Наталья Павлищева - Дом Счастья. Дети Роксоланы и Сулеймана Великолепного Страница 24

Джихангир просил только об одном: султан не должен знать об этих письмах. Сначала хотел отправить только одно, чтобы Рустем-паша понял задумку наследника и персидского шаха, но письма жгли руки, словно угли, потому отдал все. Будь что будет.

Потекли томительные дни ожидания…

Казнь…

Рустем-паша попал в неприятное положение. Нет, никаких проблем в противостоянии с Тахмаспом не было, на сей раз шах почему-то не стал бегать от турок, словно заяц, но и нападать не спешил, хотя сам же спровоцировал поход турецкой армии. Перс словно выжидал чего-то.

Так бывало уже не раз, Тахмасп нападал на подвластные туркам земли, а стоило приблизиться армии Сулеймана, удирал, бросая своих на произвол судьбы. Застать его врасплох не удавалось, и война с персами, которая шла которое десятилетие, не прекращаясь, ни к чему не приводила. Вязкая, тягучая, нудная…

На ней свернули себе шеи многие, тот же Ибрагим-паша, решивший захватить шаха Тахмаспа наскоком и в результате едва не потерявший свою собственную армию. Возможно, Сулейман и простил бы другу-зятю ошибку, но не простил самодовольства.

Тахмасп стал словно знаком для тех, кого Сулейман посылал на него ради погибели. Удивительно, никто не гиб в боях (их просто толком не бывало), но все попадали в опалу. И вот теперь сераскер Рустем-паша… Многие в Стамбуле и просто в армии радовались: вот где босняк найдет свою погибель!

Рустем-паша, как положено, вызвал из санджаков правителей с их войском, в том числе и Мустафу из Амасьи. Это было для шехзаде просто пощечиной. Какой-то безродный босняк, ставший великим визирем только потому, что зять падишаха, смеет указывать ему, наследнику престола?! Мустафе наплевать, что он сераскер, то есть возглавляет поход, что визирем Рустем-паша стал позже, чем мужем Михримах, что правит весьма толково, что решение, кого поставить во главе похода, принадлежит султану, что таким же безродным и даже рабом был любимый им Ибрагим… На все наплевать, главное – во главе похода ставленник ненавистной Хуррем и муж задаваки Михримах, который к тому же не раз высмеивал самого Мустафу!

Ну что ж, время пришло. Так даже лучше – одним ударом отсечь две головы, одним камнем убить двух птиц. И Мустафа поторопил Джихангира с отъездом в Алеппо.

Отъезд младшего шехзаде не мог пройти незамеченным, Махидевран поинтересовалась:

– Почему царевич вдруг так заторопился?

Мустафа в ответ усмехнулся:

– Повелитель отправляет его в Алеппо вместо Трабзона. От меня подальше.

– Это плохой знак? – на сердце у матери тревожно, Мустафа, конечно, достоин быть султаном и, несомненно, им станет, но к чему дергать тигра за усы?

– Хороший. Старик боится.

– А ты нет?

– Чего бояться мне? Разве у него есть другой достойный наследник? Может, Джихангир? Или Рустем, нищий босняк, ублаживший сестрицу?

Мустафа впервые за много лет вообще упомянул Михримах, даже не по имени, но просто назвав сестрой.

– Мустафа, я боюсь. Не рискуй, подожди…

Он вскочил, даже лицо перекосило от гнева:

– Я жду, я много лет жду. Нас с вами вышвырнули из Стамбула, потом из Манисы, теперь меня ставят под руку оборванца, капризом принцессы вознесенного наверх! Султан стар и не способен не только сам вести войско, но и ехать в обозе на мягких подушках! Он только и делает, что возлежит, слушая льстивые речи мерзкой колдуньи. Ему через год шестьдесят, а мне скоро сорок. Когда править, сколько еще ждать?!

Махидевран с ужасом смотрела на сына. Она понимала гнев Мустафы, понимала, как тому тяжело столько лет делать вид, что все в порядке, что так и должно быть. Когда-то была надежда, что Сулейман уступит трон сам, султан последние годы много болел, болела раненная в молодости нога, едва мог наступить, больше сидел, скрывая нежданную хромоту. Ему и впрямь через год шестьдесят лет, пора бы на покой. Но разве мерзкая ведьма допустит, чтобы следующим султаном стал не ее сын?

Душа Махидевран изболелась за Мустафу. Ему не везло с сыновьями, умирали совсем маленькими. Год назад умер любимец Ахмед, остался один маленький Селим и дочери. Но девочки что, они не наследницы. Ничего, у Мустафы еще будут сыновья, много сыновей. И это даже хорошо, что поздние, не будут долго ждать своей очереди на трон.

Жизнь научила Махидевран, что нет ничего более постоянного, чем непостоянство, что все может измениться мгновенно, как в лучшую, так и в худшую сторону. Любое благополучие может быть разрушено, но из любой беды можно выпутаться. Почти из любой.

