Виктор Карпенко - «Вставайте, братья русские!» Быть или не быть Страница 24

Трудно описать дворец, состоящий из множества залов, отделанных различного цвета мрамором, сияющих позолотой, устланных приковывающими взгляды коврами, заставленных статуями диковинных зверей и птиц.

Князей провели по недавно построенной балюстраде, завешанной картинами и заставленной мраморными скульптурами из Европы. Князь Александр впервые увидел греческих и римских богов и богинь, прекрасных нимф и причудливых сатиров, изготовленных из белого и розового мрамора. Его до глубины души поразило мастерство рук человеческих. Некоторые скульптуры привели его в трепет и вогнали в краску – князь никогда не видел столь совершенное и прекрасное обнаженное женское тело. Разве что тела половецких баб-идолов. Но более всего князя поразило серебряное дерево, стоящее корнями на четырех серебряных львах. Это чудо-дерево сделал для хана золотых дел мастер из Парижа Гильом. Скульптуры серебряных львов служили во время пиров чанами. К ним были подведены трубы, идущие с вершины дерева, по которым в чаны лились напитки: вино, хмельной мед, кумыс, пиво. Причем трубки заканчивались вызолоченными драконами, из распахнутых пастей которых и лилось вино. На дереве стоял серебряный ангел и гудел в трубу. Звук трубы служил сигналом гостям, что надо наполнить кубки и выпить. Отовсюду звучала музыка, раздавалось пение, хотя ни певцов, ни музыкантов видно не было.

Уже позже, когда Александр возвращался на Русь, он неожиданно для себя с сожалением отметил: как бедна ты, Русь!

Чтобы обратиться с просьбой к хану, надо было пройти целую цепочку ханских чиновников и каждого из них, изложив цель приезда и просьбу, одарить подарками. И чем выше чиновник, тем богаче должен быть дар.

Как-то после посещения очередного чиновника Александр с возмущением пожаловался брату:

– Если мы еще месяц проживем в Каракоруме, то дарить хану будет нечего.

– А ему ничего дарить и не надо, – рассмеялся Андрей. – Хана-то нет. Помер Гуюк. А другие ханы обойдутся. Вот кому надо дарить подарки, так это его вдове Огуль-Гамиш. Говорят, что она красавица.

– Говорят, – согласился князь Александр. – Только по мне, краше моей Александры во всем свете нет. А ты женись на ханше. Жить будешь во дворце и мед изо льва серебряного пить вволю, – рассмеялся Александр, глядя на насупленного брата. – А если серьезно, то с Огуль-Гамиш повидаться надо. Потому подарки этим ненасытным дворцовым служителям и ношу. А без этого не видать нам ханши.

– Брат, скажи, что деется в Каракоруме? – спросил Андрей. – Вчера на площади казнили семьдесят приверженцев мурзы Ширанона. И все знатные, богатые…

– Это так, брат. У них тут свара еще та, – подтвердил Александр. – Монголы готовятся избрать великого хана, вот супротив друг друга козни и строят. Судя по вчерашнему, внук Чингисхана Мункэ посильнее будет Ширанона, вот головы людей мурзы и летят. Как бы нам в их замятню не угодить. Видел я хана Мункэ – нелюдим, угрюм, но большой друг хана Бату…

– А как же Огуль-Гамиш?

– До выборов ханша правит, и она принимает решения.

Подарки и ходьба по ханским чиновникам Александром принесли плоды: первым к ханше был приглашен князь Андрей. О чем говорил с ханшей, он не рассказывал, но от нее был в восторге:

– Она и вправду красавица! Молода, глазищи во…

– Как «во»? – не поверил Александр. – У монголок глазки-щелочки, там и зрачков-то не видно.

– А у этой очи-омуты, нос тонкий, ноздри трепещут, губы что яхонты…

– И губы разглядел? – удивился Александр. – Знать, приглянулась женка. А ты ей глянулся ли? – чуть сдерживая смех, спросил Александр.

– Глянулся. Вот те крест, – вполне серьезно ответил Андрей и перекрестился.

– Так что, сватов засылать? – все так же подсмеиваясь, спросил Александр брата, на что Андрей твердо и как-то обреченно ответил:

– Мне отец жену выбрал, да благословить не успел. Вернемся на Русь, сватов в Галич зашлю, дочь князя Даниила сватать, – и, чуть помедлив, добавил: – А ханша что луна на небе – сияет, глаз радует, но не греет.

