Вера Хенриксен - Знамение Страница 26

— Никогда! — воскликнул он. — Если здесь в округе кто-либо и нуждается во мне, так это Блотульф. Я видел, как его ослепили. И я молюсь и надеюсь, что смогу возместить утерянные им глаза и дать ему внутреннее зрение, чтобы он смог найти путь к Господу нашему Иисусу Христу.

— Берегись, как бы он не нанес тебе более серьезной раны, — предостерегла Сигрид.

— Послушай, — сказала она позднее Кальву. — Йон, оказывается, не из пугливых.

— В бою я не поставил бы его на носу корабля, — только и сказал Кальв. Она промолчала.

Священник продолжал бывать в Гьёвране, но это не помогало Блотульфу.

В один субботний вечер, когда Сигрид и Кальв были в гостях в Гьёвране, Блотульф остался сидеть в зале. Сигрид очень удивилась этому, но еще более тому, что он вмешался в общий разговор. Ей больше хотелось, чтобы они ушел, ибо, говоря, он не обращал внимания на жестокость своих слов.

— Ты предпочла бы видеть меня в могиле, — сказал он Ингерид, когда та предложила ему поесть. — Я для вас лишний рот, пользы от меня нет.

— Ты кормил меня несколько лет и не жаловался, — ответила она примирительно.

— Раньше было все лучше, — произнес он. — Тогда люди бесполезных стариков лишали жизни, а не заставляли их жить к ничейной радости.

— Ты мог бы помогать мне советами и радовать меня и быть полезным, если б захотел, — вмешался в разговор Финн. — Ты совсем не стар. — Судя по тону говорил он это не впервые.

— Когда ты еще стоял передо мной на коленях на кухне в Эгга, Финн, мне уже тогда казалось, что придет день и ты превратишь меня в чужака в моем собственном хозяйстве.

— Ты здесь вовсе не чужой, не воображай, — в голосе Финна звучало нетерпение.

— Неужели ты думаешь, что я могу здесь чувствовать себя дома, когда ты приглашаешь в гости ратника того, кто приказал мне выколоть глаза, и не думаешь о мести за меня!

Кальв вскочил, за ним поднялась и Сигрид.

— Мы придем как-нибудь в другой день, Финн, — произнес он.

Но Финн покачал головой и сделал знак, чтобы они сели. В этот момент по залу прошла служанка и вышла, чтобы наполнить чашу пивом.

— Они ушли? — спросил Блотульф.

— Нет, — ответил Финн. — Я не хочу выгонять моих гостей из дома.

— Если они здесь, то пусть слушают, что я скажу…

— Остановись, Блотульф! Не доводи до того, чтобы мне пришлось удалить тебя из зала силой.

— Да, ты и на это способен, ты, который ради получения усадьбы опозорил девушку!

Было видно, что Финну трудно сдерживаться.

— Я приехал на юг, чтобы помочь тебе, — сказал он. — И я не просил тебя уступить мне хозяйское место в доме.

— Откуда мне было знать, что мой зять стал человеком короля и крещенным?

— Ты меня не спрашивал. А тебе следовало бы подумать о том, что я поклялся в верности королю и принял обряд крещения, когда тот был в Халогаланде.

Кальв снова поднялся.

— Слушай, Финн, — произнес он, — будет лучше, если вы поговорите с Блотульфом без свидетелей.

Но в этот момент Блотульф повернулся в сторону голоса Кальва.

— Нет, — сказал он. — Если уж ты здесь задержался, то не уходи и сейчас. Мне хочется сказать кое-что и тебе, и твоей подлизе-жене, Сигрид. Следи, чтобы она в один прекрасный день не предала и тебя! Если она так быстро смогла забыть Эльвира, ты тоже не жди особой верности от нее!

А ты, Сигрид. Всего лишь немногим более года, как Эльвир лежит в могиле. И кто же, кроме меня, и может быть, его старшего сына, вспоминает о нем сейчас. Лендман короля, презрительно говорили люди о Кальве, когда он только появился здесь. Народ совершенно правильно отворачивался от него. Сейчас же почти ни один человек не говорит такого. Эгга-Кальв, называют его. И в том, что лендман короля получил признание в округе, виноваты вы, Сигрид и Финн. Ты поддерживаешь дело короля, хотя он был убийцей Эльвира. Так-то ты чтишь память своего мужа?

В глазах Финна блеснул огонь.

— Еще вопрос, кто привел Эльвира к гибели, — воскликнул он. — Король или ты и другие бонды со своими жертвоприношениями.

— Я думал, ошибка состояла в том, что жертва была слишком мала и главный Бог не принял ее…

— На что ты намекаешь, Блотульф? — Кальв рванулся к нему.

Блотульф коротко и жестоко усмехнулся.

