Роберт Паль - Бессмертники — цветы вечности Страница 24

Потап — партийная кличка Александра Борисовича Скворцова. Вскоре он действительно прибудет в Уфу, станет членом комитета, а затем уедет делегатом на пятый съезд партии.

— А товарищу Леониду передай, чтобы был поосторожнее, — продолжала Варя. — Есть сведения, что полиция ищет его по всему Уралу. Не хватало, чтобы и его еще пришлось провожать.

Саша порывисто обняла свою подругу и коротко вздохнула.

— Провожать к товарищам, в другую организацию — это не беда. Беда, когда приходится провожать дальше… Откуда возвращаются не скоро и не все…

Профессиональные революционерки, они хорошо знали это. Обе в революционном движении с начала девятисотых годов. Варя — одна из организаторов первого комитета РСДРП в Казани. Там же работала пропагандистом среди рабочих, вышла замуж за товарища по подполью и вскоре потеряла его, замученного в тюрьме жандармами. Потом — работа в Перми, Саратове, Самаре. И вот второй год — в Уфе…

У Саши Ореховой дорога в революцию началась в Вятке, где она родилась и где прошла ее короткая юность. Сначала — занятия в кружках, потом — партийная библиотека, пропагандистская работа среди мастеровых и крестьян пригородных деревень. Там она — Петровна. В 1905 году высокая рыжеволосая девушка появилась в Екатеринбурге. Работала в подпольной типографии, развозила по заводам литературу, вела агитационную работу. Случайный недосмотр — и она в тюрьме. В ноябре того же года, освобожденная по амнистии, она уже в Нижнем Тагиле. Затем в Перми. Здесь она — Лиза. И еще — Ольга. В апреле 1906 года — опять арест. Тюрьма, голодовка и бегство в Уфу. В Уфе она — Елена, Ёлка, Ёлочка, а вот в Златоусте опять будет Лизой…

— Товарищ Андрей, товарищ Потап, товарищ Леонид… — вздохнула Варя. — Столько прекрасных людей, а мы порой даже имени их не знаем.

— Вот так же и у меня. Скоро на собственное имя отзываться перестану, — грустно улыбнулась Саша. — Кем за эти годы я только ни была!..

Помолчали, погрустили, но долго печалиться было не в их характере. Высокая, стройная, со свободно распущенными отчаянно рыжими волосами Саша порой походила на сполох живого пламени. Вот и сейчас, упрямо тряхнув огненной головой, она словно сбросила с себя все печали и задорно усмехнулась.

— А хочешь, Варя, смешное? Про нашу железную Лидию?

И, не дождавшись ответа, стала рассказывать:

— Это было на днях. Поздно вечером к нам постучали. Я открыла, удостоверилась, что свои (их было двое) и повела к Лидии Ивановне. Там разговорились. Оказалось, что товарищи вместе бежали из Сибири. Оба простуженные, усталые, голодные, словом, как все, находящиеся в бегах. Один — твердый эсдек, большевик, другой — тоже эсдек, но только «мягкий», из «меньшинства». Так вот, слушай, что дальше происходит. Наша железная Лидия моментально срывается с места, ставит перед нашим, большевиком то есть, тарелку со щами, а другого будто и нет за столом. Я вытаскиваю ее сюда и принимаюсь стыдить: мол, разве так можно, дорогая хозяюшка, разве это по-человечески и так далее. И знаешь, что она ответила мне? «Но ведь это же меньшевик!» Слышишь! Раз меньшевик, то, выходит, ему и куска хлеба подать нельзя! И еще обижается, когда говорим, что железная…

Ситуация, живо нарисованная Сашей, действительно была смешной.

— Ну и чем же все это кончилось? — поинтересовалась Варя.

— Когда мы вернулись, этот сложный политический вопрос уже был решен в пользу человечности.

— Каким образом?

— А вот таким. Большевик взял из буфета еще одну ложку, и когда мы вошли, они бодро хлебали щи из одной тарелки!..

Вернулись с занятий старшие дочери Лидии Ивановны Галя и Надя. Саша собрала детей на кухне, накрыла на стол и вскоре вернулась к подруге.

— Страсть как люблю детей, даже завидки берут. Хорошо тебе, Варвара, у тебя Ниночка есть, а у меня — никого.

— Будут еще, придет время.

— Когда это время придет, рожать поздно будет. А пока не до себя, пока не до любви, подруга.

— Не до любви, это верно… — грустно отозвалась Варя. — Обзаводиться в наше время семьей по крайней мере неосмотрительно. И мужчине, и женщине.

— Но ведь ты-то ни с чем не посчиталась, и замуж вышла, и дочку родила.

— Эх, милая, когда это было! Да и молодой была, глупой…

— Не глупой, а влюбленной, — поправила Саша.

— Наверно… Да и он меня любил… Вот и поженились всему на зло. Несколько месяцев чувствовала себя счастливой. Несколько месяцев — на всю жизнь! Дорого платим мы за свое счастье, Сашенька, ох как дорого!..

