Виктор Поротников - Олег Рязанский против Мамая. Дорога на Куликово поле Страница 25

Первым осмелился нарушить затянувшуюся паузу боярин Агап Бровка.

— Как ни поверни, княже, но главная вина в случившемся несчастье лежит на Громобое, — сказал он, поднявшись со своего места. — Громобой постановил дать битву татарам на подступах к Рязани. Никто из нас не мог воспротивиться воле Громобоя, ведь твоею властью, княже, он был поставлен главным городским головой в твое отсутствие. В сече Громобой выказал немалую доблесть, спору нет, однако разбить орду Арапши он не смог. Татары гнали наши разбитые полки до самой Рязани и на плечах бегущих ратников ворвались в город через Пронские и Духовские ворота.

— Верные слова! — подал голос боярин Собирад. — Я сильнее прочих противился тому, чтобы биться с Арапшой в открытом поле. Но переубедить Громобоя было невозможно, видит Бог!

Среди старших дружинников прокатился одобрительный гул, все они были согласны с Собирадом и Агапом Бровкой. На их бородатых лицах было написано, мол, если с кого и спрашивать за поражение рязанцев в сече, так с упрямца Громобоя!

— Воины вынесли Громобоя из сечи всего покрытого ранами, — заметил Олег Иванович. — Руководить обороной Рязани Громобой не мог, ибо пребывал в беспамятстве. Кого-то из вас Громобой был должен сделать своей правой рукой, дабы наше войско не оказалось обезглавленным в случае его гибели или тяжкого ранения. Кто из вас был главным помощником Громобоя?

Бояре опять беспокойно задвигались на лавках, переглядываясь и толкая друг друга локтями.

— Чего молчишь? — обратился к боярину Свирту Напатьевичу Клыч Савельич. — Ты же ходил в помощниках у Громобоя. Ты и поддержал его на совете, когда Громобой заявил, что намерен столкнуться с татарами лоб в лоб.

— Не я один, — изменившись в лице, пробормотал Свирт Напатьевич. — Хован Зотеич тоже ратовал за битву с нехристями. Чего помалкиваешь, Хован? — Свирт Напатьевич сердито зыркнул на боярина Хована. — Пусть я был правой рукой Громобоя, но ты-то был его левой рукой.

— Ты на меня не наговаривай, приятель! — вздыбился Хован Зотеич, злобно ощерив рот. — Ты рвался в воеводы, а я нет. Я принял под свое начало полк левой руки помимо своей воли.

— Ну, хватит врать-то! — недовольно скривился Клыч Савельич, глянув сначала на Хована Зотеича, потом на Свирта Напатьевича. — Оба вы рвались в воеводы. Когда приспело время брать главенство над нашей ратью в связи с тяжелым ранением Громобоя, то вы чуть не разодрались из-за того, кому из вас быть главным воеводой, а кому — его правой рукой.

В гриднице поднялся шум, поскольку Хован Зотеич и Свирт Напатьевич стали яростно возражать Клычу Савельичу, обвиняя того в клевете и в желании оболгать их перед князем. Кто-то из бояр стал на сторону Клыча Савельича, а кто-то выражал поддержку Ховану Зотеичу и Свирту Напатьевичу. Из обвинений Клыча Савельича явствовало, что кое-кто из старших дружинников более беспокоился о сбережении от врагов своих богатств, нежели о защите Рязани от татарской напасти. Эти обвинения задели за живое Собирада и Агапа Бровку, которые тоже поднялись на Клыча Савельича, утверждая, что все его словесные выпады есть пустопорожняя брехня.

С трудом восстановив порядок в гриднице, Олег Иванович непреклонным голосом объявил своим старшим дружинникам, что всем им придется раскошелиться, а также выделить слуг и лошадей для возрождения Рязани из пепла до наступления зимних холодов.

— И еще, — сурово добавил князь, — Арапша угнал много народу в полон. Не стариков и детвору угнали в неволю нехристи, но крепких мужей, цветущих юношей и дев. Я предлагаю, братья, настичь Арапшу на реке Проне и отбить у него всех рязанских невольников. Иначе Рязань совсем обезлюдеет. Отсюда и так люди уходят на север в Московское княжество и в заволжские леса, страшась татарских набегов. Нужно показать нашим ремесленникам и смердам, что не оскудела еще Рязань силой ратной. Разбили мы некогда орду Тагая, разобьем и ныне орду Арапши! Что скажете, бояре?

Олег Иванович обвел долгим взглядом своих советников, которые сидели перед ним в своих длинных свитках и опашнях из бебряни и алтабаса. В глазах бояр не было заметно ни воинственного пыла, ни желания поквитаться с Арапшой за опустошенную им Рязань.