Сердце снова заныло…

После этого разговора с Мустафой оно ныло постоянно. Умудренная опытом женщина боялась за сына. Он единственное, что у нее есть в жизни. Мустафа и маленький Селим, да еще надежда вернуться в Топкапы, ведя внука за руку, вернуться хозяйкой большого гарема (она обязательно создаст Мустафе большой, в несколько раз больше нынешнего, блестящий гарем). О том, что будет с Хуррем, старалась не думать, но когда становилось совсем тошно, часами представляла, каким будет гарем. Продумала уже каждую мелочь, знала наперечет, какие нужны слуги, каким будет распорядок, что изменится по сравнению с тем, как было при валиде Хафсе, что останется прежним…

Махидевран подробно расписывали, во что превратила гарем проклятая роксоланка, вернее, как она гарем уничтожила. Конечно, куда старой ведьме тягаться с молоденькими красавицами, она и в своей молодости красивой не была, разве что смешливая и вертлявая…

Махидевран вовсе не была глупа, она отдавала должное Хуррем, какая еще женщина сумеет держать султана в таком возрасте, какая справится со столькими взваленными на себя обязанностями. Признавала заслуги и достоинства соперницы, только глупцы видят у соперников одни недостатки. Но при этом не сомневалась, что Хуррем все удалось только потому, что удалось спровадить из гарема саму Махидевран. Из-за этого она уже больше двадцати лет вдали от султана, от гарема, от Стамбула. Она выброшена на обочину, и единственная возможность вернуться – стать валиде. В том, что станет, Махидевран не сомневалась даже в самые трудные годы, когда Мустафу перевели из Манисы в Амасью, а на его место посадили Мехмеда. И сейчас не сомневалась тоже.

Мустафа прав, у султана просто нет выбора, Повелителю некого называть наследником, кроме старшего шехзаде. Все трое оставшихся в живых сыновей Хуррем ущербны. Селим и Баязид любители развлечься, хотя Селим уверенно правит Манисой, а Баязид Караманом. Но они не сравнимы с Мустафой, все признают, что лучшего наследника султану не сыскать, все привыкли к мысли, что именно Мустафа наследует трон.

Оставался вопрос когда?

Почему же так тревожно на сердце матери, оно никогда не обманывает, загодя чувствуя беду.

– Только бы не сцепились с Рустемом-пашой… Проклятый босняк наверняка способен подослать убийцу…

Не заметила, что бормочет вслух. Любимая наложница Мустафы Румеиса тревожно вгляделась в лицо свекрови:

– Госпожа, вам плохо?

Махидевран вздрогнула:

– Нет, просто тревожно что-то. С маленьким Селимом все в порядке?

– Да, он здоров и весел.

Махидевран все-таки попросила сына:

– Мустафа, держись подальше от этого босняка, потерпи еще немного. Мне пишут, что нога у султана совсем разболелась, едва ходит.

– Конечно, матушка. Я буду в стороне и среди своих…

Шехзаде Мустафа из Амасьи все же отправился, но прибыл почему-то не в Кайсери, куда ему велено, и не в Аксарай – место общего сбора, а в Конью, что гораздо дальше и совершенно ни к чему. Словно таким поведением бросал вызов Рустему-паше.

Тот привычно посмеялся:

– Тот, кто не дотянется до морды верблюда, стегает его седло.

Тут же до него стали доходить слухи о том, что Мустафа считает главой похода не визиря, а себя самого и готов отдавать совсем иные приказы.

И снова Рустем-паша смеялся:

– Петух тоже считал себя птицей, пока его орел не унес.

Неизвестно, чем закончилось бы их противостояние, если бы не посланец от Джихангира.

Рустем-паша не поверил своим глазам. Этого не могло быть, потому что одно дело за спиной Повелителя советоваться с санджакбеями, как лучше управлять государством, когда султан еще полон сил и достаточно молод, но совсем иное связываться с чужаками, понимая, что Повелитель уже устал от жизни…

Нет, Рустем не боялся Мустафу с его янычарами, под рукой самого визиря воинов в десятки раз больше, Мустафу можно было просто уничтожить вместе с его любителями колотить в днища котелков. Но визирь вдруг понял, почему шехзаде встал в Конье, а письмо отправил Тахмаспу через Алеппо.

Как только Тахмасп двинется с места, Рустем с войском вынужден будет уйти ему навстречу на восток, но сам Мустафа никуда не пойдет, он просто дождется, пока войско основательно ввяжется в привычную погоню за Тахмаспом и… отправится в Стамбул! У оставшегося в Стамбуле султана не так много войск, а янычары всегда готовы поддержать своего воспитанника, их аги сейчас как раз те, кто учил Мустафу держать в руках оружие.