Джайлс Кристиан - Ворон. Волки Одина Страница 27

– И чего они так боятся? – ухмыльнулся Бьярни, налегая на весло.

– Да уж… Что могут натворить четыре полных корабля язычников в таком маленьком порту? – спросил я, глядя на Улафа, который командовал, когда поднять, а когда опустить весла.

После того как мы бросили якорь, Сигурд велел всем оставаться на борту, сказав, что он с отрядом сойдет на берег разузнать, что к чему.

– Что там всегда говорил мой папаша? – сказал Улаф, берясь за копье одной рукой и почесывая шею другой. – Не лезь поперед своего копья. А то можно и на неприятности нарваться.

– Он ведь шею сломал, да, Дядя? – нахмурившись, спросил Оск.

Улаф кивнул.

– А потом на свое же копье напоролся, – пробормотал Ирса Поросячье Рыло.

В ответ Улаф приложил тому кулаком в челюсть, отчего Поросячье Рыло осел на палубу.

– Пошли, – велел Улаф.

Я последовал за ним на берег. Люди разбегались с нашего пути, как куры при виде лисы. Но торговцы, почуяв запах прибыли, принялись на своем языке нахваливать товар. Не впервые я подивился храбрости торгового люда. Когда к тебе идут пять пропахших морем вооруженных воинов с голодным блеском в глазах, а у тебя нет меда или эля, лучше убраться с дороги, да поживее. Сигурд с Улафом шли впереди, Флоки, Свейн и я – за ними. Позади трусил Эгфрит. Он то и дело обращался к местным жителям на латыни, но они понимали его так же плохо, как и я.

Песок на берегу был такой мягкий, что сапоги проваливались. Мы огляделись, проверяя, нет ли поблизости вооруженных людей, а заодно и чего-нибудь ценного. Старцы рыбаки чинили сети. Таких, как мы, они не боялись, серебром у них разве что седые волосы отливали. Двое мальчишек вытаскивали сухие водоросли и мелких рыбешек из разложенного на песке невода. Пареньки постарше пошли за нами следом, держась на расстоянии. Их главарь – высокий юнец с черными курчавыми волосами и озлобленным от голода взглядом – прикидывал, когда лучше к нам подойти. Несколько стариков сидели на перевернутом рыбацком челне и играли в похожую на тафл игру, украдкой косясь на нас.

Мы пошли на сладковатый запах рыбы, жаренной с луком и травами. Улаф протянул маленькому голодранцу серебряную монетку размером с ноготь. Мальчишка распахнул глаза и повернулся к отцу, а тот широко улыбнулся и жестом пригласил нас отведать жаренной на углях рыбы. Улаф передал мне рыбину, я побросал ее с руки на руку, чтоб остыла, снял с рыбы кожу и откусил горячий пряный кусок, с ухмылкой глядя на Свейна. Силач принялся за свою рыбину, и по лицу его было понятно, что для полного счастья ему не хватало только залить ее сверху чем-нибудь покрепче.

– Уж получше обветренной селедки, – сказал я, вытирая жир с губ и бороды.

– По-всякому лучше того, что Арнвид из котла выуживает, – поддержал Сигурд, ухмыльнувшись мальчишке.

Тот в ответ улыбнулся всеми деснами и выпятил грудку, словно маленькая храбрая птичка.

– Арнвид и из воды похлебку сварит, – заметил Флоки Черный, настороженно оглядывая берег и зеленую полосу леса поодаль.

За лесом на западе виднелось скопище грубо сколоченных лачуг; скорее всего, там жили рыбаки, которые везли улов куда-то дальше или торговали рыбой на берегу.

Мальчишки наконец решились подойти к нам – два коротышки с привычной легкостью заняли места по бокам долговязого. Дойдя до нас, они замерли в нерешительности, готовые в любой момент сорваться с места, и подобострастно заулыбались одними губами, не сводя с нас зоркого расчетливого взгляда.

– С этими-то мальками нам и надо бы поговорить, – сказал Улаф.

– Вот и поговори, Дядя, – отозвался Сигурд.

Улаф пожал плечами, кашлянул и заговорил с мальчуганами на норвежском. Главарь проговорил что-то в ответ, мотая головой. Улаф повернулся ко мне, воздев руки к небу.

– Монах! – позвал Сигурд.

Эгфрит заговорил с юнцами на латыни. Тот, что с прыщавым лицом, дернул главаря за рукав и что-то затараторил. Старший раздраженно кивнул и, вопросительно на нас глядя, сложил кольцо из большого и указательного пальцев и ткнул в него пальцем другой руки. Сигурд отрицательно покачал головой.

Я изобразил руками рог и сделал вид, что пью из него, потом довольно крякнул и утер рот рукавом. Мальчишки заухмылялись. Чернокудрый сказал что-то светловолосому, и тот помчался исполнять приказ, скользя по песку, как уж по глади пруда. Потом Сигурд вытащил из-за пазухи серебряное железное кольцо, похожее на кандалы, и взял за руку Эгфрита, будто собираясь надеть на него оковы. Двое оставшихся юнцов стали переглядываться, что-то говоря друг другу. Чернокудрый выступил вперед, положил руку Сигурду на плечо и жестом попросил ярла встать и повернуться. Они поворачивались, пока не встали лицом на запад, и тогда юнец протянул худую руку в сторону солнца, поднял два пальца, что, как мы поняли, означало «два дня», постучал себя ладонью в грудь и указал на наши корабли в гавани.

