Джейн Остин - Нортенгерское аббатство Страница 24

– Правда? Вот это прямота, ей-богу! Во всяком случае, я рад, что вы не предубеждены против брака. Слышали старый припев: «Сходишь на свадьбу – готовься к другой»? Надеюсь, вы будете у Белл на свадьбе?

– Я обещала вашей сестре быть в этот день с ней, если только смогу.

– А тогда, – Торп скривился и глухо захихикал, – а тогда, знаете, мы могли бы проверить, есть ли в старой песенке какой-нибудь толк.

– Вы думаете? Но ведь я не пою. Что ж, счастливого пути. Сегодня я обедаю у мисс Тилни, и мне надо торопиться домой.

– Зачем вам спешить? Кто знает, когда еще доведется встретиться. Хоть я и собираюсь сюда через две недели, они мне покажутся чертовски длинными.

– Для чего же так задерживаться? – сказала Кэтрин, видя, что он ждет ее ответа.

– Спасибо за добрые слова. Добрые и великодушные. Я о них не забуду. В вас, я думаю, больше великодушия и всего такого, чем в ком бы то ни было. Уйма великодушия, и не только его, но еще много, много самого разного! И еще в вас есть... клянусь Небом, я не знаю никого вроде вас!

– Что вы, таких, как я, великое множество, даже гораздо лучше. Всего хорошего!

– Я хочу сказать, мисс Морланд, что собираюсь в скором времени навестить Фуллертон, засвидетельствовать там, если вы ничего не имеете против, мое почтение.

– Ради Бога. Мои родители будут рады вас видеть.

– Но вам, мисс Морланд, надеюсь, это не будет неприятно?

– Почему же? Ни в коей мере. На свете мало людей, которых мне неприятно видеть. В обществе ведь всегда веселее!

– Я рассуждаю в том же роде. Дайте мне, говорю я, небольшую веселую компанию, дайте мне компанию людей, которых я люблю, – лишь бы я находился там, где мне нравится, да среди тех, кто мне нравится, и я отдам дьяволу остальное! Чертовски приятно слышать от вас то же самое. Мне сдается, мисс Морланд, наши мнения отлично сходятся во всех вопросах.

– Может быть, хотя это не приходило мне в голову. Что касается всех вопросов, то, говоря по правде, среди них не так уж много таких, о которых я успела составить свое мнение.

– Ей-богу, у меня их не больше! Морочить себе голову тем, что меня не касается, не в моем вкусе. Мой взгляд на вещи прост. Дайте, говорю, мне девчонку, чтоб была по душе, да уютный домик в придачу, и какое мне дело до всего остального? Богатство – вздор. Доход у меня подходящий. Если у нее нет за дуйой, ни пенса – тем лучше.

– Совершенно справедливо. Я думаю точно так же. Если в браке одна сторона располагает средствами, другой они ни к чему. Неважно кому они принадлежат, достаточно только, чтобы была обеспечена семья. Когда одно богатство тянется к другому, это кажется отвратительным. Женитьба ради денег, по-моему, – самая ужасная вещь на свете. Всего хорошего. Мы будем рады видеть вас в Фуллертоне, когда вам будет удобно.

И она ушла. Всей его обходительности не хватило бы, чтобы задержать ее дольше. Она должна была сообщить столь важные новости и приготовиться к столь важному визиту, что в его распоряжении не могло найтись ничего, чем бы он мог заставить ее остаться. И Кэтрин поспешила к выходу, оставив его размышлять в одиночестве о том, как ловко он выразил ей свои чувства и насколько недвусмысленно она его поощрила.

Незнакомое ей прежде волнение, которое она испытала, узнав о помолвке брата, давало ей повод думать, что рассказ об этом необычайном событии произведет соответствующее впечатление и на мистера и миссис Аллен. Увы, ее ждало полное разочарование. Когда после многих вводных слов это ошеломительное известие было доведено до их слуха, оказалось, что они предвидели его с первого дня приезда Джеймса в Бат. Все, что они выразили по этому поводу, заключалось в пожелании счастья молодым людям, сопровождавшемся отзывами о красоте невесты, когда говорилось о джентльмене, и об удачном замужестве, когда говорилось о леди. Кэтрин видела в этом непонятную ей бесчувственность. Тем не менее, узнав, что Джеймс накануне тайно уехал в Фуллертон, миссис Аллен была несколько выведена из равновесия, ибо к этому известию она не могла отнестись столь же безучастно. Она то и дело причитала, что от нее скрыли его поездку, жалела, что не догадалась о его намерениях, и сетовала, что не повидала его перед отъездом и не смогла послать с ним добрые пожелания его родителям и сердечное приветствие семейству Скиннер.