Через неделю во дворец пригласили князя Александра. Как ни хотелось князю, а тропой очищения он все же прошел и выполнил все монгольские обряды, прежде чем встать пред очи ханши. Андрей был прав. Огуль-Гамиш была и вправду хороша, но красота ее была какая-то темная, побуждающая томление, греховные мысли. Голос у ханши был мягким, певучим, и говорила она ласково, сожалея, что хан Гаюк не встретился в этом мире со знаменитым воином Александром, победителем железных рыцарей. На просьбу новгородского князя ханша ответ не дала.

Через неделю великий судья и воевода Мангусар объявил ханскую волю и вручил ярлыки: Александру – на великое Киевское княжество и Новгород Великий, Андрею – на великое княжество Владимирское.

Сердце тревожно екнуло при объявлении ханской воли, и князь Александр невольно подумал: «И верно, глянулся Андрей ханше… и не только ханше».

Огорчения своего князь Александр не показал и на всем протяжении долгого пути до Сарая ни словом не обмолвился о странности и двусмысленности решения Огуль-Гамиш. Как князь киевский, Александр стоял выше Андрея, а как князь новгородский ему подчинялся. Но Южной Русью правил Даниил Романович – князь галицкий. Киев же был разрушен татарами, и еще нужен был не один год, чтобы он восстановился. Княжество киевское было разорено. Так чем же властвовать поставлен был Александр?

Батый, узнав о решении Огуль-Гамиш поделить Русь на две части, выдав два ярлыка, пришел в бешенство. Ему не нужна была свара меж князьями. В его улусе должно быть спокойно, только тогда он сможет регулярно получать дань.

Хан, расспросив чиновников, сопровождавших братьев-князей в Каракорум, понял, откуда ветер дует, и потому с князем Андреем обошелся мягко, говорил ласково, а при расставании напутствовал по-отечески:

– Иди на Русь и садись во Владимире.

– А как же брат Михаил?

– О Михаиле не тревожься. Принесли весть с Руси – убит твой младший брат. Пошел на голядь, что живет по рекам Москве и Протве, да и загинул. От тебя хочу одного: будь верен мне, и я тебя не оставлю. С братом Александром не ссорься, князей, бояр, народ держи в строгости. Придет нужда, приведешь войско ко мне, – чуть подумав, сказал: – Пять туменов.

Князя Александра хан Бату удостоил длительной беседы. Прощаясь, заверил:

Вернувшись во Владимир, Александр не поехал в Киев. Для чего? Даже княжескую дружину киевская земля не прокормит, а тут еще дань платить надо. Полгода он прожил в стольном городе.

В эту зиму Владимир собрал многих русских князей: князь угличский Владимир Константинович, князь ярославский Владимир Всеволодович, князь белозерский Глеб Василькович, князь ростовский Борис Василькович со своей матерью княгиней Марией Михайловной. Из Переяславля приехала княгиня Александра с сыном Василием. Всем хватило места, всем нашлось дело.

Зима выдалась мягкой, снежной. Князья часто выезжали на заячьи и волчьи гоны.

Андрей, хотя и получил ярлык на Владимирское княжество, вел себя скромно, к старшим князьям относился с уважением и должным почтением.

Все шло хорошо, и вдруг как гром среди ясного неба: князь Владимир Константинович умер. Лег почивать… и не проснулся. Легкая смерть, завидная. Не успели сороковины справить, как новые похороны – Владимир Всеволодович скончался. И болел-то всего неделю… В княжеском тереме, в городе начали перешептываться: жди третьего покойника… Но князья ждать не стали, а разъехались по домам. Уехал в Новгород Великий и князь Александр с семьей.

Вновь оказался новгородский князь во Владимире только через три года, приехав на свадьбу князя Андрея. Как тот и говорил ранее в Каракоруме, засватал дочь галицкого князя Даниила Романовича Доброславу.

Всего три года прошло, а Александр с трудом узнал своего младшего брата: князь Андрей раздался в плечах, возмужал, смотрит соколом, говорит властно. На свадебный пир съехались не только князья Северной Руси, но и с иных мест тоже пожаловали. Не приехал самый важный гость – князь галицкий Даниил Романович. Очередная свара с Литвой помешала попировать на свадьбе дочери, но и без него пир удался на славу. Радовались за молодых, поднимали заздравные чаши часто, и за князя Андрея, и за его молодую красавицу жену. Александр сидел на почетном месте, был вместо отца, как старший в роду.

Андрей тоже выпил хмельного немало, и оно, коварное, ударило ему в голову. Князь стал не только восхвалять свой дом, жену, но и бахвалиться своим местом.