– Мутно, что в кадке с грязной водой, – помотал головой Улаф.

Сигурд дал чернокудрому монетку. Тот внимательно изучил ее и кивнул с притворным равнодушием – наверняка ему доводилось трудиться усерднее и за гораздо меньшую награду.

– Дядя, скажи на кораблях, что мы задержимся тут дня на два. – Сигурд повернулся к солнцу и закрыл глаза.

Мальчишки припустили на юго-восток – наверняка там находилась деревня покрупнее.

– А мы посидим здесь, ноги вытянем, – добавил ярл, глубоко вдыхая теплый воздух.

Улаф кивнул, достав из висевшей на поясе мошны еще одну рыбину и вгрызшись в нее на ходу.

– Да скажи еще, чтоб сегодня развлеклись с женами эмира как следует, – добавил ярл.

Не оборачиваясь, Улаф махнул рукой – мол, и так знаю.

– Ты тоже ступай, Ворон, – обратился ко мне Сигурд. – Волка ноги кормят.

Я глянул на Брама; лицо у того было обиженное, как у мальчишки, которого не пускают резвиться за ворота. Я пошел вслед за Улафом к кораблям. И к Амине.

Ночью мальчишки вернулись со старым усталым ишаком, навьюченным бурдюками. Животное невозмутимо топало по берегу, вздымая копытами облачка песка, а юные погонщики шли рядом с сияющими от гордости лицами. Едва они поравнялись с нашими шалашами, как норвежцы, датчане и уэссекцы накинулись на привезенное так, будто умирали от жажды. Бурдюки оказались полны не меда и не эля, а красного, как кровь, вина, кисло-сладкого и очень вкусного. Еще было несколько бурдюков с водой. Поглядев, как Брам выхлебал столько вина, что хватило бы утопить лошадь, юноши показали, как разбавлять вино водой, хотя их мало кто послушал. Получив от Сигурда серебро за труды, мальчишки с радостью остались и всю ночь сновали среди нас, наполняя рога и кубки вином. Костер трещал и выбрасывал искры, на песок набегали посеребренные луной волны, наполняя воздух запахом моря. Убедившись, что мы им ничего плохого не сделаем, местные жители принесли горячую овсяную похлебку, рыбу и оливковое масло, а еще свежий хлеб, овощи с пряностями и свинину с травами. Но больше всего мне понравился хлеб, вымоченный в молоке, обжаренный и политый медом, и я наелся им так, что уже не мог проглотить ни куска.

Мужчины и женщины совокуплялись на берегу, а некоторые даже в море, вино лилось рекой. Брам вызывал всех бороться с ним и победил пятерых подряд, пока самого его не свалило вино и он не брякнулся лицом в песок. Какой-то местный житель привел четырех темноволосых девиц, выдавая их за дочерей. Три были красивые, а к четвертой я бы даже веслом не прикоснулся, но сводник с радостью продал их услуги тем, кому захотелось чего-то новенького. Правда, судя по разъяренным взглядам эмировых жен, с которыми они обычно делили ложе, позже им не поздоровится.

Пенда лежал на песке, откинувшись на локти. На его голый потный торс налип песок, отчего уэссексец казался бледным, как мертвец. В одной руке он сжимал рог с вином, в другой – кусок жареного мяса. Пенда был почти так же пьян, как я.

– Им будто сказали, что завтра небеса обрушатся на землю, – усмехнулся он, вглядываясь в безумствующий лагерь.

И верно. Даже гёты [28] короля Хротгара и то, наверное, пировали тише, когда Беовульф вернулся из замка Хеорот, потрясая рукой чудища Гренделя. Я хотел ему ответить, но слова будто слились в одну винную лужу. Амина лежала на моем плече, шепча на ухо что-то на своем языке. Потом ее рука скользнула мне под пояс, посылая дрожь по всему телу.

– Завтра, Бальдред! – прокричал Пенда уэссекцу, который сопел, как вепрь, с одной из девиц. – Небеса падут на наши головы! Так что наслаждайся, пока можешь. Завтра небеса падут.

Так и случилось. На следующий день мы лишились своих женщин.

Глава 12

Я проснулся с ощущением того, что мозг мой съежился и усох. Во рту было так сухо, что я не мог говорить, кишки ворочались в животе сами по себе, будто угри в бочке. В горле стояла тошнота, готовая в любой момент вырваться наружу. Амина еще спала после бурной ночи. Ее блестящие черные волосы разметались по меховой подстилке, а дыхание было таким же мерным и тихим, как утренний прилив. Я выполз из шалаша на четвереньках и замер – в глаза ударило яркое солнце. Потом, шатаясь, поднялся на ноги и оглядел лагерь. Еще тлели в кострищах угли, рядом лежали позабытые рога для вина. Повсюду валялись обглоданные кости и остатки еды, чуть дальше на берегу волк Кинетрит, урча, как довольный пес, грыз объедки. Повсюду лежали норвежцы и датчане, уснувшие там же, где упали; я даже видел двух или трех местных жителей, которые так напились, что не смогли пойти домой.