Глава XVI

Кэтрин питала такие радужные надежды по поводу предстоящего посещения Мильсом-стрит, что ей предстояло неминуемое разочарование. И, соответственно, хотя она была безукоризненно принята генералом Тилни и радушно встречена его дочерью, хотя Генри был дома, а из посторонних никого больше не было, не прошло и нескольких часов после ее возвращения оттуда, как, разобравшись в своих чувствах, она поняла, что не извлекла из этого визита того удовольствия, на какое рассчитывала. Все сказанное за этот день не только не сблизило ее с мисс Тилни, но, напротив, она не чувствовала себя с ней в тех коротких отношениях, какие установились между ними прежде. Хотя она видела Генри Тилни в благоприятной обстановке за непринужденной семейной беседой, он никогда еще не был столь скован и молчалив. И несмотря на подчеркнутую любезность со стороны их отца, несмотря на все его авансы, комплименты и изъявления благодарности, расставшись с ним, она почувствовала облегчение. Все это казалось загадочным. Это не могло быть виной генерала Тилни. Вне всякого сомнения, он был добродушным, благожелательным и во всех отношениях приятным человеком – ведь он был хорош собой, высок ростом и приходился отцом Генри. Он не мог быть в ответе за плохое настроение детей и за то, что она сама не получала удовольствия от его общества. Первое, вероятно, объяснялось случайностью, а второе – ее собственной глупостью.

Изабелла, узнав о подробностях визита, предложила другое объяснение:

– Все это – следствие их гордости, да, да – нестерпимого высокомерия и гордости!

Она давно подозревала, что это семейство думает о себе невесть что, а теперь больше в этом не сомневалась. Ей еще не приходилось слышать, чтобы кто-нибудь вел себя так заносчиво, как мисс Тилни! Своей невоспитанностью она не делает чести этому дому. Так обращаться с гостьей! Почти с ней не разговаривать!

– Все это было вовсе не так плохо, Изабелла. Никакой заносчивости она не проявляла И она была очень любезна.

– Пожалуйста, не защищайте ее! А каков ее братец, который, казалось, был вами так увлечен? Великий Боже! Некоторых людей я положительно не понимаю. Так, значит, за весь день он на вас даже и не взглянул?

– Я бы этого не сказала. Но он словно был не в своей тарелке.

– Какое ничтожество! Больше всего я ненавижу непостоянство. Я требую, дорогая, чтобы вы этого человека выбросили из головы. Он недостоин вас.

– Недостоин меня? Едва ли он когда-нибудь обо мне думал.

– Это я и хочу сказать. Он о вас совсем не думает. Что за вероломство! Ни ваш, ни мой брат так бы не поступили. По-моему, у Джона на редкость постоянное сердце.

– Но если говорить о генерале Тилни, едва ли кто-нибудь мог проявить ко мне больше внимания и любезности, поверьте. Казалось, развлечь меня и доставить мне удовольствие было главной его заботой.

– О нем я другого мнения. Я не считаю его гордецом. Это, должно быть, настоящий джентльмен. Джон очень его хвалит, а слова Джона...

– Что ж, посмотрим, как они будут держаться со мной сегодня вечером. Мы встретим их в залах.

– Я тоже должна там быть?

– Разве вы не хотите? Мне казалось, решено.

– Если для вас это важно, я не могу отказаться. Но не требуйте от меня, чтобы я там веселилась, – сердце мое, вы знаете, будет находиться в сорока милях отсюда. И, прошу вас ни слова о танцах! Об этом не может быть и речи. Чарлз Ходжес, наверно, изведет меня до смерти. Но я сумею его осадить. Десять против одного, что он способен докопаться до сути дела, – хоть именно этого я хотела бы избежать. Я потребую, чтобы свои догадки он держал при себе.

Мнение Изабеллы о семье Тилни не повлияло на ее подругу. Она знала, что ни брат, ни сестра отнюдь не держали себя заносчиво. И ей казалось невероятным, чтобы их одолевала гордыня. Ее доверие к ним вознаградилось в тот же вечер: она была встречена с прежним вниманием мистером Тилни и по-прежнему приветливо его сестрой. Мисс Тилни старалась быть рядом с ней, а Генри пригласил ее танцевать.

Наслышавшись накануне на Мильсом-стрит об ожидающемся с часу на час приезде их старшего брата, капитана Тилни, она без труда отгадала, кем был красивый и светский молодой человек, которого она никогда прежде не видела и который явно принадлежал к их компании. Она смотрела на него с восхищением и даже могла допустить, что кому-то он мог понравиться больше своего младшего брата, хотя отличался, по ее мнению, некоторой самоуверенностью и менее располагающей внешностью. Его манеры и чувство такта были отнюдь не столь безупречны. Она сама слышала, как капитан Тилни не только отверг всякую мысль об участии в танцах, но даже высмеял Генри, когда тот предположил такую возможность. Данное обстоятельство свидетельствовало, что, как бы ни относилась к нему наша героиня, его восхищение ею не имело опасного характера, чреватого враждой между братьями или преследованием леди. Он не мог стать подстрекателем трех негодяев в кавалерийских плащах, которые втащили бы ее в запряженную парой коней карету, готовую умчаться в неизвестном направлении. Не предвидя подобных неприятностей или вообще каких-либо неприятностей, кроме слишком быстрого окончания танцев, Кэтрин тем временем радовалась, как обычно, обществу Генри Тилни, выслушивая с сияющими глазами все, что он ей говорил, и становясь неотразимей оттого, что находила неотразимым его.