Иван Кратт - Великий океан Страница 24

Кулик молчал. Упираясь локтями в колени, опустив на ладони заросший щетиной подбородок, он неподвижно сидел у порога, словно что-то обдумывал. Много раз слышал он слова стариков и воинов, полные горечи, гнева и сожалений. Горечь будоражила и его сердце, и все же пришлые люди не были ему чужими. Как часто бывало, пробирался он ночью к русским селениям, слушал хоть издали родные слова, тихую песню. А потом уходил.

Чуукван,сказал он спустя долгие минуты молчания, племя твоих воинов видело меня с ружьем, когда твой отец не знал еще твоей матери... Я держал тебя на руках, когда бостонцы подожгли селение, и из этого ружья ты выстрелил в первый раз... Пусть ты тоже назовешь меня справедливым. Я ушел от них давно и думал, что больше не увижу никогда. Но они пришли сюда, и я не могу сказать, что все они виноваты... Я стар, мои кости скоро высушит ветер, но я не видел воина, который бы забыл землю своих предков...

Кулик медленно встал, взял стоявшее в углу ружье, прицепил к поясу рог с порохом. Разбуженный бурундучок взбежал по рукаву на плечо, припал к тощей стариковской шее, словно искал защиты. Охотник бережно снял зверька, посадил на нары, поднял шапку.

Молодой воин лежал на моих нарах, когда индейцы погибли в крепости. И он мой гость. Никто не скажет, что я нарушил закон лесов... Он останется здесь.

Кулик сказал это уверенно и твердо, и никто из сидевших в избе не осмелился возразить. Чуукван склонил голову. Он подчинился решению старика.

Тогда охотник позвал девушку и в последний раз обернулся к Павлу.

Тут думал дожить свой век...произнес он глухо.Прощай... Нету вольной земли.

Он посмотрел на угол, где висела икона, на нары, очаг, на все свое жилье. Затем, не промолвив больше ни слова, вышел из хижины. Индейцы и Наташа последовали за ним. В последний момент девушка оглянулась. Недоумение и печаль были в ее потемневших глазах.

Стало пусто и тихо, через незакрытую дверь долго виднелась цепочка людей, уходивших в горы. Наташа шла сзади. В мужском костюме, с косами, опущенными за ворот сорочки, она казалась русоголовым мальчиком.

А Павел сидел по-прежнему в углу избы. Известие о казни потрясло его, он не думал о том, что ему грозила смерть, великодушие воинов прошло мимо сознания. Он знал, что вымысла не было, что случившееся в крепости произошло. Он знал Баранова.

Глава пятая

Сорок байдарок с алеутами и двадцать промышленных байдар направил Баранов на промысел морского бобра. Полного безветрия можно было ждать только через месяц, но Ананий привез приказы из самого Санкт-Петербурга. Компания требовала доходов. Кругосветное путешествие Лисянского обошлось дорого, акции пали в цене на два пункта. В крепости остались только больные и с десяток караульщиков, еще не совсем окрепших после цинги. Строительство школы и мельницы, сооружаемых на островке рядом с кекуром, было приостановлено, на редуте св. Духа оставлен небольшой гарнизон.

Баранов хмурился и молчал, лишь коротко и отрывисто отдавал распоряжения Лещинскому. А потом, оставаясь один в нетопленом зале, много раз перечитывал приказы и до полуночи шагал по комнате. От Резанова не было никаких вестей, а только он один понимал, что не до промыслов было сейчас молодому заселению, не до прибытков компании.

«...Публика, а паче торговая, охоча токмо на одни успехи и выгоды смотреть и ценить хлопоты, но она не входит и на малость в рассмотрение причин, коими стесняется торговля, упадают выгоды всего государства Российского...писал Баранов на материк в самые тяжелые минуты жизни крепости. На время бы только прибытками поступиться. Владения наши ежечасно погибнуть могут. Главная тяга для сих мест продовольствие и отыскание близких и обильных земель, откуда возить можно,первая наша забота. Процветут промыслы и торговля, весь край перестанет быть диким».

Голод пока прекратился, нужно было использовать теплые дни для строительства форта и корабля, снарядить шхуну на Охотск, однако требования компании были определенны. Повелевая, он привык подчиняться, твердо и непоколебимо соблюдать власть.

Распоряжение правителя звероловы приняли угрюмо. Изнуренные бескормицей, обессилевшие от недавней болезни, люди не торопились выходить в неспокойное море. При самом малом шторме промысел становился тяжелым и большей частью зряшным. Раненый зверь уходил незамеченным. Одни алеуты собрались охотно надоело сидеть на берегу.

Утро выдалось ветреное, вершина горы Эчком не была закутана облаками.

Может, и пофартит,сдвинув шапку на лоб, всматривался в горную цепь Лука. Ежели маковка чистаядождя не пойдет. Примета верная.

Он поскоблил затылок, подтянул опояску, оглянулся и, заметив невдалеке Наплавкова, назначенного старшим партовщиком, заторопился к нему высказать свои наблюдения.

Направков что-то буркнул и, хромая, двинулся к лодкам. Многие суденышки были уже спущены.

Часа через полтора все байдары, касаясь носом береговой черты, колыхались на волне прилива. Люди столпились у лодок, слушали напутственный молебен. Служил Ананий. Гедеон остался на озерном редуте. Священник начал торжественно, однако холодный ветер заставил его ускорить молебствие, множество чаек заглушало голос. Придерживая камилавку, Ананий сердито махал кадилом, словно отгоняя любопытных птиц, низко пролетавших над аналоем, торопился. Тощий его тенорок был слышен только отрывками. Промышленные ежились, нетерпеливо переминались с ноги на ногу. Нанкок бесцеремонно возился с трубкой.

Наконец Баранов, все время вглядывавшийся в морскую даль, перекрестился, подошел к опешившему священнослужителю, взял с аналоя крест, приложился, затем обмакнул кропило в ведерко с недоосвященной водой, помочил себе темя.

Кончай, отец,сказал он негромко и неторопливо отошел в сторону.

Ананий вспыхнул, рыжая борода его затряслась, но к нему уже спешил Лука, услужливо подхвативший ведро, потянулись обрадованные окончанием молебствия звероловы.

Лодки отчалили. Наплавков еще с вечера разделил свой отряд на несколько партий, по пятнадцати байдарок в каждой. Часть алеутов, с Нанкоком за старшего, пошла на север, где в недавние годы находились бобровые лежбища: остальных Наплавков повел к каменистой гряде островов, чтобы оттуда начать охоту.

Вокруг Ситхи морских бобров давно уже не было. Осторожные животные держались подальше от населенных мест и только в жестокие ветры выходили на берег, выбирая недоступные для человека острова. На лежбища, где появлялись людские следы, никогда не возвращались.

С каждым днем морских бобров и котов становилось меньше. Англичане и русские, индейцы и алеуты истребляли их, не заботясь о будущем. Драгоценный зверь уходил все дальше, на пустынные острова. Нужно было затрачивать много дней, чтобы найти новые лежки. Зверь выходил на берег редко и почти все время проводил на воде. Даже спал, лежа вверх брюхом. Густая длинная шерсть легко держала массивное тело. Матки таскали детенышей на себе, придерживая щенков передними лапами.

Еще ни разу за последние годы не выходили так рано на промысел. Море было бурное, темное. Широкие водяные валы высоко вскидывали небольшую флотилию, рушились гребни волн. Ветер пронизывал мокрую одежду, коченели руки, не выпускавшие весел. Партии алеутов уже не было видно, узкие одно-ключные байдарки тонкими черточками исчезали на горизонте.

Лука сидел впереди Наплавкова, с отчаянием тянул тяжелое весло. Рядом и дальше, согнувшись и пряча лицо от ветра, напрягаясь изо всех сил, гребли злые, задыхающиеся от усилий промышленные. Наплавков правил. Глаза его были прищурены, по осунувшемуся скуластому лицу, по отросшей бороде стекала вода.

Василий Иванович...сказал вдруг Лука и, выпустив весло, в изнеможении осел на дно байдары.Кончаюсь...

Но весла соседних гребцов больно стукнули его по затылку. промышленный вскочил, взгромоздился на место. Никто больше не произнес ни слова, и Наплавков словно ничего не видел.

Только после полудня на сером фоне неба обозначилась невысокая скалистая гряда. Это были безыменные острова, вокруг которых на мелководье еще в прошлом году водились бобры.

Под прикрытием близкой земли море стало спокойнее, уменьшился ветер. До сумерек оставалось еще несколько часов, и Наплавков решил, не высаживаясь на берег, проверить места. После небольшой передышки он дал знак развернуться, вытянуть цепь лодок так, чтобы между байдарами можно было видеть бобра. Партия была большая, скоро крайние лодки затерялись вдали.

Предстоящая охота захватила даже самых измученных. На каждой байдаре откачали воду, приготовили длинные метательные стрелы. Ружей на бобра не брали, звук выстрела разгонял всех животных. Промышленные оживились, с новым усердием налегли на весла. Гребли осторожно, внимательно и зорко вглядываясь в каждую волну, не покажется ли где звериная морда. В лодках не разговаривали, старались не стучать веслами. Слышны были только всплески воды о борта, шипенье волн.