Валентин Пронин - Царь Саул Страница 26

С Шомуэлом приехало несколько важных, злобно надувшихся левитов из Машшита и Рамафаима. С ним находился его управляющий Ханох и его личный соглядатай, крутокурчавый Шуни. У них тоже были сердитые, постные лица. В повозках, на ослах и пешком прибыли также слуги, музыканты, стража.

Саул подошёл и почтительно склонил голову, собираясь, по обычаю, торжественно приветствовать властного старца. Сопровождение царя, слегка оробев при виде первосвященника, поотстало.

Но Шомуэл не взглянул на Саула. Выпрямившись, опираясь на посох, он окидывал глазами тёмную, безмолвную и неподвижную массу воинов, только что такую шумную и бодрую, готовящуюся к битве.

Шомуэл простёр руку к ослепительно сиявшему солнцу и воскликнул мощно и вдохновенно:

— Внимай, небо, и слушай, земля, слова уст моих! Имя бога нашего прославляю! И вы все, верные ему, воздайте славу Ягбе! Ибо сказал он мне — и я слышал в шатре его: «Нет бога, кроме меня. Я умерщвляю и оживляю, поражаю и исцеляю. И никто не избавит от руки моей!» Это говорит бог ваш, бог отцов ваших, бог Абарагама, Ицхака и Якуба, да будет слава их в силе бога их!

Народ молчал. Многие уткнулись лицом в ладони и стояли, раскачиваясь всем телом. Слуга бога был гневен, а раз так — то и сам непрощающий истребитель нечестивцев Ягбе тоже гневался. Кого он мог счесть нечестивцами и покарать — неизвестно.

— Сойди с колесницы, господин мой первосвященник, и проследуй по милости твоей в мой шатёр, — пытался смягчить разошедшегося жреца Саул.

— Что ты сделал? Ты захотел обойтись без меня? — неожиданно повернувшись к нему, прошипел Шомуэл. — Ты посмел заменить меня при жертвоприношениях? О, дерзкий ослушник и безумец! Ты решил вместо меня предстать перед богом?

Саул был бледен, он приниженно склонился перед Шомуэлом. Его огромные руки, стиснутые на блестящем панцире, дрожали.

— Я видел: народ разбегается, — тихо сказал он. — А ты не приходишь к назначенному сроку. Наши разведчики узнали, что войско пелиштимцев в Михмасе. Они разбили два лагеря и выдвинули несколько отрядов вокруг. В любое время они могли прийти сюда, и началось бы сражение. А я ещё не просил о помощи бога и потому сам решился принести жертвы.

— Худо поступил ты, — злобно произнёс Шомуэл, кривя губы. Не я назначал срок всесожжения, его назначил сам Ягбе. Если бы ты дождался моего прибытия, а не своевольничал, бог прочил бы царствованье твоё. Но теперь тебе не устоять. Ягбе найдёт человека по сердцу своему и повелит ему быть вождём народа. Тебя же он отвергнет.

Шомуэл кивнул возничему. Тот дёрнул вожжами, развернул сытого, в позолоченной сбруе мула и выехал на дорогу в Рамафаим. За ним, несмотря на слёзные просьбы и стоны всего воинства, повернули повозки с левитами, ослицы с «адирим» из Машшита и Рамафаима. Уехали на ослах прочие сопровождающие. Ушли Шомуэловы слуги, музыканты и стражники.

2

Некоторые элефы (в основном северяне) последовали за первосвященником, оставив места своего пребывания и бросив даже шатры.

Постепенно началось бегство других отрядов.

Саул пытался убеждать начальников. Он обращался и к рядовым бойцам, взывал к их воинскому достоинству, племенной солидарности — ничего не помогало. Уходили в течение дня эфраимиты, юдеи, шимониты и люди дальнего Галаада. Первосвященник безупречно просчитал свою месть.

Садясь на белых ослиц, разводили руками широкобёдрый Ямин и опечаленно возводящие к небесам томные взоры прочие богачи и старейшины.

— Что поделаешь, господин мой Саул, — бормотал Ямин бен Фирмах, запахивая на себе дорожный бурнус. — Ты на этот раз проиграл. Мы все проиграли. А куда деваться-то? Против бога не попрёшь… Старый хитрец Шомуэл знает, как заморочить и головы. Пелиштимским волкам опять повезло. Эшраэль дать им но зубам не сумел. Значит, подати возрастут вдвое. Да сколько и голов слетит за восстание! Прячь, господин мой, своего лихого сына, не то ему несдобровать…

— Если ополчение разбежится, кто защитит простых людей от истребления и разорения? Пелиштимцы отомстят за свой гарнизон. Богатые и знатные отсидятся или откупятся, а остальные… — сетовал старый Киш и бил себя в отчаянии кулаком по седой голове. — Ой, беда, беда… Ой, боги, ваалы-баалы… Уходить надо в Гибу, сын мой, да там и спрятаться в горах где-нибудь…

— Я остаюсь с тобой, царь, — сказал сероглазый Ард Саулу. — Половина моего ершалаимского элефа тоже останется. Что-нибудь придумаем, пока время есть.