— Я надеялся услышать эти слова от королевского лендмана, — произнес он. — Но я слишком долго боялся и поклонялся Богу, в которого не верю, и ненавистному королю, желая ему смерти… Плохи дела у Одина, если за него осмеливается заступиться лишь единственный человек, да и тот слепой, и все же я верю в него. И я хочу умереть как мужчина, а не как негодяй и мерзавец. Ну-с, лендман, ты прикажешь заколоть идолопоклонника и предателя?

Сигрид взглядом впилась в Кальва. Он сидел, нагнувшись вперед. На лбу появились капли пота.

— Ты потерял разум, — произнес он. — Говоришь, как сумасшедший.

— Я в полном рассудке, и ты это знаешь, Кальв Арнисон. Посмотрим, как лендман короля выполняет свой долг!

Кальв на какое-то мгновение растерялся, но голос был тверд, когда он заговорил:

— Я выношу приговор, что ты, Блотульф, сошел с ума и не отвечаешь за свои слова. Финн, я обязываю тебя следить за ним, а при необходимости заковать в цепи.

По пути домой Кальв молчал. Сигрид изредка посматривала на него, когда они еще светлым вечером возвращались к себе.

Никто не мог упрекнуть его за то, что он сделал. Сумасшедшего нельзя привлечь к ответу за его поступки, а Блотульф вел себя так, что у Кальва было полное право посчитать его невменяемым. Но она была уверена, Кальв так же, как и она, знал, что Блотульф в полном рассудке.

— Почему ты пожалел Блотульфа? — спросила она, когда они уже были в Эгга.

— Он сумасшедший.

— Ты знаешь, что это неправда.

— Что ты от меня хочешь? Чтобы я сказал, что сделал я это из-за моего лучшего друга Финна?

Она вопросительно взглянула на него.

— Может быть.

— И затем ты хочешь сказать, что я поступил против воли короля?

— Может быть.

Он повернулся к ней.

— Этот человек сошел с ума, — произнес он. — И не смотри на меня так!

Спустя небольшое время после этого случая Сигрид поехала впервые в Бейтстадт переговорить с Торой Эльвирсдаттер.

Даже визит Гутторма после рождения Тронда не остановил Тору: люди, сказала она, все еще говорят о Сигрид и короле. И теперь Сигрид решила переговорить с ней сама. Она взяла с собой Тронда и его кормилицу, и они обе поочереди ухаживали за малышом. Грьетгард и несколько мужчин из Эгга поехали с ними.

Турир еще не вернулся с севера; его приезда ожидали со дня на день. Турир Собака должен был привезти мальчика и, кроме того, он хотел посмотреть на бой жеребцов, который вскоре должен был состояться.

Для Сигрид чудно было ехать верхом по этой дороге без Эльвира. Она так часто ездила по ней с ним, и ни разу — после его гибели. Да и в последнее время она чувствовала, будто Эльвир снова был близко к ней, особенно после посещения церкви в Стейнкьере.

Там в храме было так чудесно, почти так, как будто Эльвир был рядом с ней. В маленьком помещении царили мир и спокойствие, словно остановилось время. Она даже ждала, что вот-вот раздадутся шаги Энунда или голос фру Холмфрид. И когда она плакала на могиле своих детей, слезы приносили облегчение, а не боль.

Сейчас она думала об Эльвире уже не с той дикой, горькой скорбью, как первое время, и не с тем самобичеванием, как в первые месяцы ее жизни с Кальвом. Скорее, она испытывала чувство благодарности за все, что они пережили вместе. Думала она и о том, что сказал однажды Эльвир: все, что она принесет с собой, должно быть ее богатством, если ему доведется пасть в бою. Она вспомнила, что думала об этом и в Каупанге, когда была больна. И те мысли и сегодняшние проложили мост над временем, над всеми ее сомнениями и тревогами.

Но одновременно ей чего-то не хватало, словно в душе была какая-то пустота. Она так привыкла к Эльвиру и к смене его настроений. Он стал частью ее самой.

А сейчас она начала сравнивать его с Кальвом. Но Кальв был не таким; она всегда знала, что может ожидать от него.

Ей казалось, что он самодоволен. А он знал об одной мелочи, на которую она первое время не обращала внимания; считал, что больше не нужно подстраиваться, чтобы завоевать ее. Она внутренне испытывала желание встряхнуть его, даже однажды пробовала, но потерпела поражение. Он уверовал в то, что является мужчиной, который способен дать женщине все, что она пожелает.

Сигрид охватило чувство сожаления, которое появлялось у нее почти всегда, если ее навещали такие мысли. На память пришло его необыкновенно хорошее отношение к ней и к ее мальчикам, и как он был хорош во всех отношениях. И она подумала: может быть, все-таки лучше взять себе в помощники время и добиться, чтобы он стал менее неприятен.

Они приехали в Бейтстадт вечером; там должны были переночевать.

Но Тора за этот год постарела, и Сигрид поняла, что разговаривать с ней бесполезно. Она путалась и постоянно твердила одно и то же. На мгновение — и она взяла на руки своего внука и назвала его Эльвиром тут же, повернувшись к Сигрид, обвинила ее в том, что она забеременела от короля.