Дзиро Осараги - Ронины из Ако или Повесть о сорока семи верных вассалах Страница 26

Начал он с бесславной смерти отца, с неудачной попытки поджечь храм Годзи-ин, а потом, ничего не утаив, рассказал по порядку о своих злоключениях. Дзиндзюро внимательно слушал, скрестив руки на груди, и на лице его постепенно появлялось довольное выражение. Когда рассказ Хаято подошел к концу, Паук поинтересовался:

— Ну-с, молодой человек, и что же вы намерены делать дальше?

— Ума не приложу. Вот думаю, может быть, отправиться на поиски того самурая из дома Уэсуги — пусть он меня зарубит, как врага. Да все как-то… сам еще толком не знаю… Если бы я видел в жизни какой-то путь — нечто, ради чего стоит жить… Эх! — горестно вздохнул юноша.

Дзиндзюро и сам видел, что молодой ронин готов качнуться в любую сторону при первом порыве ветра. Странный парень, но в сущности неплохой…

— Да, занятная история… Как же нам с вами быть-то?.. Ежели у вас к тому лежит душа, можете остаться у меня — станем жить вместе. Я тут замыслил одно недурное дельце. Коли вы мне подсобите, очень будет кстати. Спасибо скажу.

— Если разрешите, почту за счастье, — отвечал Хаято, но сам подумал при этом, что погружается на дно, в тот кромешный мрак, что скрывает изнанку жизни. Его вышибло со столбовой дороги, выбросило из привычного мира, но он еще не так низко пал, чтобы не понимать, куда его занесло…

Дзиндзюро заставил Хаято полностью изменить внешность: сменить прическу и одежду, чтобы выглядеть щеголеватым беззаботным молодым горожанином. В таком обличье юноша и вступил в тот причудливый мир, которым заправлял Паук.

— Выглядите вы, молодой человек, отменно, так что прямо хочется вас кое-кому показать, — заметил Дзиндзюро, имея в виду, конечно, Отику.

Хаято, зардевшись, сделал вид, что ничего не слышал. За все это время Дзиндзюро впервые упомянул об Отике, однако по реакции сразу же понял, что Хаято подобные намеки смущают. Юноша явно хотел пресечь все разговоры о его любовных отношениях с Отикой, мотивируя свою позицию тем, что самурай не имеет права на сантименты.

На следующее утро друзья еще затемно покинули Юсиму.

— По дороге помалкивайте. Если кто и попадется навстречу, в долгие разговоры лучше не вступать, — наставлял Дзиндзюро своего юного спутника.

Ко времени, когда они добрались до ворот Судзикаи, ночная мгла рассеялась, и в утреннем тумане проступили крепкие фигуры рыбаков, направляющихся к берегу реки. Утро было как утро, но Хаято все виделось в необычном свете. То, что он, в своем новом обличье, идет сейчас на дело как помощник Паука, представлялось ему дурным сном. Даже вид всех тех улиц, по которым ему столько раз доводилось бродить, был непривычен, будто он попал в чужую страну, да и поверить в то, что шагающий впереди ладный, осанистый мужчина — сам Паук Дзиндзюро, легендарный князь воров и разбойников, было мудрено. Если бы ему сказали, что это Мастер превращений из китайских рассказов о привидениях, он бы, пожалуй, скорее поверил в подобное. Тот мир, который собирался открыть ему Дзиндзюро, был поистине странен и загадочен.

Место, куда Дзиндзюро привел Хаято, оказалось большой, по фасаду не менее пяти кэнов,[54] мануфактурной лавкой, что располагалась в проулке, выходящем на улицу Сотобори у внешнего рва замка за мостом Иккоку.

— Пришли! — бросил Дзиндзюро вполоборота. Хаято и представить себе не мог, что этот оживленный магазин, в котором стояли, сидели и сновали во все стороны многочисленные приказчики и подмастерья, на самом деле одно из тайных убежищ Паука. При его появлении около десятка работников бросились навстречу гостю с приветствиями.

— С возвращеньицем!

— Да, давненько я у вас не был! — ответствовал Дзиндзюро, проходя по коридору вглубь помещения через прихожую и ныряя под норэн,[55] на котором красовалось название лавки «Ямасироя».

Продолжая недоумевать, Хаято последовал за ним. По ту сторону норэна оказалось два входа в складские помещения. Далее в глубине виднелась столовая, где восседал за завтраком дородный мужчина. Обернувшись к пришельцам, мужчина вскочил и вышел к ним, с удивлением воскликнув:

— Никак вы, братец?!

— Уж и не чаял увидеть, небось? Вот опять пришел просить о помощи. Что, найдется для меня комнатушка?

— Да уж найдется… Я как раз велел все прибрать — будто знал, что ты скоро прибудешь.

— Ну, спасибо. Как освободишься, заходи, посидим. Тут у меня просьба к тебе насчет этого молодого человека.

