Наталья Павлищева - Хозяйка Блистательной Порты Страница 26

Она сумела «подсказать» Сулейману, что пора бы перевести шех-заде Мустафу в Манису, что Махидевран не зря приехала в столицу, что не стоит идти против традиции, а Мустафа достойный наследник… И снова Сулейман с удовольствием выслушал просьбу возлюбленной, потому что она угадала его собственные желания.

– Да, Мустафа поедет в Манису. Я так решил.

– Повелитель, можно я обрадую Махидевран?

У Сулеймана сузились глаза:

– Она просила тебя об этом?

Не рассказывать же, как сама обещала похлопотать? Скромно вздохнула:

– Повелитель, она мать… К тому же Конья хоть и хороша, но слишком далека. И к шаху Тахмаспу слишком близко.

Последнюю фразу бросила вскользь, зная, что западет в душу султану, что в свое время даст росток.

По тому, как задумался Сулейман, поняла, что не ошиблась.

К всеобщей радости, шех-заде Мустафа был назначен править в Манису, Махидевран уехала помогать сыну осваиваться на новом месте. О судьбе двух красивых неудачниц, спешно выданных замуж, никто и не вспоминал.

А вот визиря Сулейман вдруг отправил на восток:

– Желаешь воевать? Отправляйся против сефевидов. Не зря же Карл посылал к ним своих людей. Тебриз и Багдад должны принадлежать Османам!

Что-то изменилось в отношениях Сулеймана с его любимцем, едва уловимо, но изменилось. Ни словом, ни намеком Сулейман не выдал, что знает о его похвальбе, что недоволен. Против Тахмаспа отправил, чтобы самому разобраться во всем без визиря. Фердинанд и Карл были на время замирены, остальное Сулейман намерен решить без визиря. Ибрагим даже не подозревал, что именно…

Роксолана не понимала попустительства султана, но что она могла поделать? Не замечать откровенного взяточничества, не слышать бесконечных обвинений визиря в присвоении себе части дохода от торговых сделок, в том, что за возможные преимущества перед другими купцами венецианцы делятся доходами с тем, кто должен оберегать интересы государства, что Ибрагим если и принял ислам, то формально, не посещает пятничные молитвы, в своем саду держит языческие скульптуры, не соблюдает посты… можно только нарочно. Сулейман не замечал или делал вид, что не замечает. Паши ворчали: слепой султан – это плохо… Но открыто выступать против могущественного визиря пока не рисковали.

Позже это рискнул сделать главный его враг – казначей Искандер Челеби. Бывший зять Ибрагима (это дочь Искандера была первой женой тогда еще будущего визиря, от которой он вынужден был отказаться, женившись на Хатидже-султан), Челеби лучше других знал объемы взяток визиря и размеры его злоупотреблений, но не сразу решился открыть глаза султану, а когда это сделал, то поплатился жизнью, правда, ценой собственного падения сумев все-таки свалить визиря.

Относительно взяток и обогащения за счет иностранцев Сулейман был спокоен, ведь все имущество, все богатства Ибрагима в случае его смерти, опалы или казни возвращались в казну, то есть, обогащаясь сам, Ибрагим, по сути, обогащал своего Повелителя. Вот только Повелителем уже Сулеймана не считал, скорее признавал равным, волей судьбы посаженным на трон, но безвольным и послушным.

Наблюдая за Сулейманом, который, казалось, не замечал у Ибрагима-паши никаких недостатков, на явные просто закрывал глаза, Роксолана вдруг поняла главное: султан просто давал своему второму «я» полностью погрязнуть в трясине, оставляя возможность из нее выбраться. Он словно предлагал Ибрагиму две дороги – одну легкую, с возможностью обогащения, но ведущую в пропасть, вторую трудную, но ведущую к вершине. И визирь не замечал разницы, уверенно свернув на первую. Он был слишком уверен в своих силах, чтобы замечать чужую силу.

Тогда к чему бороться против Ибрагима-паши? Он уничтожит себя сам. Ничто не безразмерно, как и терпение султана: как бы ни относился к своему любимцу Сулейман, вечно терпеть его самоуверенные выходки не будет. Роксолана раньше других, даже раньше самого Ибрагима поняла, что война с сефевидами только повод, чтобы удалить визиря на время принятия очень важных решений.

Сулейман ждал появления в Стамбуле Хайраддина Барбароссы. Сотрудничество с этим пиратом они придумывали вместе с Ибрагимом, но на сей раз Сулейман должен принять решение сам. Важное решение, означавшее войну против императора христиан не на суше, а на море. Средиземное, или, как его часто называли, Срединное, море должно стать турецким! Пусть не все, но его восточная часть и южное побережье. Испанцы разведали земли далеко за морем, те, о которых рассказывал Пири Реис? Пусть это слишком далеко, Османской империи будет достаточно держать в своих руках караванные и другие торговые пути с востока на запад.

Чаянья султана Сулеймана совпадали с мечтой Хайраддина Барбароссы стать хозяином Гибралтара. Сулейман предложил Барбароссе, которого в качестве бейлербея признал еще его отец султан Селим, возглавить турецкий флот. Новый турецкий флот, что немаловажно.

Чтобы расправиться с шахом Тахмаспом и решить все вопросы на востоке, Сулейману был нужен мир на севере, в Европе. С Фердинандом он помирился, а Карлу можно было связать руки только войной на море. У Барбароссы с императором христиан были свои счеты, каждый из них считал, что побережье Алжира и Тунис должны принадлежать только ему.

У Карла был хороший флот и замечательный адмирал – Андреа Дориа, переметнувшийся от короля Франциска. Сулейману требовался новый капудан-паша и новые суда. От того, примет ли предложение возглавить флот Барбаросса, зависело многое.

Барбаросса принял, мало того, он согласился сначала построить этот флот.

Вот теперь купцам-разведчикам и посланникам самых разных стран и королей не спалось совсем – в гавани Золотого Рога происходило нечто невиданное – под присмотром Барбароссы строились новые галеры, создавался флот Османской империи, который надолго вынудит европейцев называть Средиземное море Турецким озером.

Задачи, поставленные султаном перед его новым капудан-пашой, были грандиозны: захватить все европейские крепости на побережье Африки, все острова, где только мог базироваться испанский и другие европейские флоты, на любую попытку воспрепятствовать господству турок на море на западе и малейшее неуважение в восточной части отвечать опустошительными рейдами на европейские берега, осуществить морскую блокаду Испании в Средиземном море.

В последующие годы Барбаросса и его последователи сумели добиться полного превосходства турецкого флота в восточной части Средиземного моря и основательно довлели на западе.

Но происходило это все без всемогущего визиря Ибрагима-паши. Сулейман продолжал советоваться с ним по поводу Барбароссы, но скорее по привычке, чем из необходимости. Визиря не было в Стамбуле, но, отправив Ибрагима против Тахмаспа, султан почему-то не растерялся, не наделал ошибок, не стал беспомощным.

А вот сам Ибрагим-паша справиться с Тахмаспом не сумел, он гонялся за персидским шахом, причем бесполезно. Тахмасп оставался верен своей тактике: стоило появиться османским войскам, исчезал, словно растворяясь в пустыне, бросал города на произвол судьбы (даже собственную столицу), но, стоило туркам уйти, возвращался снова.

Пока Сулейман решал вопросы создания мощного флота, Ибрагим-паша совершал бесконечные переходы по Малой Азии.

Но, к неудовольствию многих, визирь все еще был в силе, хотя его отсутствие в Стамбуле длительное время пришлось по вкусу его недругам. Роксолана же твердо решила ничего не предпринимать, просто ожидая падения визиря. Копились факты его злоупотреблений, копилось недовольство пашей, недовольство армии… К чему трясти дерево, чтобы сбить яблоко? Спелое упадет само, Роксолана решила подождать, пока падение Ибрагима-паши созреет само.

Махидевран жила с сыном в Манисе, валиде все время болела, все реже появляясь даже перед остальными обитательницами гарема, дети росли, даже несчастный Джихангир смог выжить, хотя так и остался кривобоким, Сулейман каждую свободную минуту проводил либо на верфи, либо в беседах с Барбароссой, либо в размышлениях над картами. Все чаще рядом с ним оказывалась Роксолана. Не в порту, конечно, туда женщине хода нет, но склоненной над книгой либо сидящей в сторонке под покрывалом или за решеткой во время долгих бесед с новым капудан-пашой.

Новая хозяйка гарема

Шел священный для всех правоверных месяц Рамадан. Все, кто мог согнуть колени, совершали молитву таравих ночами, словно фард – обязательную, хотя никто не заставлял. Но правоверных в месяц Рамадан разве нужно заставлять соблюдать пост или совершать таравих каждую ночь, если они знают, что тем самым заслуживают очищение от грехов?

Валиде-султан болела уже не первый месяц, а потому молилась в своей комнате в присутствии только верной Самиры. Хезнедар-уста единственная, кто видел, как трудно дается матери Повелителя каждый ракат, каждое движение. Но валиде не сдавалась, она молилась каждую ночь. Раньше старалась собрать вокруг себя женщин гарема, молились под ее руководством все, кто считал себя правоверными, но в этом году не стала никого звать, боясь не выдержать и упасть во время намаза, вызвав в гареме переполох.