— И все-таки у тебя есть Ниночка, Варя.

— И Ниночка, и друзья, и… дело, — уточнила Варя, отрешенно глядя в окно.

Разговор с подругой вызвал в памяти события трех-четырехлетней давности, образ покойного мужа. Он был студентом Казанского университета и, как все студенты, — увлекающимся и горячим. А еще — мягким, покладистым, незащищенным. Наверное, поэтому рядом с ним она всегда чувствовала себя взрослее и сильнее его. И в любви к нему — она ощущала это — было, пожалуй, больше материнского, чем обычного женского. Так она теперь любит свою Нину.

— Недавно видела Петра Литвинцева, — прервала ее мысли Орехова. — Помнишь такого?

Литвинцева? Петра? Нет, такого она не помнила.

— Ну, того, которого я забрала у тебя ночью… Помнишь?

— А, это тот, с кем мы в тот вечер поругались? Ну и что же? Жив, здоров, сошелся с нашими боевиками?

— Жив. Нашим он очень понравился. Знаешь, что они говорят о нем? Только это строго между нами, Варенька…

— Ох и напустила же ты туману, Елка! Какое мне дело, кто и что о нем говорит? К тому же дружина для меня — тайна за семью печатями. У меня — свое.

— И все-таки знаешь, что говорят? — не отступала Саша. — Во-первых, абсолютно наш, большевик. Во-вторых, матрос с броненосца «Потемкин». В-третьих, во время севастопольского восстания на флоте сражался вместе с лейтенантом Шмидтом. В-четвертых, полиция разыскивает его по всей России…

— Ну, а в-пятых? — покачав головой, улыбнулась горячности подруги Варя.

— В-пятых? — рассмеялась Саша и, тряхнув своими рыже-огненными волосами, весело закончила: — А, в-пятых, за такого парня и замуж выйти можно. Несмотря на революцию! Вот так-то, подруга!

Вернулась с уроков Лидия Ивановна. Невысокая, полноватая, с открытым, почти круглым русским лицом, слишком строгим для ее тридцати двух лет. Заглянув в комнату к Ореховой, обрадованно улыбнулась и тут же втиснулась между подружками на жалобно заскрипевшем диване.

— О чем воркуете, голубки?

— Обо всем, Лидия Ивановна, обо всем, — прижимаясь к ней, пропела Саша. — Вот сейчас, прямо перед вашим приходом, говорили, к примеру, о нашей горькой бабьей доле и о любви…

— О любви? — круглое лицо Бойковой сделалось еще круглее. — В наше время — и о любви?

— А что особенного, Лидия Ивановна? — поддержала подругу и Варя. — Это же так естественно…

То, что казалось естественным им, Бойковой таким не показалось.

— Ну, если такие работницы начинают говорить о любви…

Она поднялась, еще раз оглядела каждую в отдельности и, не находя слов, решительно перевела разговор на другое.

— Пойдемте-ка лучше чай пить. За чаем поговорим. Есть новости.

Новости оказались тревожные. Недавно уфимской полиции удалось выследить и арестовать одного из рядовых местного гарнизона, через которого комитету удалось развернуть агитацию среди солдат. Больше того, изъяты все его вещи, запас нелегальной литературы, записи. Товарищ держится стойко, однако нужно быть настороже.

— Тебе, Варвара Дмитриевна, придется по пути заглянуть к Алексеевне. Передай, что услышала, и подскажи, чтоб хорошенько очистилась: могут нагрянуть со дня на день.

Варя знала, что речь идет о Марье Алексеевне Черепановой, жене члена комитета Сергея Черепанова. Оба они имели немалый опыт подпольной работы, и постановка агитации среди нижних чинов гарнизона — это их дело. Что и говорить, огорчатся Черепановы такой новости, но этот солдат, надо думать, не единственный их активист среди уфимских военнослужащих. Главное, чтобы не прервалась так хорошо начатая работа. Пусть подумают, как обезопасить себя и товарищей…

— Теперь о симцах, заключенных в здешнюю тюрьму, — продолжала Бойкова. — Надежных адвокатов для их защиты на суде мы подобрали, но этого мало. Многие из них больны, семьи бедствуют, нужно помочь деньгами. Тебе, Александра Петровна, первое задание: приедешь в Златоуст, организуй сбор пожертвований. Одним городом не ограничивайся, охвати и окрестные заводы. Златоустовцы, чай, не забыли, как всем Уралом поддержали их в девятьсот третьем. Теперь симцы в беде, нужно помочь.

Взглянув на Варю, договорила:

— Что касается Уфы, то здесь эту работу будут делать все. Какую-то сумму выделит комитет, но главное — сбор. Пусть люди учатся помогать друг другу, ценить и понимать эту помощь. Пусть каждая такая беда станет одновременно и уроком классовой борьбы, уроком классовой солидарности.