Заслышав, что речь идет о нем, Хаято постарался изобразить молодого горожанина и, низко кланяясь, приветствовал хозяина. Тем временем Дзиндзюро через боковую дверь вышел во двор. Хаято шел следом.

Земля в этом квартале ценилась на вес золота. Во внутреннем дворе лавки помещался роскошный сад, в котором угадывался вкус зажиточного горожанина. Здесь были и причудливо искривленные сосны, и валуны, и вырытый прудик, и каменные светильники, притом что площадью сад не превышал пятидесяти цубо.[56] Дзиндзюро, сняв соломенные сандалии, прошел по деревянному настилу через открытую галерею, что тянулась через сад от главного дома к удаленному флигелю. Это было изящно отделанное двухэтажное строение.

— Ну, заходите. Тут у меня потайное убежище. А тот человек, что присматривает за магазином, на самом деле мой младший брат. Вот потому мы и здесь, — разъяснил Дзиндзюро.

За окном флигеля, служившего убежищем Пауку, открывался черный дощатый забор с небольшим лазом, выводившим на узкую тропку. Вдалеке отражались в наполнявшей ров воде каменные тумбы при входе на мост Гофуку. Рядом под сенью зеленых сосен маячила крыша полицейской управы Северного округа. Никакой служилый, будь он хоть семи пядей во лбу, не мог бы заподозрить, что Паук Дзиндзюро устроил себе логово в двух шагах от замкового рва и сыскной части. В этом и была необычная тактика, к которой всегда прибегал Дзиндзюро. Разумеется, не только благодаря этому респектабельному платяному магазину в Хонгоку, который он доверил своим подручным, Дзиндзюро удавалось вводить в заблуждение честную публику. По всему Эдо у него были разбросаны такие заведения, о которых было известно лишь Пауку, но отнюдь не его помощникам. Орю, дамочка из Юсимы, ничего не знала о тайном убежище в Хонгоку. Канэкура (так звали владельца мануфактурной лавки «Ямасироя» в Хонгоку) понятия не имел о том, что Дзиндзюро часами стоит на перекрестке, преобразившись в китайца Уховертку и предлагая прохожим почистить уши.

Своим беспримерным искусством менять обличье Дзиндзюро нередко морочил и своих сообщников. Они, бывало, думали, что Паук скрывается в своем логове при платяной лавке в Нихонбаси, а тот сидел себе в чайной где-нибудь в Фукагаве. Подобными театральными трюками из серии «черт исчезает — божество появляется ему на смену» Дзиндзюро создал вокруг себя особый мир, в географии которого толком не мог разобраться никто, кроме главного героя, и деятельно использовал все преимущества такого существования.

Само собой, в мануфактурной лавке Дзиндзюро сам порой командовал приказчиками и с удовольствием подражал купеческим повадкам, однако уверял, что торговать не любит и оттого все передоверил младшему брату. В прочих своих тайных убежищах он тоже охотно общался с хозяевами, подстраиваясь к их вкусам и пристрастиям: мог умело сочинить хокку для открытия чайной церемонии или нарисовать соответствующую картину к случаю. Так что не только в лавке Канэкура, но и в других заведениях, где Дзиндзюро доводилось скрываться, его воспринимали как своего и не слишком удивлялись, когда он появлялся после продолжительного отсутствия. К тому же, обладая острым умом и богатым жизненным опытом, Дзиндзюро твердой рукой направлял своих помощников во всех деловых вопросах, что способствовало популярности их заведений, да и сам он при этом пользовался уважением в округе как примерный горожанин. Благодаря такой хитроумной конспиративной тактике Дзиндзюро, особо не таясь, преспокойно ел и пил в приятном обществе, успешно камуфлируя свои ночные похождения.

— Если кто вами интересуется, всегда лучше тут отсидеться. Место надежное, — заметил Дзиндзюро.

Хаято снова подивился чудесным талантам и возможностям этого человека. Разве не мог бы Дзиндзюро вести честную жизнь, если бы того захотел? Уж конечно, не нужда заставляет его вести жизнь, полную тревог и опасностей. Очевидно, для него весь смысл бытия в постоянных переменах, в смене путей и обличий, которая доставляет ему наслаждение.

Когда юноша высказал вслух свои мысли, Дзиндзюро рассмеялся:

— Наслаждение… Что ж, может, так оно и было прежде, но теперь я всем этим сыт по горло. Вы, сударь, наверное, знаете, что в последнее время я стараюсь сделать так, чтобы обо мне поменьше болтали в народе. То ли годы мои уже не те, то ли в сознании что-то сместилось, но меня теперь моя работа уже не увлекает так, как раньше. Просто я давно уже дал себе зарок: до самой смерти буду такое вытворять, чтобы люди диву давались. Карма, наверное, такая. Того только и добиваюсь. По правде сказать, я и с вами-то решил поближе сойтись все с той же задней мыслью. Хочу, чтобы вы мне кое в чем помогли.