Теофиль Готье - Роман Мумии Страница 25

— Я этого не знаю так же, как и ты, — ответила Рахиль.

— А если это соглядатай наших врагов? — сказала старуха, и ее глаза сверкнули ненавистью. — Подготовляются великие события; кто знает не проведали ли о том?

— Как может больная девушка повредить нам? Она в наших руках, слабая, одинокая, почти умирающая? Притом мы можем, при малейшем подозрительном признаке, удержать ее в плену до дня освобождения.

— Во всяком случае, нужно ее остерегаться. Взгляни, как нежны ее руки.

И старая Тамар приподняла одну из рук спящей.

— Каким образом нежность ее кожи может быть нам опасна?

— О, неблагоразумная юность! О, безумная юность, ничего не видящая и доверчиво идущая в жизни, не помышляя ни о каких западнях, ни о терниях, скрытых в травах, и о горящих угольях под пеплом и готовая ласкать гадюку, принимая ее за ужа! Пойми, Рахиль, и открой свои глаза. Эта женщина не принадлежит к тому сословию, облик которого она желает принять; ее палец не стал плоским от нити веретена! Эта рука, умащенная благовониями, никогда не работала; эта бедность притворна.

Слова Тамар, по-видимому, оказали влияние на Рахиль; она стала рассматривать Тахосер более внимательно.

Лампа бросала на нее трепетные лучи, и чистые формы девушки, объятой сном, обрисовывались в желтом свете. Рука, которую приподнимала Тамар, еще лежала на шерстяном полосатом покрывале и рядом с темной тканью казалась еще белее; браслет из сандалового дерева у кисти руки, грубое украшение бедного кокетства, был дурно вырезан, но кожа казалась пропитанной ароматическими эссенциями. И Рахиль могла теперь оценить, как прекрасна Тахосер. Но эта красота не привела ее в раздражение, как Тамар, а, напротив того, тронула. Она не могла поверить, чтобы такое внешнее совершенство скрывало низкую и коварную душу; юная чистота судила правильнее, чем старая опытность ее служанки.

День наступил, и лихорадка Тахосер усилилась; несколько мгновений бреда чередовались с долгим сном.

— Если она здесь умрет, — говорила Тамар, — нас обвинят в том, что мы ее убили.

— Она не умрет, — возражала Рахиль и протягивала к горячим губам больной чашу чистой воды.

— Я ночью брошу ее тело в Нил, — продолжала упрямая Тамар, — и крокодилы помогут ей исчезнуть.

День протек; наступила ночь и в привычный час Поэри, сделав условный знак, появился, как и накануне, на пороге хижины. Рахиль пошла к нему навстречу, приложив палец к губам, чтобы он говорил тише, потому что Тахосер спала.

Затем Рахиль взяла его за руку и подвела к ложу Тахосер, и Поэри тотчас же узнал ту, которая именовала себя Хорой, и чье исчезновение тревожило его, в особенности после посещения Тимофта, разыскивавшего ее от имени повелителя.

Крайнее изумление отразилось в его чертах, когда он поднял голову, после того как, склонившись к изголовью ложа, он убедился, что перед ним лежит та самая девушка, которой он оказал гостеприимство и которая непонятным для него образом очутилась в этой хижине.

Его изумление поразило сердце Рахили; она стала перед Поэри, чтобы прочесть в его глазах истину, положила руки на его плечи и сказала ему сухо и коротко, совсем не похоже на ее обычное воркование голубицы:

— Так ты ее знаешь?

Лицо Тамар сморщилось в гримасу удовольствия: она гордилась своей проницательностью и почти радовалась, что ее подозрения относительно чужестранки уже отчасти оправдываются.

— Да, — просто ответил Поэри.

Черные, как уголь, глаза служанки засверкали лукавым любопытством.

Лицо Рахили снова стало спокойным: она не сомневалась в своем возлюбленном.

Поэри рассказал про девушку по имени Хора, которую он принял в свой дом, как гостя, и которая непонятным для него образом очутилась здесь; он прибавил, что посланцы Фараона ищут повсюду Тахосер, дочь великого жреца Петамунофа, скрывшуюся из своего дворца.

— Ты видишь, госпожа, что я была права, — сказала с торжеством Тамар, — Хора и Тахосер — одно лицо.

— Это возможно, — ответил Поэри. — Но тут есть какие-то тайны, необъяснимые для моего ума: почему Тахосер (если это она) приняла на себя чужой облик? И затем: каким образом эту девушку, которую я оставил вчера на том берегу Нила, нахожу я здесь? Она, конечно, не могла знать, куда я иду.

— Она, без сомнения, следила за тобой, — сказала Рахиль.

— Но в то время не было, я уверен, другой лодки на реке, кроме моей.

— Поэтому вода струилась с ее волос и ее одежда была мокрой: она переплыла Нил.