— Вспомни, княже, против Тагаевой орды мы выходили вкупе с муромским и козельским князьями, — заговорил Свирт Напатьевич. — К тому же Тагай зачем-то в Мещеру подался, в густые лесные дебри. Там-то наши полки и обложили его орду, как охотничьи псы медведя. Арапша же ушел от Рязани на юг, к реке Проне, а там сплошное степное раздолье. Затопчут нас татары в степи своей многочисленной конницей.

Сразу несколько голосов выступили в поддержку Свирта Напатьевича.

Внимая нерешительным речам и осторожным советам вельмож, во внешности которых было столько мужественности, Олег Иванович горько усмехался в душе. Как странно устроена человеческая природа! Его сыновья-отроки без колебаний устремились бы вдогонку за Арапшой, дабы отплатить ему злом за зло, хотя воины из княжичей никакие по причине их малолетства. А такие опытные рубаки, как Собирад и Агап Бровка, не рвутся в погоню за Арапшой, заранее не веря в победу над татарами.

Излагая свои возражения против немедленного выступления в поход, Агап Бровка твердил о том, что главная цель теперь — отстроить заново Рязань до первого снега. На это уйдет немало сил и средств! Ему вторил боярин Собирад, намеренно сгущавший краски, описывая мощь вражеской орды. «Настичь Арапшу нетрудно, князь, — молвил он, со значением качая головой. — Гораздо труднее одолеть его в битве! Воинство наше и так поредело, еще одно поражение подрубит нашу рать под корень!»

Выступая один за другим, бояре единодушно твердили одно и то же: в данных условиях воевать с Арапшой крайне неразумно. Победить его рязанцам вряд ли удастся, а вот разозлить Арапшу на свою голову рязанцы смогут запросто.

— Коль Арапша вновь повернет своих коней на Рязань, тогда от нашего града и вовсе ничего не останется, — сказал Клыч Савельич. — Убрался Арапша из наших пределов и ладно. Нам нужно раны поскорее зализать, да новую крепостную стену за зиму вокруг Рязани поставить. Погорельцам дома новые необходимо построить, церкви разоренные надо восстановить, о съестных припасах для людей позаботиться… Дел-то полным-полно! И все-то нужно успеть сделать до зимы!

Видя, что переубедить старшую дружину ему не удастся, Олег Иванович упавшим голосом промолвил, закрывая совет:

— Ладно, бояре, на том и порешим. Пусть Арапша уходит безнаказанно в Наровчат. Нам, как говорится, не до жиру, быть бы живу. Завтра же начнем восстанавливать Рязань.

Ночью Олегу Ивановичу не спалось. У него было такое чувство, будто он покинут всеми, оставшись один-одинешенек на всем белом свете. На душе у князя было смутно и тяжело. Соратники не поддерживают его, они робеют перед Арапшой и с унылой покорностью готовы влачить участь побитых и униженных, не дерзая расквитаться с врагом. Воинственный дух, коим был объят Олег Иванович, пребывал словно в заточении. И выхода из этого жалкого и постыдного узилища нет никакого, ибо в одиночку без дружины князь не может тягаться с ордой Арапши. О, если бы он мог обратиться в могучий ураган, не знающий преград, способный выворачивать деревья с корнем и преодолевать многие версты за мгновение! Тогда Арапша не избежал бы его безжалостной мести!

Лишь под утро Олег Иванович перестал ворочаться в постели и смог, наконец, заснуть. И приснилось ему, будто он сидит в теремной светлице, листает книги, а перед ним вдруг предстает, как видение, его дальний предок Олег Святославич, родоначальник черниговских Ольговичей.

В «Слове о полку Игореве» Олег Святославич изображен князем воинственным и предерзостным, легко вступающим в междоусобные распри с соседними князьями. Ради достижения своих целей Олег Святославич не останавливался ни перед чем, он был жесток, коварен и неуступчив. Часто Олег Святославич в межкняжеских войнах прибегал к помощи половцев, злейших недругов Руси. Вторым браком он был даже женат на половчанке. В своем повествовании неизвестный автор «Слова о полку Игореве» называет Олега «Гориславичем» за его извечные крамолы и бедствия, причиненные им русским землям.

«Что, князь, прижали хвосты твои бояре, степняков испугались! — проговорил незваный гость, усаживаясь на стул. В голосе Олега Святославича прозвучала мрачная язвительность. — Словесами ты своих оробевших бояр на ратный подвиг не сподвигнешь, друже. Действуй личным примером, верный совет тебе даю. Завтра же поутру объяви своей дружине, что выступаешь в поход на нехристей. Скажи боярам, что те из них, кто желает в сторонке отсидеться, пусть проваливают из дружины. Мол, на их место всегда сыщутся храбрецы из простонародья. Всякое неповиновение пресекай решительно и твердо! Трусов без колебаний гони в шею, невзирая на их знатность! Лучше иметь под рукой горстку отважных и преданных людей, чем толпу нерешительных лизоблюдов».