Илья Бражнин - Друзья встречаются Страница 24

Всего сколотилась у нас таким энергичным образом боевая флотилия в шесть вымпелов, куда вошли буксиры «Могучий», «Вельск», «Мурман», «Светлана», «Любимец» и «Учредитель». На вооружении у них пулеметы да винтовки, и еще несколько пушек - гонять лягушек, потому что калибр их самый малый - тридцать семь миллиметров, да и количество тоже самое малое. Четыре судна Виноградов угнал с отрядами вперед на помощь березниковцам, а девятого августа, когда назначен был уже товарищ на командование Котласским районом, Павлин и сам кинулся из Котласа к Березнику. Он шел на «Любимце» и «Светлане», ведя новые отряды в подкрепление Шишигину и ранее посланным судам. Тем временем противник подошел к Березнику вплотную, и наши, сцепившись с ним до прихода Виноградова, не выдержали его вооружения и численности. У противника, как определила разведка, пять пароходов и на них людей до шестисот, вооруженных интервентами до зубов. К тому ещё на берегу имеется у них десант полтысячи шотландских стрелков. По данным разведки, командует этим воинством полковник Андронов и при нём иностранные офицеры в советниках. Вот, значит, мы и катили на них под начальством славного Павлина из Котласа и дошли до Конецгорья, это значит - верст сорок не доходя Березника. (Вы на карту посмотрите для наглядности, у нас, на гОре, никаких карт нет. Воюем на глазок. Вышлите нам хоть какую-нибудь карту, на коленках молим! Невозможно без неё!) Так вот, дошли мы до Конецгорья и здесь встретили наши отходящие из-под Березника пароходы.

Павлин сейчас же собрал всех командиров, и у нас произошел военный совет в Филях. Говорили мы, в общем, недолго и решили дать бой противнику, на чём категорически настаивал Павлин, а с ним воевать хуже, чем с англичанами или там американцами.

Задачу нашей операции Павлин определил так: внезапным налетом на флотилию врага потрепать интервентов посильнее, остановить их продвижение по Двине к Котласу, показать, что прогулка их у Березника кончилась и что у нас тоже есть силы на реке. Чем решительней мы сейчас на них напрем, тем сильнее мы им будем казаться и тем осторожней и медленней пойдут они вперёд. А нам только и надо время выиграть, чтобы как-нибудь с силами сбиться и организовать оборону.

Это решение сейчас приводится в исполнение. По кораблям идет всеобщий аврал. Расколачивают ящики с вооружением, привезенные из Котласа, собирают пушки. На «Могучем» четыре пушки, у нас на «Мурмане» три пушки и четыре пулемета, не считая штабного ундервуда. На «Любимце» один пулемет. С этим идем драться, а что из этого получится, будет ясно видно из следующего донесения. Есть и другие дела, о чём следует донести, но чувствую, что сейчас засну. Третьи сутки за делами и хлопотами, не дают интервенты заснуть. Одно средство остается - разбить их и тогда отоспаться. А в общем все обстоит благополучно. На довольствии, за понесенными потерями, состоит две сотни человек и Павлин Виноградов. Вот, скажу вам, кто спать не любит! Девятый день с ним рядышком живу, а спящим не видал. Жалко смотреть только, что здоровье у него слабое. Сильно его помял Александровский централ, в котором он до революции сидел. Выбили ему тогда начисто зубы и грудь смяли. Как свеча горит. Дать бы ему хоть маленькую передышку. Горькая наша судьба… Да нет, сказал, нет Виноградова, - это я не вам, извините. Тут каждую минуту Виноградова спрашивают - всем он нужен. Да, так вот я и говорю: горькая наша судьба, лучших людей приходится подчистую растрачивать, иначе воза не вывезти. А в общем, если вы меня за моё донесение посадите куда следует, то правильно сделаете. Но душа у меня немножко перепуталась, и от бессонья одуреваю. А, кстати, машинистка наша молодец, она всю дрянь выкинет и оставит то, что нужно по всей форме. Жив буду - обязательно женюсь на ней, честное слово. И ещё должен сказать…»

На этом донесение обрывалось. Что ещё должен был сказать Ситников - осталось его тайной. Он видел, что донесение его никуда не годится и давно бросил бы писать, если бы это не было единственным средством борьбы с одолевающим его сном и если бы ему не нужно было во что бы то ни стало дождаться возвращения Виноградова.

Сон сразил его мгновенно. Перо еще скользило по бумаге, а Ситников уже спал. На трапе, ведущем с палубы, послышались шаги, и в каюту, стремительный и бледный, вошел Виноградов.

