Вельяминовы. За горизонт. Книга 1 - Нелли Шульман Страница 23

Сапожки скрипели по свежему снегу. Она издалека заметила темную фигуру матушки Веры, под раскидистым дубом. Промороженные листья дерева неприятно шелестели, под легким ветром с Волги.

Наташа, сначала, хотела взять передачу, для Зои:

– Она простая девушка, из рабочей семьи. Надо принести что-нибудь дешевое, карамельки, как для матушки… – в телефонном разговоре Вера вздохнула:

– Не стоит, милая. Она ничего не ест, ее кормят через зонд… – матушка Вера звонила Наташе с общего аппарата, из коридора коммунальной квартиры. Звонок раздался поздно вечером, когда дети отправились спать. Наташа понимала, что пожилой женщине надо соблюдать осторожность:

– Но даже если меня увидят в больнице, ничего страшного не произойдет. Меня никто не знает, ничего не заподозрят… – матушка сказала, что у Наташи будет не больше десяти минут:

– Милиционеры меняются в пять часов вечера. Первая смена уходит, и заступает вторая… – объяснила медсестра. Наташа предложила ей прийти на обеде. Журавлева помнила, что в это время охрана отсутствует дольше:

– Это будет неудобно, – отозвалась матушка Вера, ничего больше не сказав. Медсестра следила за меховой шапкой Наташи:

– Неудобно. Но не говорить же ей, что ее собственная дочь тоже навещала Зою… – Вере еще предстояло сказать генеральше Журавлевой, что визит к Зое невозможен. Палату запечатали наглухо, у Зои сидели московские психиатры, во главе с Лунцем.

Обнаружив лопнувший ремень, на койке, профессор, во всеуслышание, заявил:

– Кататония закончилась. Видимо, подействовала лекарственная терапия. Мы постараемся добиться от больной движений и разговора… – матушка Вера не представляла, что могло случиться, во время визита Маши Журавлевой:

– Может быть, Зоя ее узнала, с новогодней ночи. Но зачем она порвала ремень… – медсестра была уверена, что Зоя не собиралась нападать на девушку:

– Нет, здесь что-то другое. Может быть, она хотела благословить Машу… – Иван Григорьевич о своих планах говорил уклончиво, но матушка Вера предполагала, что Князев хочет устроить пропажу Зои при ее перевозке на аэродром. О прошлом монах не распространялся. Матушка Вера понимала, что пожилой человек не всегда был иноком:

– Он, скорее всего, воевал, и не на стороне красных. Он сможет достать оружие, собрать надежных людей… – в разговоре с Князевым, медсестра предложила попросить о помощи Машу или ее мать. Серые глаза старика похолодели:

– Словно он что-то хотел сказать, но передумал… – Князев покачал головой:

– Не стоит. Это опасно, как опасно и вовлекать вас. Вы нужны церкви на своем месте. Только узнайте, когда Зою собираются отправлять из больницы в Москву…

На медсестру повеяло сладким, удушливым ароматом. Несмотря на морозец, Журавлева запыхалась, над верхней губой блестели капельки пота:

– Пойдемте, матушка… – зашептала она, – таксист ждет на автобусной остановке… – медсестра коснулась руки, в замшевой перчатке:

– Не получится, Наталья Ивановна… – Наташа не верила своим ушам:

– Что значит нельзя, – она раздула ноздри, – вы обещали, матушка! Я должна увидеться с Зоей… – Наташа оборвала себя. Она не хотела говорить медсестре о благословении, для дочек. Наташе казалось, что если она получит напутствие Зои, то все сложится хорошо:

– Словно с матушкой Матроной. Она обещала, что у меня появится еще девочка, так и случилось… – Наташа предпочитала не вспоминать сухой голос матушки:

– Она говорила, что Маша не моя дочь, велела отдать ей змейку. Я так и сделала, но насчет Маши, это чушь. Матушка была слепа, она могла ошибиться. Зоя мне скажет, что у Машеньки все будет все в порядке… – о мужчине, напавшем на нее в телефонной будке, в конце войны, Наташа тоже не думала:

– Он хотел узнать, где Володя. Он был уголовник, к гадалке не ходи. Антонина Ивановна до войны ездила в лагеря. Она могла с ним познакомиться, и не только. Володя, наверняка, либо сидит, либо сядет. Но мы воспитываем Марту, мы искупили свою вину… – Наташе хотелось услышать от Зои, что это именно так:

– Нельзя, милая, – донесся до нее грустный голос медсестры, – Зоя начала двигаться, с ней московские врачи. В палату вам никак не пройти… – заставив себя успокоиться, Наташа поджала губы:

– Ладно. Всего хорошего, матушка… – Журавлева велела себе улыбаться:

– Вера еще пожалеет, что на свет родилась. Она отняла благословение, у моих девочек. Подумаешь, врачи! Она могла бы что-то устроить. Она не хочет рисковать работой… – проваливаясь в сугробы, Наташа двинулась к остановке.