На другой день Саул и Янахан стали считать оставшихся воинов. Насчитали всего шестьсот человек. Почти все они принадлежали к родному Саулу племени Матрия. И ещё осталось двести воинов с Ардом.

— Ну, вступать в сражение с безбородыми нечего и думать, произнёс Саул, едва сдерживая ярость. — Вчера ещё я был во главе войска, способного биться даже против колесниц. А теперь могу напасть только на небольшие отряды. Уходим в Гибу, там будем находиться пока.

Спустя два дня разведчики Абенира явились к командирам, засевшим в Гибе, и сообщили, что пеласги выпустили из первого лагеря три отряда для грабежа. Один отряд направился по дороге к селению Отра, в округ Шуэль. Другой отряд легковооружённых молодых копейщиков видели на Беторонской дороге. Третий, на колесницах, быстро передвигался к долине Цебоим, месту пустынному и гористому.

3

Сотня воинов во главе с Абениром ночью прошла к Отре. На рассвете спустились с отлогого холма. Вдали показались грязно-жёлтые стены городка. Каменистые горы окружали долину с рощами масличных деревьев и большими квадратами пшеницы. Поодаль уже дымились подожжённые пеласгами селения. Кое-где валялись трупы бородатых мужчин с запёкшейся кровью на груди. Заметили и убитых женщин в изорванных платьях. Они лежали в позах, свидетельствовавших о насилии. От трупов разбегались пустынные крысы. Взлетали наевшиеся орлы-стервятники.

Воины-ибрим подкрались к стенам. Пеласги беспечно спали, выставив только двух часовых. Начальники пеласгов имели сведения, что ополчение Саула разбежалось после отъезда разгневанного первосвященника, и не очень заботились о безопасности. В спящем отряде было человек триста. Накануне грабители напились, очевидно, местного вина. Теперь все они храпели.

Одного часового убрали метко брошенным дротиком. На другого прыгнули со стены и переломили ему шею разбойничьим аммонитским приёмом. Затем, разделившись на тройки, тихо и жадно бросились в дома.

Резня уже шла быстро и беспощадно, когда пеласги стали просыпаться.

Начался бой под разноголосый крик врагов, не успевших схватить оружие. Откуда-то появилось десятка четыре селян, сидевших в зарослях дрока. Они размахивали дубинками и топорами, бивали пеласгов с наслаждением, с бешеной радостью.

Несмотря на внезапность нападения и на невозможность вооружиться, пеласги оказали яростное сопротивление. Однако им но слишком поздно. Абенир метался, разя сонных железным мечом, как смертоносная молния. Двадцать пять пелиштимских грабителей успели запереться в доме старейшины вместе с хозяином и всей его семьёй.

Эшраэлиты придавили дверь тяжёлыми камнями и кольями, завалили прошлогодней соломой, сушёным навозом и подожгли. Дом запылал, звериные вопли боли и ужаса рвались из оконных проёмов. Каждого, кто пытался высунуть обугленную голову, ждал удар дубины. Догоняли по всей долине тех пеласгов, кто хотел убежать. Над такими издевались: выкалывали глаза, вспарывали животы, отсекали мужской уд и ядра. Некоторые пелиштимские бойцы, успевшие обнажить мечи и добраться до своих страшных секир, бились с воющими от мстительного восторга хебраями до последнего вздоха.

Поднявшееся солнце залило жарким утренним светом дымящиеся селение, сгоревший дом старейшины и триста убитых врагов в домах и вокруг них. Погибло пятнадцать воинов ибрим и восемь местных селян. Многие оказались тяжело раненными. Таких обмыли водой из овечьего колодца, отнесли в похоронную пещеру и закрыли вход неподъёмными валунами. Легко раненных кое-как перевязали обрывками одежд. Напились воды, собрали оружие и им вехи, которые не пригодились большинству беспечных врагов. С пением древних заклинаний, с невероятной семижильной выносливостью отправились торопливо к Гибе, чтобы порадовать своего царя, дорогого Абенирова братца, ненавидимого первосвященником и управителями северных колен Эшраэля.

Успешные действия Абенира обрадовали собравшихся в Гибе. К тому же мстители принесли из Отры бронзовые панцири, шлемы и копья. Пришли с ними два десятка селян, участвовавших в бойне. Они просили принять их в войско Саула.

4

Юный удалец Янахан не хотел сидеть в Гибе. Однажды Янахан сказал своему оруженосцу Абиро, смуглому до черноты юноше с едва пробивающимися усиками, но рослому, крепкому, неутомимому, как онагр[45]: