Александр Струев - Царство. 1951 – 1954 Страница 27

— Договорились, Лаврентий Павлович! — не отводя глаз, подтвердил Хрущев.

— Заладил — «Лаврентий Павлович, Лаврентий Павлович»! — отозвался министр. — Я обижусь!

— Извини, Лаврентий! — поправился Никита Сергеевич.

— А ему, — вспомнив Хозяина, продолжал маршал, — ему друзья были не нужны, слуги нужны, рабы. Мы слугами быть не желаем. Ни у кого! Ты, Никита, на меня можешь в любой заварушке рассчитывать. А заварушки будут, попомни мое слово!

— А ты, Лаврентий, на мой счет не сомневайся! — бесхитростно заверил Хрущев.

— Если б сомневался, мы б не говорили!

Берия достал из кармана элегантный портсигар, покрытый изумительной эмалью с золотым вензелем в виде заглавной буквы «Н», нажав на сапфировую кнопочку, открыл, ловко подцепил папиросу, и, похлопывая себя по карманам, извлек наружу золотое тело зажигалки, украшенной точно таким же вензелем, что и портсигар.

— Красивая вещь! — оценил Хрущев.

— Николашки, царя, — небрежно бросил министр и прикурил. — А лицемеров приструним. Много у меня на них говна лежит.

— Взглянуть бы?

— От друзей секретов нет. Мои тебе подборку подвезут, самое интересное, избранное, так сказать. Только на ночь не читай, расстроишься, а нам, Никита, надо сон восстанавливать, нервное состояние укреплять, а то после обедов у конопатого мы с тобой, хоть и крепкие ребята, все равно подох…ли! — маршал и со смаком выпустил дым.

Он, точно как Сталин, курил папиросы с душистым трубочным табаком «Герцеговина флор».

— Время все расставит на места, абсолютно все! Мы, Никита, по сравнению с заумными мыслителями ангелы. Я за слова отвечаю!

— Ну, не такие и ангелы, — возразил Хрущев.

— Пусть и не такие, но все же! — затягиваясь, излагал Берия. — Хорошо, что власть у них формальная, показушная: Совет министров, Верховный Совет — липа, а не власть! Одни громкие названия. Была бы настоящая власть, нас бы с тобой, не церемонясь, к стенке поставили! Мы бы в показательном процессе грандиозно смотрелись, не хуже врачей-отравителей, — засмеялся министр госбезопасности. — Молотов лишь подходящего момента ждет, чтобы поквитаться! Только ничего у него, хорька, не выйдет, кишка тонка!

Хрущев умел слушать, не перебивал, не отворачивался, не подавал вида, что устал, что ему не интересно, не выражал никаких отрицательных эмоций, а наоборот, заинтересованно смотрел и поддакивал, всем своим видом выражая полное согласие.

— Одним словом, пока им нас не одолеть, замахнуться и то побоятся. И Булганин, скажу по секрету, парень свой, а он армией командует! А без армии и без нас они что щенки беззубые — тявкают, а укусить не умеют! — выпуская через ноздри дым, радовался Лаврентий Павлович.

— Пусть тявкают! — буркнул Никита Сергеевич, показывая кулак.

— Не спугни! — остановил Берия и развернулся так, чтобы в свете фонаря разглядеть лицо собеседника. — Это как на охоте: зверя сначала выследить надо, а потом бить! — закончил маршал и после паузы добавил. — Ты на партии останешься, я Совмин заберу.

Небо было черным, неприветливым, беззвездным, и ветер, хотя уже и не холодный, пугал сырыми, липкими прикосновениями, казалось, перепутав весну с осенью.

Хрущев по разумению Берии был прямой, горячий, но не злопамятный, не опасный, ценил доверие и имел нечеловеческую работоспособность.

— Помнишь, как Егор справки Госкомстата зазубривал, чтобы Хозяину приглянуться, учебники до дыр затер? — вспомнил Лаврентий Павлович. — Сталин ликовал: «Маленков, а Маленков, скажи, сколько у нас добывают угля?» — Максимыч без запинки отвечал. «Правильно!» — восхищался Сталин. Про пшеницу спросит — и про пшеницу знал, про сталь вопрос задаст — и про сталь ответ получит, даже сколько кастрюль за год делают, помнил. Как автомат, засранец, цифрами сыпал.

Никита Сергеевич заулыбался. Он-то знал, что Маленков специально заучивал справки отраслевых министерств, чтобы блеснуть эрудицией.

— Ладно, ехать пора, дома ждут, — выкидывая в урну окурок, сказал Берия. — Перекурил сегодня. Вторая пачка кончается!

— Бросать надо.

— Обязательно брошу. Ты, брат, материалы жди.

— Буду ждать. — И вдруг Хрущев спросил: — А про меня папочку подошлешь?

Берия секунду глядел в добродушное лицо собеседника.

— Спи, друг, спокойно, про наши геройства ни одна живая душа не узнает! — Лаврентий Павлович кашлянул и протянул на прощанье руку: — Рад, что мы друг друга поняли. Звони, ежели что, обязательно звони, по любому поводу!

Берия обнял товарища и ушел. В сумеречной высоте величественно светились кремлевские рубиновые звезды, как будто воткнутые волшебником в немое, пасмурное небо. Снова разыгрался ветер, стал накрапывать дождик. Охрана распахнула над Секретарем ЦК зонт.

— Убери! — велел Хрущев. — Пройдусь, подышу. Вы за мной не ходите. У дома Правительства, на Серафимовича, ожидайте, там, где кораблики причаливают. — И, не оборачиваясь, под мелким-премелким дождем зашагал к кремлевским воротам.

Ночь плыла над Москвой, теплая, весенняя. Апрель заканчивался, земля пробуждалась.

14 апреля, пятница

Новый водитель был слишком доброжелателен, ходил, улыбался и совсем не смахивал на сотрудника Главного управления охраны.

— Смешливый какой-то! Где вы его отыскали? — обращаясь к Букину, интересовалась Нина Петровна. Хотя Сергею новый водитель понравился, ей он представлялся хитрым, двуличным. Жена Хрущева держалась с ним настороже, она редко ошибалась в людях.

— Рекомендации превосходные. Если скажете, заменим! — отрапортовал прикрепленный.

— Да нет, не надо, — решила Нина Петровна, подумав про себя: «Заменят и пришлют еще большее недоразумение, пусть лучше пока этот ангелок улыбается».

Литовченко попал к Хрущевым случайно. Его намечали водителем на вторую машину охраны к Маленкову. Четыре месяца лейтенант провел на полигоне, где вдрызг разбил с десяток автомобилей, но экзамены по экстремальному вождению сдал, потом тренировался с личниками, они каждые полгода проходили переподготовку по стрельбе и рукопашному бою. Здесь-то его и приложили, да так, что неделю пришлось провести в госпитале, а потом, в течение месяца, он показывался врачу. По этой причине в маленковское сопровождение Николай не попал. В гараже на Большом Каретном его посадили на разгонный «ЗИС», под обслуживание правительственных делегаций, где старший лейтенант (теперь Литовченко стал старшим лейтенантом) и закрепился. Покатал он по Москве болгар, отработал с поляками, две недели возил жену руководителя Венгрии Матиаса Ракоши, и тут срочно понадобился водитель молодому Хрущеву. Никто из ребят пересаживаться с «ЗИСа» на «Победу» не хотел, ведь на маленькой машине водитель терял в зарплате. Но Литовченко не стал отказываться, и в результате не прогадал: стоило ему попасть в штат к охраняемому лицу первой величины — получил очередное звание. А раз стал он капитаном, то и заработок вырос, и погоны с лишней звездочкой появились. С Сергеем Никитичем отношения сложились, ему капитан сразу понравился — не заносчивый, доброжелательный, абсолютно нормальный. От одного воспоминания о красномордом Иване Клементьевиче Сергея передергивало.

25 апреля, суббота

— Скажи, Нина, простят меня люди за мои злодеяния? — лежа в кровати с открытыми глазами, прошептал Хрущев и крепко сжал руку жены.

— Простят, Никита, простят!

— Не могу спать, мучаюсь, страшно! Очиститься хочу и боюсь, — вздрагивал он.

— Ты не бойся, Никитушка, люблю тебя!

— И я тебя люблю, моя родненькая!

27 апреля, понедельник

Последние недели Никита Сергеевич все больше пропадал в Центральном Комитете на Старой площади, отняли его от Москвы, завалили общегосударственными вопросами. Но разве Москву-матушку на произвол судьбы бросишь, в чужие руки отдашь? Не отдашь, не получится. Когда Никиты Сергеевича в горкоме нет, товарищ Фурцева за Москву перед ним ответственная и неограниченной властью наделена. Красивая женщина, как с картинки, высокая, ухоженная, в юности район на соревнованиях по гимнастике представляла. А теперь — большое начальство, руками не дотянуться, не то что дотронуться! А как посмотришь — глаз не оторвешь, все на месте — и ножки точеные, и, извиняюсь, попка, и грудь высокая, как у выпускницы, и головка в игривых локонах. С виду вроде актриса, так нет — второй секретарь Московского городского комитета партии! Страшновато становится. Никому Екатерина Алексеевна не подвластна, один Никита Сергеевич над ней царь и Бог. Злые языки поговаривали, что не случайно зеленоглазую красавицу с обворожительными формами Никита Сергеевич приблизил, могучую власть дал, но майор Букин на расспросы с непрозрачными намеками прямолинейно отвечал: «Врут злые языки, ничего между ними нет!» А Букин от Хрущева ни на шаг, он-то наверняка знал, как там на самом деле. А если и слишком молодая она в руководстве московском, так что здесь плохого? Значит, смышленая, и даже хорошо, что такая нашлась: и к молодежи будет ближе, и женщинам в Москве внимания больше получится.