Таксист покуривал в окошко:

– Быстро вы, – добродушно заметил он, заводя машину, – едем обратно, на улицу Куйбышева… – щелкнув застежкой ридикюля, Наташа достала пачку американских сигарет, позаимствованных у мужа. Снабжение сотрудников, в Министерстве Среднего Машиностроения, оказалось даже лучше, чем в бытность Михаила Ивановича генералом госбезопасности. Муж весело сказал:

– Физики привыкли к самому лучшему. Нашим подопечным присылают каталоги заграничных товаров… – Наташа изучала яркие издания:

– Надо выбрать подарки, на дни рождения девочек, – напомнила она себе, – Марта тоже родилась в марте. Наверное, поэтому ее так и назвали… – она покачала головой:

– Нет, рядом. Отвезите меня на главный почтамт… – Наташа не хотела посылать письмо из окраинного почтового отделения:

– Здесь малолюдно, меня могут запомнить… – она знала, как работает бывшее ведомство Михаила Ивановича.

Журавлева отпустила такси у серого здания главпочтамта. Внутри было шумно, жарко, к стойке с посылками змеилась очередь. Люди еще получали новогодние подарки. Купив несколько листов писчей бумаги и конверт, Наташа присела на обитую дерматином скамейку, под плакатом: «Советский суд – суд народа!». Женщина в костюме, с медалью, народный заседатель, чем-то напоминала саму Наташу:

– Пусть матушку Веру осудят… – Наташа окунула вставочку в прикрученную к столу чернильницу, – она поплатится за то, что не дала мне встретиться с Зоей… – скверное перо брызгало. Она вывела:

– В Комитет Государственной Безопасности Куйбышевской области. Как советский гражданин, считаю своим долгом сообщить… – в госбезопасности внимательно читали каждое анонимное письмо:

– Веру арестуют и посадят, – удовлетворенно подумала она, – Бог меня простит, я только хотела благословения, для своих девочек… – наклеив марки, бросив письмо в местный ящик, Наташа вспомнила о хорошей кондитерской, у художественного музея. Завтра для девочек и Саши устраивали особую экскурсию:

– Надо потом побаловать их пирожными, лимонадом… – Наташа остановилась на ступенях почтамта, – но можно и сейчас туда зайти. Посмотрю, какие торты свежие, выпью кофе, с эклером… – улыбаясь, она направилась по улице Куйбышева на север, к музею.

По взлетному полю куйбышевского военного аэродрома гуляла метель. Яркие лучи прожекторов выхватывали из вихрей снега очертания новейшего, пассажирского, реактивного самолета, ТУ-104. Генерал Журавлев понятия не имел, что армия использует эти машины. Насколько знал Михаил Иванович, испытания ТУ-104 закончились только прошлым летом. Самолеты еще не выпустили на регулярные рейсы.

Он стоял с чашкой кофе в диспетчерской, наблюдая за въехавшим на поле, в сопровождении двух милицейских машин, воронком:

– Ясно, что армии нужны быстроходные самолеты, а на истребителе такой груз не увезешь… – Журавлев получил радиограмму из куйбышевского обкома партии, находясь на уединенном, будущем полигоне, на границе Астраханской области и Казахстана. Бюро просило его, не заезжая домой, проследить за отправкой груза Z по назначению. Самолет Журавлева приземлился в Куйбышеве час назад. Позвонив в психиатрическую лечебницу, он услышал, что груз готов к транспортировке:

– В связи с новыми обстоятельствами… – покашлял профессор Лунц, – санитарной машине придана дополнительная охрана… – о новых обстоятельствах Журавлев тоже узнал из радиограммы. Вчера, у себя на квартире, была арестована медицинская сестра, работавшая в психиатрической больнице:

– Кто-то прислал анонимку, сообщил, что она тайная верующая. Она готовила побег этой самой Зои Карнауховой… – Журавлев, понял, что, может быть, в последний раз произносит настоящее имя девушки:

– Отныне и навсегда, во всех документах, она превратится в Z… – генерал, впрочем, считал, что Зоя долго не протянет:

– Ее запрут в каком-нибудь особом госпитале, где она тихо скончается… – по словам Лунца, после непонятного эпизода возбуждения, больная опять впала в кататонию:

– Она не двигается, не говорит, не выпускает иконы, – Журавлев вздохнул, – понятно,