Валентин Гнатюк - Святослав. Болгария Страница 27

– Ты, паршивая помесь степной свиньи с барсуком! – вдруг дерзко крикнул юноша, быстро обходя костёр и останавливаясь со стороны реки. – Если твои поганые губы проблеют ещё хоть одно грязное слово о моём племени, я…

Весь десяток, будто подброшенный вверх невидимой силой, вскочил, но старший, поднимаясь во весь свой немалый рост, рявкнул:

– Сидеть, я сам задушу этого козлёнка из паршивого стада, сейчас вы услышите, как хрустнет его несчастный хребет!

Десятник двинулся на противника грозно и неотвратимо, как огромный валун с горы. Он даже не взялся за оружие, готовый просто разорвать наглеца на части. Все замерли в ожидании скорого наказания дерзкого чужеплеменника. Когда до «худосочного» осталось всего несколько шагов, тот вдруг резко подпрыгнул на месте и… что есть силы побежал прочь от могучего десятника. Воины повалились со смеху.

– Язы Копон драться не умеют, зато бегают быстро! – верещал от восторга один.

– Теперь наш Тортугай его не скоро догонит! – гоготал другой.

– Дальше реки не убежит! – держался за живот третий.

Вскоре сквозь смех стражники услышали, как что-то громко ухнуло в тихую гладь утренней реки. Через короткое время снова что-то громко шлёпнулось о воду.

– Наш десятник решил, перед тем как покончить с доходягой, хорошенько его помыть! – смеялись воины.

Потом на берегу всё затихло, лишь изредка что-то негромко плескалось в воде.

– Пойду гляну, что Тортугай сделал с этим наглецом, – сказал самый нетерпеливый и пошёл к берегу.

– Десятник!.. Все сюда, берите луки, скорее! – вдруг истошно завопил любопытный воин.

А когда остальные подбежали к берегу, то в первый миг остановились, поражённые. В реке у самого берега, распростёрши сильные руки, лежал могучий Тортугай. Вода вокруг его шеи была красного цвета, а в сотне шагов от берега в белёсом тумане то появлялась, то исчезала голова пловца. Несколько стрел, выпущенных в спешке, вспороли воду у самой головы беглеца, и она тут же исчезла под водой.

– Всё, мы отомстили за смерть десятника, – неуверенно произнёс молодой воин.

– Если это урус, то они в воде как рыбы, – зло огрызнулся в ответ пожилой.

– Почему ты решил, что это урус? – спросил молодой.

– Потому что наши так плавать не умеют… Вон, смотри, он жив!

Снова в белёсый туман полетели стрелы, поднялся шум, раздались крики и команды, казалось, весь стан пришёл в движение. На той стороне реки тоже засуетились, уловив необычное оживление в стане печенегов. Сам воевода Претич выбежал на берег, вглядываясь в подёрнутую уже разорванным на отдельные клочки туманом Непру. Заметив, наконец, что в воде то появляется, то исчезает человеческая голова, приказал спустить челноки и грести навстречу пловцу.

Вскоре тощего пловца, на голое тело которого воины накинули старую холстину, привели к воеводе.

– Кто таков, кем послан, с чем пожаловал? – строго спросил основательный Претич, возвышаясь над Невзором, крепкий да ладный, будто вырезанный из дуба.

– Я к тебе послан, воевода, – начал Невзор, – от княгини-матери Ольги, её воинского советника Улеба, Гарольда, начальника Городской стражи, и Фарлафа, начальника Теремной стражи, а также от всех киян: в граде худо, припасы съестные закончились, люди голодают, нападают на подворья купцов, те обороняются насмерть. И рекут купцы, да и некоторые из горожан, что надобно отворить ворота, коль нет до сих пор подмоги. А пришедшие печенеги, мол, ведут себя спокойно, окрестным селениям великого зла не чинят, даже град взять не пытаются, вроде как не на войну, а на посиделки пришли. Может, и с киянами так же мирно обойдутся. Только что будет, коли княгиня Ольга с чадами в руки печенегов попадёт?

Претич крепко задумался над словами посланца киевского. Коли княгиня с внуками у печенегов окажется, того князь никому не простит – ни боярам, ни Гарольду с полком Городской стражи, а ему, Претичу, и подавно. Отчего, скажет, Киеву на выручку не пришёл, мать мою и детей не спас?

Про нрав крутой княжеский всем ведомо, потому воевода ощутил холодок промеж лопаток. Верно речёт посланец, более ждать нельзя, уж лучше в схватке неравной с врагом голову сложить, чем с позором великим от своих смерть принять, подобно изменнику. Встревожился Претич, заходил туда-сюда, ус свой длинный покручивая, покашливая изредка в кулак, будто сказать что хотел. Потом остановился перед посланцем и спросил:

– А как же тебе из Киева пройти сквозь стан печенежский удалось, а?

