Роберт Паль - Бессмертники — цветы вечности Страница 26

— Где же выход, Назар?

— Выход я вижу прежде всего во всемерном укреплении партийных организаций на местах, в сплочении их в единую монолитную всеуральскую силу, за которой бы пошла вся масса рабочих заводов и деревенской бедноты. В этом направлении нам кое-что уже удалось, создали, к примеру, Уральский областной комитет, пытаемся свести под одно руководство все боевые силы… Но борьба есть борьба. Первый состав обкома почти весь выловлен полицией, сейчас бьемся за его возрождение. Иные боевые отряды отрываются от партии и причиняют нам немало хлопот… В общем, работы у всех у нас непочатый край, и на легкую победу никто из наших не рассчитывает. Еще вопросы есть?

— Есть, Назар. Нашим отрядам уже сейчас нужны хорошо подготовленные командиры. Когда начнется второй этап восстания, их потребуется в сотни раз больше. Как их подготовить в условиях полицейских преследований? Посильное ли это дело?

— Сложное дело, — согласился Накоряков. — Надеемся, однако, что сегодняшние рядовые боевики в будущем смогут стать полноценными красными командирами. Все занятия — и учебные, и боевые — строятся с учетом этой задачи. Вот можешь взглянуть, чем мы тут с ними занимаемся… — Он извлек откуда-то потертую, сложенную пополам тетрадку и протянул ее Петру. — Читай, если разберешься в моих каракулях..

Он развернул тетрадку и побежал глазами по мелким убористым строчкам:

«…Строй. Одношереножный, рассыпной и пр. Фланги, расчеты, смыкание… Сигналы, дозоры… Резервы, передвижение резерва… Разведка. Саперное дело. Фортификация. Окопы различного профиля…»

«…Части оружия, сборка, разборка, заряжение, прицеливание, определение расстояния, стрельба…»

«…Изучить город, правительственные здания, квартиры административных чиновников, полиции, жандармов, шпиков, офицеров…»

«…Иметь своих между солдатами, казаками, городовыми, телефонистами, телеграфистами, железнодорожниками. Знать быт войск, настроение солдат. Число солдат, которые выступят активно Сколько? Кто предводитель? Квартиры начальников. Режим…»

— Понял что-нибудь? — улыбнулся своей обычной обезоруживающей улыбкой Накоряков.

— Через слово, но смысл ясен… Одно скажу: молодцы уральцы, широко размахнулись!

— Не хвали прежде времени, Петро. Настоящая работа лишь начинается. Из трех уставных дружин действует практически лишь одна, а к массовому военному обучению рабочих и подступиться пока невозможно.

— Ну, солдата подготовить — дело не долгое. Во Франции и Швейцарии на обучение рядового тратится всего пятьдесят часов, а на подготовку артиллериста — два месяца. Поменьше муштры, побольше настоящей деловой учебы! По себе знаю…

И еще один вопрос остро волновал Петра.

— Скажи, Назар, а не слишком ли много в наших рядах людей непролетарской закваски: гимназистов, реалистов, служащих?.. Прямо скажу, интеллигенты меня всегда настораживают. Не срежемся на них?

Накоряков понимающе усмехнулся, тихонечко хохотнул в кулак и сказал:

— Уж не дворян ли Кадомцевых ты имеешь в виду? Ну так они у нас не единственные. Дворянку Лидию Бойкову еще не узнал? Ничего, узнаешь, она у нас самый стойкий член комитета… Между прочим, один из лучших наших разведчиков Сережа Ключников тоже не из рабочих. Больше того, он — сын екатеринбургского полицейского исправника. Не ожидал?

Увидев растерянность на лице Петра, довольно рассмеялся.

— Ну а мне-то ты веришь? Вижу, что веришь. Однако имей в виду: я, брат, тоже не пролетарий. Учился в духовной семинарии, а батюшка мой, если тебе это интересно, служит становым приставом. Так-то, друг Петро…

Просмеявшись, он по-дружески похлопал его по плечу и уже серьезно закончил:

— Ты прав, «интеллигенты» в наших рядах не редкость. Но основа организации, ее массовая база — рабочие, настоящие уральские пролетарии, испытанные не в одном деле. Так что за это можешь не волноваться…

Договорившись вечером отправиться к бомбистам, они распрощались. Обстоятельный разговор и общие тревоги еще больше сблизили их. Каждый почувствовал и поверил: они станут друзьями.

С наступлением зимы для Густомесова начались тяжелые дни. Сворачивались занятия боевых отрядов в лесах за городом, спала волна эксов, изо дня в день уменьшались заказы на изготовление бомб. До последнего времени он жил на пустой даче Алексеевых — один, без необходимых материалов и продуктов, без денег и работы, полностью предоставленный самому себе. Товарищи о нем словно забыли. Даже Володя Алексеев не заявлялся, — с того самого дня, когда они хотели взорвать казачий эшелон.

Эшелон они не взорвали — не разрешил комитет. «Адскую машину» пришлось разобрать, из ее взрывчатки от нечего делать он изготовил почти три десятка обычных бомб для метания. В каждой по фунту с лишним динамита, рванет — куска не останется, не то что головы!..

Когда кончилась взрывчатка, а затем и табак, стало совсем худо. Никогда не думал он, что бездействие так тяжко и мучительно для человека. Еще недавно безусым реалистом он не прочь был поваляться лишний часок в постели, а о каникулах, когда бездельничать можно было целыми днями, мечталось как о блаженстве. Теперь он только и делал, что лежал. В лучшем случае сидел у горящего камина и в десятый раз перечитывал томик Виктора Гюго, забытый на подоконнике Соней Алексеевой, сестренкой Володи.

Он ждал вестей из города, но их не было.

Он ждал хоть кого-нибудь, кто бы передал ему дальнейшие указания штаба, но там будто все вымерло — никого.

Оставить мастерскую без разрешения? Нет, этого сделать он не мог. Полная опасностей и смертельного риска работа давно отучила его от прежней юношеской легкости в решениях и воспитала в нем настоящего сознательного бойца. Мастерская с этими бомбами, шнурами, «гремучкой» — не просто место его каждодневной работы. Это его боевой пост, а с поста без приказа не уходят.

Долгое молчание города он объяснял себе тем, что после нашумевших осенних эксов совет счел нужным на какое-то время рассыпаться и затаиться. Но дни шли за днями, недели за неделями — и ничего нового. Такого, чувствовал он, быть не могло. Невольно в голову лезли мысли одна тревожнее другой: арестован штаб? схвачены связные? взят Алексеев?.. Все могло случиться, ничего этого исключать нельзя.

Что же ему в таком случае делать?

Греясь у горящего камина, он вспоминал дом, куда ему уже никогда не вернуться, товарищей, друзей. Где они сейчас — Володя Алексеев, Шура Калинин, Сережа Ключников, Петя Подоксенов, Федя Новоселов? А девичья коммуна на углу Успенской и Суворовской? Оля Казаринова, Люда Емельянова, Леля Сперанская, Инна Писарева… Держатся еще? Не провалились?..

В конце концов он потерял счет дням и очень мучился, соображая, октябрь сейчас или уже ноябрь. В таком невеселом состоянии и застала его Соня Алексеева с подругами, решившими отпраздновать на даче чей-то день рождения.

От Сони он узнал, что Владимира Алексеева и Ивана Кадомцева в Уфе нет, а Миша Кадомцев арестован. В городе идут повальные обыски. Полиция ищет экспроприаторов и, похоже, имеет шансы на некоторый успех.

Теперь он понял, отчего товарищи его «забыли». Видно, берегут, опасаются подставить под удар, да малость переусердствовали: еще неделька — и они нашли бы его тут околевшим от голода.

На следующее утро девушки ушли в город. Уйти вместе с ними, без приказа оставить мастерскую он отказался. Попросил лишь передать товарищам о его положении и принять какое-то решение.

Через пару дней за ним пришел Петр Подоксенов. Решением штаба дружины он на время прекращал работу и переводился на квартиру к Алексеевым. Здесь его навестили Назар из комитета и еще один товарищ, назвавшийся Петром Литвинцевым. Товарища этого прежде он никогда не видел, но Назар отрекомендовал его членом совета и человеком, наделенным самыми серьезными полномочиями.

Весь вечер они проговорили о самых разных вещах. Литвинцев попросил начертить схему изготовленных им бомб, и они вместе тщательно и долго изучали их достоинства и недостатки. Достоинств было немало, но недостатков — еще больше. Литвинцев этот, по всему, толковый парень, дело знает не хуже профессионального взрывника или минера. Вон как исчеркал все его чертежи! С таким не соскучишься.

Условившись о месте дальнейших встреч, гости ушли, и он облегченно вздохнул: подполье живет, подполье борется, и хорошо, что он опять нужен.

В начале зимы комитет подобрал для Литвинцева новую квартиру — подальше от городской сутолоки, в тихой рабочей слободе Нижегородке. Тепло распрощавшись с гостеприимной Александрой Егоровной, он оставил дом Калининых и, сопровождаемый связным Давлетом, ушел обживать свой угол.

Давлет был молчаливым, но быстрым и сообразительным пареньком, каких охотно берут в разведчики или в связные. Собственно, всем этим он и занимался, хотя главной его задачей теперь была охрана «товарища инструктора» Поселили его рядом с ним, в той же слободе, на той же улице, в доме напротив. Тихий, неприметный, он сопровождал Петра в его хождениях по городу, страховал от возможных шпиков и филеров, дежурил на явках. А вечерами провожал до самого дома, о существовании которого знали лишь они двое да еще товарищ Назар из комитета.