Александр Лавров - Варяги и Русь Страница 25

— Молчи, несчастный! — яростно крикнул Дир, хватаясь за меч.

— Зачем молчать? Я говорю, что следует, а ты напрасно за меч хватаешься!.. Прялки он у тебя в руках не стоит!

Схватка была неизбежна, но вдруг раздался громкий голос Аскольда.

— Слушайте! — сказал князь. — Вы все здесь говорите о походе на Византию, но что принесет нам этот поход?

— Потешимся!

— Только! А сколько из нас не вернутся?

— Валгалла ждет храбрых!

— Это так, но что мы выиграем? Зачем нам Византия?

— Олоф бы не так рассуждал, — послышался голос Рулава.

— То Олоф… Он не умеет думать… Нам доверился весь этот край, мы должны оберегать его, а не гнаться за неизвестным…

— Но ты конунг наш!

— Хорошо, что же из этого?

— Ты должен нас вести к славе!

— Вы хотите Византии?

— Да!

— Будь по-вашему! Хотя бы на горе вам!

Едва он произнес эти слова, как все кинулись целовать его, и стены княжеские потрясли громкие крики:

— На Византию! На Византию!

III

Могло показаться необыкновенною дерзостью то, что жалкая кучка варягов, будь она даже подкреплена славянами, осмеливалась думать о нападении на великолепную столицу великой Восточной римской империи, владычествовавшей над полумиром.

Дерзкое намерение киевских варягов имело шансы на успех. Константинополь достиг высшей степени своего великолепия, а вместе с тем и слабости благодаря бесчисленным переворотам, при которых то и дело менялись правители.

Редко кто из императоров занимал престол по праву наследства. Их называли Порфирогенетами, то есть рожденные в порфире.

Таким Порфирогенетом был Михаил III, внук Михаила Заики, сын императора Феофила, сначала страстного гонителя иконопочитания, потом под влиянием своей благочестивой супруги Феодоры и патриарха Мефодия раскаивавшегося в своих еретических заблуждениях.

Его сыну Михаилу народ дал еще одно прозвище — «пьяница». Оно было дано Михаилу за его пристрастие к оргиям.

После отца Михаил остался в четырехлетием возрасте, и управление перешло к матери малолетнего императора, благочестивой императрице Феодоре, при которой был совет из трех высших византийских чиновников с братом Феодоры Вардасом во главе.

Несмотря на постоянные заботы благочестивой Феодоры о воспитании сына, руководство которым было поручено его дяде Вардасу, Михаил оказался человеком совершенно неспособным к правлению, слабохарактерным и развращенным.

Известно, например, что он не раз, подражая Нерону, выступал на ипподроме, к великому смущению Всего народа, простым возничим.

Личного участия в делах управления он почти не принимал, предоставляя его матери и дяде. Управление Феодоры ознаменовалось прежде всего восстановлением иконопочитания, установлен был и праздник Торжества Православия.

В это время сарацины все более и более распространяли свою власть в Сицилии, и византийцы могли удержать в своих руках только восточную часть острова с Таорминой и Сиракузами. Борьба с арабами на восточной границе и морской поход против арабских пиратов, занявших остров Крит, окончились неудачей.

Когда Михаил возмужал, то решил прежде всего избавиться от опеки своей матери. Вскоре после войны с Борисом болгарским, закончившейся мирным договором, Михаил низверг свою мать и, объявив себя новым Нероном, не последовал ему только в одном: Феодора была не убита, а заключена в монастырь, где и окончила свою жизнь. Ее место занял Вардас, к которому и перешло все управление. Вардас был выдающимся политиком своего времени, но низложение им патриарха Игнатия и то гонение, которому он подверг этого великого мужа, причисленного церковью к лику святых, с возведением на его место Фотия, повело к распре с папой Николаем I, имевшей своим последствием разделение церквей. В последовавшей затем борьбе с болгарами Византии посчастливилось. Был заключен почетный мир, и болгарский царь Борис последовал примеру Ростислава моравского, обратившегося к Михаилу с просьбой прислать к нему вероучителей христианства, что и было сделано, после чего он принял крещение. Между тем на Востоке борьба продолжалась. Союзниками магометан были павликиане. Византийский полководец Лев успешно боролся с арабами, но походы самого Михаила всегда оканчивались неудачами. Победы брата Вардаса, однако, обеспечили Византии спокойствие на Востоке. Но вскоре после этого над ней разразилась неожиданная гроза в виде нашествия норманнов, пришедших в Византию из Скифии.

Вступив на престол, Михаил Порфирогенет объявил, что он будет править, «как Нерон», но историк замечает по этому поводу: «Нерон по крайней мере любил музыку и поэзию, Михаил — одних коней и распутство».

Кроме Вардаса и Фотия, одной из самых замечательных личностей в царствование Михаила, был Василий Македонянин.

Македонский пастух, приведенный волею судьбы из гор своей родины в пышную столицу Византии, трон которой он впоследствии занял, вполне оправдал поговорку о необходимости родиться счастливым.

Он смог обратить на себя внимание Михаила и стать его любимцем. Вардас доверял ему и даже любил его, видя талант этого человека.

Василия нередко видели на форуме среди простолюдинов. Он чутко прислушивался к их разговорам, старался узнавать их нужды и очень часто поражал народ разумными распоряжениями, соответствовавшими его желаниям.

Так он прокладывал себе путь к византийскому престолу.

Однажды вечером, когда спал дневной зной, Василий в платье простого византийца отправился на форум Константинополя, желая узнать, что говорит чернь.

Когда он пришел туда, то около колонны Константина увидел толпу народа. Василий протискался вперед и увидел сидевшего у подножия колонны старика, с жаром рассказывавшего что-то своим слушателям.

Старик этот по имени Сила был ходячей летописью Византии. Он был так стар, что даже позабыл год своего рождения, но прекрасно помнил все, что касалось родного ему города.

— Велик и славен город Константина, — говорил старик. — Господь, единый вершитель всех судеб земных, хранит его… Вот слушайте, что расскажу я вам о временах от вас отдаленных, но вместе с тем и близких… Язычество и иконоборство сильно еще было в народе. Великий Константин умер, его слабые сыновья не сумели продолжить его святое дело, и отступник Иулиан встал на защиту язычества, но Галилеянин победил его и Иулиан пал на поле битвы, признав Его… Крест восторжествовал, и народ стал считать себя под его защитой. Но нравы народа развратились, и при восторжествовавшей вере во Христа Новый Рим стал по духу равен старому Риму, и вот всемогущий Господь, чтобы возвратить заблудший народ на путь спасения, послал ему кару… страшную, ужасную кару… развилась в Византии болезнь, неведомая страшная болезнь. Народ умирал, и в каждом доме был покойник. Новый Рим превратился в город мертвых, а те, кто оставался живым, сидели в своих домах, не смея выйти из них.

Старик рассказывал о чуме, не один раз посещавшей Византию и особенно сильной в VI веке.

— Постой, старик! — раздался из толпы голос, — была чума и прошла! Теперь византийцам следует бояться другого бича, пожалуй, не менее ужасного!

Все обернулись к говорившему.

Это был мореход, с суровым, загоревшим от зноя и морских ветров лицом.

— Что ты хочешь этим сказать? — раздались в толпе тревожные вопросы.

— А то, что нам грозит новая беда!.. Я только что вернулся с Днепра из земель славянских, и знайте, что в Киеве варяго-россы, осевшие там, готовят на вас теперь набег!..

Василий увидел, какое впечатление произвели на толпу эти слова. Нужно было расспросить моряка, что затевается там на берегах Днепра, у этих проклятых варяго-россов. До сих пор все было спокойно, никаких слухов о набеге этих варваров не было.

Василий подошел к моряку и, положив ему руку на плечо, спросил:

— Друг, откуда ты знаешь, что Византии грозит беда?

— Знаю! Я недавно оттуда…

— С Днепра?

— Да!

— И что же?

— Там собрались и варяги, и норманны, и славяне… Они требуют от своих князей, чтобы те вели их на Византию.

— И что же Аскольд и Дир?

— Разве они могут что-нибудь сделать! Все теперь в Киеве кричат только одно: «На Византию! На Византию!»

— Так ты думаешь, это серьезно?

— А это уж как кто думает!.. Опасность известная — не опасность: к ней можно всегда приготовиться, а если пренебречь ею и она нагрянет нежданно, каждый должен пенять на себя самого…

— А ты философ! Как твое имя?

— А на что тебе оно?

— Я люблю беседовать с умными людьми!

— Раз так, то ты можешь узнать, меня зовут Андреем из Крита.

— Вот и хорошо, Андрей! Не пойдешь ли ты со мной? Я угощу тебя вином.