– Каждый, воевода, своему обучен, кто кожи мять, кто хлеб жать. Не про то говорим, – ответил Невзор, глядя карим взором прямо в очи воеводы. Слова получались у него негромкими, но в голову Претича входили одно за другим, что осиновые колья в гать.

Воевода снова стал покашливать в кулак и нервно покручивать ус.

– У меня-то воинов настоящих с вооружением добрым только сотня, а остальное ополчение, какое соскрести успел в полночных землях наших. Мечей, кольчуг да шеломов мало, – сокрушённо молвил воевода, – считай, один на десяток. Куда им с топорами да рогатинами супротив воинственных кочевников… – Претич походил, ещё сильнее закручивая ус. – Мыслю, что надобно будет утром рано, пока туман висит над рекою, тихо приблизиться к берегу, прорваться к граду, живо мать княгиню с чадами в лодьи посадить и переправить на левый берег Непры. Для сего наших сил да киевского полка Сторожевого хватить должно…

– Горазд вместе с Тайной стражей так предлагают сделать, воевода… – молвил молодой посланец и, оглядевшись по сторонам, заговорил ещё тише, чтобы его слов не услышал никто, кроме Претича.

Рано поутру, когда красавица Непра, пребывая в тихой неге, ещё не освободилась от мягких туманных покровов, клубящихся над гладью сонных вод, томную тишину вдруг в одночасье разорвали звуки со стороны левого берега реки. Застучали вёсла, зашумела и заплескалась вода, невидимые лодьи приближались к берегу, оглашая окрестности грозными трубными сигналами и боевыми кликами тысяч глоток. Полусонные печенеги, не понимая толком, что случилось, стали выбегать из своих шатров, обращая тревожные взоры к реке.

В ответ с киевских стен также запели трубы и зазвучали радостные выкрики:

– Подмога пришла!

– Дружине княжеской слава!

– Святославу слава! Бей печенежину! – рычали воины Сторожевого полка, которые неожиданно вытекли из полуоткрытых ворот и уже яростно рубили сонных растерянных кочевников.

Народ высыпал на стены, начал махать платками, защитники потрясали копьями и били мечами о щиты, добавляя грохота во всеобщее радостное возбуждение.

Разбуженные шумом и «подзадоренные» острыми клинками полка Гарольда, печенеги мигом взлетели в сёдла. Они и так чувствовали себя неуютно у столицы того, чьи воины разом покончили с Хазарским каганатом и Волжской Булгарией, а теперь легко захватили Болгарию на Дунае. Ожидая со дня на день подхода грозной конницы Русского Барса, печенежский воевода Хасым-бек всегда держал наготове коней для себя и своих верных охоронцев. Золото, полученное от «добрых византийских купцов» за этот поход, давно надёжно спрятано, и можно уходить налегке, не заботясь о лошадях, возах и верблюдах. И вот, кажется, этот час пришёл. Видно, подоспел сам предводитель урусов?!

От этой догадки Хасым-бек почувствовал себя так, как будто он оказался голым среди зимней степи. Охваченная страхом, печенежская конница живой волной отхлынула от берега, ожидая, что её вот-вот настигнут тьмы грозного киевского князя.

Но вышедшие на берег воины не торопились преследовать кочевников, а двинулись к отворившимся воротам града, из которых выехали три повозки в плотном окружении дружинников и направились к реке. Это была княгиня Ольга вместе с внуками и приближёнными. Статный и осанистый, с длинными усами, по всему видно, глава прибывших в лодьях воинов, спрыгнул на берег и поклонился вышедшей из повозки княгине, приглашая её и свиту занять места в лодьях. Следом за воинами к берегу стали причаливать доверху гружённые лодки. Воины и подоспевшие горожане споро переносили поклажу на киевские возы, которые уже выстроились сплошной вереницей по направлению к городским воротам.

Отхлынувшая печенежская конница, не увидев погони, остановилась. Хасым-бек, уже почти было распрощавшийся со своей головой, подумал, что, может быть, удастся мирно переговорить с грозным киевским князем. Кликнув десяток личной охраны, он направился к урусам. От них тоже отделился десяток воинов с крепким начальником впереди.

– Кто это пришёл? – осторожно осведомился хан на языке дунайских болгар, понятном киевлянам.

– Люди с той стороны, – кивнул длинноусый начальник урусов.

«У Русского Барса длинные усы, – вспомнил хан, – может, это сам киевский князь?»

– Я Хасым-бек, князь родов Кабукшин Йула и Язы Копон, а ты князь Святослав? – спросил печенежский владыка.