— Правда, на миг мне показалось, что я вижу в темноте над водой человеческую голову.

— То была она, бедное дитя, — сказала Рахиль, — доказательством служит ее усталость и обморок; после твоего ухода я подняла ее без чувств у стены нашей хижины.

— Да, вероятно, все так и произошло, — сказал юноша, — я вижу ее действия; но не понимаю ее побуждений.

— Я объясню тебе, — с улыбкой сказала Рахиль, — хотя я сама невежда, а тебя по твоим знаниям сравнивают с жрецами Египта, которые день и ночь изучают науку в своих святилищах, расписанных иероглифами, смысл которых они одни разумеют. Но часто люди, занятые изучением звезд, музыки и чисел не угадывают, что происходит в сердце юных дев; они видят в небе отдаленную звезду и не замечают любовь рядом с собой. Хора или Тахосер — потому что это она — приняла чуждый ей вид, чтобы проникнуть в твой дом, чтобы жить возле тебя; в ревности она пошла вслед за тобой во мраке; с опасностью достаться в добычу крокодилам, она переплыла Нил, здесь она следила за нами через какую-нибудь щель в стене и не могла вынести картину нашего счастья. Она тебя любит, потому что ты прекрасен, силен и добр; но мне это безразлично, потому что ты ее не любишь. Ты понял теперь?

Легкая краска показалась на щеках Поэри; он опасался, что Рахиль раздражена и что, говоря таким образом, она хочет уловить его хитростью. Но взгляд ее, светлый и чистый, не скрывал никакой задней мысли. Она не гневалась на Тахосер за любовь к тому, кого любит сама.

Сквозь видения своих грез Тахосер узнала Поэри перед собой. Восторженная радость изобразилась на ее лице и, приподнявшись, она схватила руку юноши, чтобы поднести к своим губам.

— Ее губы горят, — сказал Поэри, отнимая свою руку.

— От любви столько же, как и от горячки, — прибавила Рахиль, — но она действительно больна; не пойдет ли Тамар позвать Моисея? Он ученее всех мудрецов и гадателей Фараона, чудесам которых он подражает. Он знает свойства растений и умеет составлять напитки, которые могут воскресить мертвых; он исцелит Тахосер. Я не так жестока, чтоб желать ее смерти.

Тамар, ворча, ушла и скоро вернулась в сопровождении старца высокого роста и величественного вида, внушавшего уважение: обильная седая борода падала на его грудь; по сторонам чела две сильных выпуклости отражали свет: точно два рога или два луча. Под густыми бровями глаза сверкали, как пламя. В простой одежде он казался пророком или богом.

Поэри поведал все ему, и он сел у ложа Тахосер; простирая над ней руки, он сказал:

— Во имя того, кто все может и пред кем иные боги не более чем идолы или демоны, ты, хотя и не избранного Господом племени, юная дева, да будешь исцелена!

XIII

Великий старец ушел медленно и торжественно, оставляя как бы сияние за собой. Тахосер, чувствуя с удивлением, что болезнь ее покинула, осматривала вокруг себя комнату и скоро, завернувшись в ткань, которою ее укрыла юная израильтянка, она спустила ногу на пол и села на ложе; утомление и лихорадка совершенно исчезли. Она была свежа, как после долгого отдыха, и красота ее сияла во всей чистоте. Откинув своими маленькими руками за уши густые пряди волос, она открыла лицо, озаренное любовью, как будто желая, чтобы Поэри мог ее прочесть в ее чертах. Но видя, что он стоит неподвижно возле Рахили и ни одним взглядом или движением не обнадеживает ее, она медленно встала, приблизилась к юной израильтянке и в самозабвении обвила ее шею руками.

И так оставалась, скрыв лицо на груди Рахили и проливая горячие слезы.

Иногда рыдание, которое она не могла сдержать, заставляло ее судорожно вздрагивать у сердца ее соперницы; это искреннее отчаяние тронуло Рахиль. Тахосер признавала себя побежденной и просила о милости безмолвной мольбой, взывая к великодушию женщины.

Рахиль, растроганная, обняла ее и сказала:

— Осуши твои слезы и не отчаивайся. Ты любишь Поэри. Люби его; я не буду ревнива. Иаков, один из патриархов нашего племени, имел двух жен; одна звалась Рахиль, как я, другая Лиа. Иаков больше любил Рахиль, но все же Лиа, у которой не было твоей красоты, жила счастливо при нем.

Тахосер склонилась к ногам Рахили и поцеловала ее руку. Рахиль подняла ее и дружески обняла рукой ее стан.

Очаровательную группу представляли эти две женщины разных племен, красоту которых они олицетворяли: Тахосер, изящная, грациозная и тонкая, как преждевременно развившийся ребенок, Рахиль, блистательная, сильная и величественная в своей ранней зрелости.