- Ситников! - позвал он на ходу. - Слушай, Ситников! - и тут только заметил спящего.

Виноградов круто, остановился, внимательно оглядел Ситникова сквозь очки и, вздохнув, отошел на цыпочках к столику машинистки.

- Ну, кажется, всё готово, - сказал он, устало опускаясь на стул и разглядывая машинистку, державшую в руке кусок хлеба.

Скулы его подтянулись, губы невольно сделали жующее движение. Он кашлянул и отвел глаза в сторону. Машинистка успела перехватить его голодный взгляд и, переломив хлеб пополам, протянула одну половину Виноградову.

- Попробуйте, Павлин Федорович! Сегодня удивительно вкусный хлеб выдавали, - сказала она, хотя хлеб был самый обычный и даже довольно скверный.

- Да? - смущенно отозвался Виноградов. - Ну что же. Спасибо. Я, собственно, есть не хочу, но, знаете, вы так вкусно едите…

Он неловко протянул руку к хлебу и тотчас жадно закусил краюшку.

- Товарищ командующий! - прокричали глухо на палубе. - Товарищ командующий!

- Да, да, - торопливо отозвался Виноградов и побежал на палубу.

Глава четырнадцатая. ПЕРВЫЙ БОЙ

Десятого августа Первая Северодвинская флотилия вышла из Конецгорья и взяла курс на Березник. Флагманом шел «Мурман». За ним следовали «Могучий» и «Любимец» и в некотором отдалении - «Учредитель» с резервным отрядом. Двигались не торопясь, выжидая наступления темноты, так как Виноградов решил подкрасться к противнику незаметно и ударить на него внезапно. На всякий случай оружие приведено было в полную боевую готовность, и, как вскоре высянилось, не напрасно.

Не доходя до устья Ваги, наткнулись на вражеского разведчика. Не медля ни минуты, Виноградов атаковал его, открыв огонь из носовой пушки «Мурмана». Враг отвечал. Бой был короток и удачен. Разведывательное судно «Заря», подбитое несколькими снарядами, потеряло управление и выбросилось на камни. Команда «Зари» бросила пароход и, поспешно сойдя на берег, разбежалась. Виноградов спустил катер и кинулся обследовать оставленное судно, надеясь найти драгоценное оружие и патроны.

Он не обманулся в своих надеждах и вернулся к своей флотилии с четырьмя вполне исправными пулеметами Виккерс, двадцатью пятью лентами к ним и большим количеством патронов.

- Первый трофей, - с улыбкой сказал Виноградов, следя, как перегружают пулеметы и патроны с катера на суда флотилии.

- Лиха беда - начало, - сказал Шишигин, стоявший неподалеку от Виноградова.

Удачная схватка с «Зарей» оказалась как нельзя более кстати. Она подняла дух бойцов, и они уже с нетерпением поглядывали в сторону устья Ваги. Покончив с погрузкой оружия и продовольствия, захваченного на «Заре», пошли вперед. С наступлением темноты капитанам приказано было погасить на кораблях отличительные огни и держаться как можно ближе к берегу, укрываясь в его тени. Командам пароходов и бойцам отдано было строжайшее приказание не курить на палубах, не разговаривать громко и завесить светящиеся иллюминаторы кают тряпками. Так, таясь и крадучись, приближались виноградовские суда к Березнику.

Не доходя нескольких верст до цели, оставили у берега безоружного «Учредителя», шедшего с флотилией в качестве госпитального судна, и пошли самым малым ходом. Шум машин и колес на малом ходу был различим только в непосредственной близости от пароходов.

Около двух часов ночи увидели огни Березника.

- Приготовиться! - негромко скомандовал Виноградов, свесившись с мостика.

На палубе «Мурмана» бесшумно замелькали тени. Виноградов взял в руки жестяной рупор и легким движением откинул на затылок черную фетровую шляпу.

Вдалеке у берегов проступали силуэты пяти вражеских судов. Они были освещены. Противник чувствовал себя, видимо, совершенно уверенно, настолько уверенно, что не считал даже нужным тушить огни. Виноградов, перегнувшись через перила капитанского мостика, жадно всматривался в эти огни, стараясь определить отделяющее от них расстояние. Широколицый немолодой капитан медленно вытащил из верхнего кармана пиджака толстые старинные часы с болтающимся на веревочке медным ключиком и черным ногтем отколупнул крышку.

- Как по-твоему, сколько? - спросил, не оглядываясь, Виноградов.

- Как раз два, - ответил капитан, щелкая крышкой и заботливо засовывая часы в тесный карман.