя там было.

Крайнов вдруг внимательно посмотрел на Сашу, и мне по­казалось, что его длинные тонкие губы слегка покривились, словно он где-то глубоко-глубоко в душе усмехнулся.

– А знаешь, – обратился Крайнов к Саше, – вот ты мне все про прошлое говоришь. А уже… годы прошли. С этой встречи я в Верхнегорске выстроил рабочий посёлок и в Ленинграде соорудил два дома. Да и ты в моём доме живёшь… – Он замол­чал. Казалось, что он собирался говорить о чём-то многом, но вдруг передумал и замолк.

Саша явно смутился. – Ну, извини, капитан. Я не подумал.

Разговор явно не клеился. Чтобы как-нибудь направить его по другому руслу, я спросила:

– А вы тоже, товарищ Крайнов, в нашем доме живёте?

– В каком? – переспросил Крайнов. – Да, живу. Есть тут у меня халупа. Какой дом строю, в том и живу. Как-то ин­тересно мне вместе с домом жить… А потом, как построю, в новый перееду. И нет мне смысла задерживаться.

– Вот уж этого я не понимаю, капитан, – удивился Саша. – Так и летаешь, значит, всё время?

– Так и летаю, – ответил капитан.

Опять наступило молчание. Капитан обернулся, и тут я заметила, что Коля, который лежал в кровати, не спал, а, приподнявшись на локтях, внимательно смотрел на Крайнева.

– Ваш парень? Я кивнула.

Крайнов повернулся вместе со стулом к Коле и спросил:

– Сколько тебе лет-то, герой?

– Одиннадцать, – ответил Коля.

– Велик, – пошутил Крайнов. – Чего ж я тебя на стройке не вижу? Мы ведь и днём и при фонарях ночью работаем. Все ребята с нашего дома помогают.

Он говорил с ним совершенно серьёзно, как с равным по возрасту человеком. И я заметила, что Коля смотрит на него восхищённым взглядом.

– У нас тут целая бригада из ребятишек есть, – продол­жал Крайнов, и я не могла понять, играет он своей нарочитой серьёзностью или он и впрямь говорит с Колей, как с рав­ным. – Только там ребята бывалые, блокаду пережили.

– Я тоже блокаду пережил, – отозвался Коля.

– А, ну тем более. Нечего, друг, прохлаждаться. Дома, дома надо строить! Строителем надо быть! Понял? Ну, спи давай.

Крайнов встал.

– Ну, я пойду. Пора. Спасибо за угощение. – Он пожал мне руку. – А с тем делом я, видать, проспорил, – обратился он к Саше. – Ну и поздравляю. – Крайнов посмотрел на меня, потом на Сашу, и я впервые увидела его улыбку.

– Странный парень, – сказал Саша, когда мы остались одни.

– Это кто был? – спросил вдруг Коля.

– Это строитель, дома строит, – ответила я. – Он и нашу комнату построил.

Коля не сказал ни слова и вскоре заснул. Я посмотрела на его спящее, улыбающееся во сне лицо и проговорила:

– Как бы мне хотелось знать, что выйдет из Коли через много-много лет. Мне хочется, чтобы он получил в жизни очень много счастья, чтобы он открыл или изобрёл что-нибудь… Что­бы он был не простым человеком.

– Не загадывай для него славу, – прервал меня Саша. – Пусть он вырастет простым, честным человеком. И это уже не так мало.

– Нет, – сказала я так громко, что испугалась, не разбу­дила ли Колю, – нет, вот ты всегда хочешь подрезать крылья.

– Чепуха, – возразил Саша. – Я просто не загадываю так далеко. Я хочу, чтобы у этого мальчика было хорошее детство. Чтобы он имел всё то, что отнял у него враг в годы блокады. Чтобы был дом, люди, которые заменили ему родителей, иг­рушки, чтобы он не знал забот…

– Но как же можно жить без мечты?! – воскликнула я. – Когда я сказала, что хочу, чтобы он вырос другим, не таким, как мы, я думала не о славе, как ты это понимаешь, и не о ка­ких-то почестях… Я просто хочу, чтобы он был лучше, ну, про­сто лучше нас. Чтобы не было в нём ни эгоизма, ни самодо­вольства, ни дешёвого честолюбия. Вот я смотрю на Колю, и мне хочется, чтобы всё то, что не в силах была сделать я, всё, на что размахивалась, но не смогла осилить, – чтобы всё это сделал он. Разве я не могу хотеть этого? Мы говорим о новом человеке. Вот он перед нами, будущий человек. Давай воспитаем его не тепличным, не просто беззаботным, а таким, каким дол­жён быть человек будущего. Ради одного этого стоит жить!

Саша встал и, подойдя к окну, тихо проговорил, не глядя на меня:

– На войне, Лидуша, люди жили в нечеловеческом напря­жении, и каждую минуту над ними висела смерть. А ты хочешь мирную жизнь превратить в ту же войну.

Саше, должно быть, показалось, что я хочу прервать его. Он повернулся ко мне и сказал торопливо:

– Нет, ты не возражай.

Он нахмурил брови и наклонил голову, точно обдумывая что-то.

– Я должен тебе высказать это, Лида. Видишь ли, мне ка­жется, что мы кое в чём не до конца понимаем друг друга. Не­одинаково смотрим на вещи. Спорим о Кольке, о его будущем, хотя это вопрос ещё далёкий и спорить тут не о чём… Но есть другое, Лида, что мешает нам иногда понимать друг друга. Мы… как-то по-разному смотрим на нашу послевоенную жизнь.

Послушать тебя, так покажется, что вся она, эта жизнь, – сплошные трудности и противоречия… Когда я смотрю на тебя, мне иногда кажется: вот есть прямой, простой путь, а ты на­рочно идёшь другим только потому, что он сложнее и труднее. Там, где можно договориться, причём договориться, не посту­паясь, ничем, – ты идёшь на спор, на ссору… А такой спор ради спора часто превращается просто в склоку…

– Неправда! – воскликнула я.

– Не горячись, – остановил меня Саша подчёркнуто спо­койно, – лучше подумай надо всем этим… Хоть на этот раз иди по простому пути: не горячись, не спорь против очевидности, обдумай.

На этом наш разговор прекратился.

…Теперь ночь, не белая, как когда-то, а тёмная, беспросвет­ная ночь. Саша уже лёг и тотчас же заснул – он стал теперь удивительно быстро засыпать, – я слышу его ровное, безмятеж­ное дыхание. А я не могу заснуть. Я лежу тихо, не двигаясь, чтобы не разбудить Сашу. Мне хочется о многом подумать, пока он спит. Что-то странное происходит у нас. Я вдруг по­няла, почувствовала: что-то не так. «Вдруг»? Нет, не вдруг. Ещё тогда, после разговора Саши с Ириной, я ощутила: что-то угрожает нам, нашим отношениям, нашей любви. Но я прогна­ла опасения, убедила себя, что ошиблась, что все страхи мои выдуманные. Но с каждым днём я всё больше и больше убеж­далась, что не ошиблась, что нашей дружной совместной жиз­ни, которая так недавно казалась незыблемой, что-то грозит.