Сара Дюнан - Лукреция Борджиа. Три свадьбы, одна любовь Страница 28

– Чезаре, – сказала ему Адриана после ужина, – тебе не нужно волноваться насчет Лукреции. Ты ведь знаешь, я всегда присмотрю за ней.

– Да? Так же, как ты присмотрела за собственным сыном?

Глава 14

А в Ватикане тем временем, как и предсказывал Александр, началась большая политическая игра.

Не успели тело Ферранте опустить под мраморную плиту, как в Рим поспешили неаполитанские посланники. Александр сидел в приемной и внимательно их выслушивал. Каждый приносил письмо от Альфонсо, сына и наследника Ферранте. Тот напоминал папе, что всегда был и остается его преданным слугой, что благородство его и щедрость не знают границ, и ему не терпится передать все необходимые титулы и земли будущему шурину Джоффре и его братьям. Все, что ему нужно взамен, это дата коронации. Через некоторое время в его письмах стало сквозить отчаянье.

Франция, со своей стороны, была обеспокоена ничуть не меньше. Кроме того, она вела двойную игру. На самом деле ни о каком вторжении не было и речи! Война с Неаполем – лишь необходимый этап похода против язычников на восток. Разве папа может не поддержать эту богоугодную миссию? Во время их разговора Александр с трудом сдерживался, чтобы не расхохотаться. Впрочем, сама проблема была достаточно серьезной, а высоким ватиканским чинам нередко приходилось поддерживать порядок из-за кулис: когда страны на грани войны, послам важно оставаться вне конфликта.

Первые недели Александр наслаждался ситуацией: его расположения добивались, его умасливали и обхаживали. Как же давно он мечтал об обладании такой властью! Но он не позволил эйфории ослепить себя. Он прекрасно понимал истинное значение всего происходящего и знал, что к весне уже не сможет удерживать равновесие. Перед ним стоял трудный выбор. Либо он согласится на коронацию Альфонсо и нанесет этим обиду Милану, либо порвет все отношения с Неаполем и поддержит Францию. Александр провел ночь в молитвах. И Господь передал ему через святую Марию то, что он и без того понимал: какие бы выгоды ни сулило противостояние итальянских городов-государств, но иностранная армия, пройдя через Италию, принесет лишь разруху и опустошение. А он все-таки прежде всего церковный пастырь.

Александр позвал Буркарда. Спустя час многострадальный церемониймейстер удалился в свой заставленный книгами кабинет, чтобы начать подготовку к инициированной папой церемонии инвеституры короля Неаполя Альфонсо, вскоре после которой состоится официальное бракосочетание его дочери Санчи с младшим сыном папы. Посла Неаполя поставили об этом в известность сразу же, но попросили держать новости в тайне еще несколько дней.

На следующее утро Александр послал королю Франции золотую розу.

– Она была освящена моей рукой в минувшее четвертое воскресенье Великого поста, – сказал он, передавая массивное золотое изделие послу Франции. – Это символ величия нашего Господа после мучений распятия на кресте и величайший подарок, который мы только можем сделать правителю, чьей дружбой так дорожим, ведь он символизирует любовь и союзничество. Обратите внимание, насколько искусно выполнен сам цветок. Когда король возьмет его в руки, то может раскрыть бутон и вдохнуть аромат масел, налитых в него собственноручно мною.

Посол, который был отлично осведомлен о том, что на самом деле происходит, взял розу и открыл бутон. Он сделал вдох и резко отдернул голову. Произошло ли это под действием ароматических масел или являло собой дипломатическое презрение, наверняка сказать тяжело. Но лицо Александра расплылось в улыбке.

К концу недели новости достигли всех уголков страны, и Джованни Сфорца-Борджиа в собственном дворце близ Ватикана ощутил столь знакомую ему боль в животе. Он попросил своего тестя об аудиенции.

– Счастлив ли ты с моей дочерью? – угрожающе промурлыкал папа. Хоть понтифик и ожидал визита зятя, ему не терпелось побыстрее отделаться от него: не хватало, чтобы еще и эта нервная рыбешка мутила воду в озере, где полным-полно акул.

– Да, ваше святейшество. Очень счастлив. Однако я подумал…

– О чем? Расскажи мне.

– Что ж… боюсь, ваши отношения с моими дядюшками… с моей семьей… несколько усложнились.

– С твоей семьей? Ты милостиво принят в нашу…

Джованни помолчал.

– Да… но…

– Но что?

– Я действующий офицер миланской армии.

– Ты прав. Как мило с твоей стороны напомнить мне об этом. – Александр улыбнулся. Если бы Джованни знал его чуть лучше, то смог бы понять, к чему тот ведет. – Я подыщу тебе в папской гвардии должность, отвечающую твоему опыту в военном деле. Разумеется, тебе будет положен оклад.

– Нет, нет. Я не это имел в виду.

Папа задумался.

– Так что тогда, дорогой зять?

– Я… я подумал, что же ждет нас в будущем?

– В будущем? Пусть я наместник Бога на земле, но даже я не могу предвидеть то, что еще не произошло. Мы должны вместе молиться и ждать. – Он больше не улыбался. – Это все?

Джованни открыл было рот, однако боль в животе стала невыносимой.

– Э-э… да… Все.

– Тогда, надеюсь, моя Лукреция увидит тебя за ужином.

Когда он ушел, Александр с минуту сидел неподвижно. Ну и размазней же оказался его зять! Он никогда ему не нравился, и совершенно очевидно, что этот брак едва ли радует дочь. Эта мысль больно уколола его. Впрочем, пока не решены главные политические вопросы, тут придется подождать.

Наступила не по сезону холодная Пасха. Александр облачился в парадные одежды и повел свой город вначале дорогой скорби, а затем светлым путем ликования. Во время уличных шествий он был неутомим, приветствуя толпу и вступая в беседу со многими желающими. Голова у него была занята политикой, но он понимал, что пастве нужен пастырь.

В Страстную пятницу он вместе с первыми лицами церкви и государства посмотрел «Мистерию страстей» в древнем Колизее. Представление лишь недавно внесли в религиозный календарь, и все жители Рима, богатые и бедные, пришли от него в восторг. Список актеров был велик, молодежь из знатных семей боролась за право участвовать в «Мистерии». Одетые в древнеримские костюмы, они играли солдат и жителей Иерусалима.

Огромный амфитеатр был полон. Спектакль начался еще засветло, а закончился распятием мужчины посреди арены, когда солнце закатилось и вспыхнули факелы. Наблюдая страдания Господа из папской ложи, где некогда с комфортом сидели императоры, в том самом месте, где первые мученики кровью платили за истинную веру, Александр расплакался в голос. Его стенания подхватила аудитория, а затем крики донеслись и до городских улиц. В ту ночь в еврейском квартале случилось несколько происшествий: молодежь решила отомстить за преступления, совершенные предками несчастных. В конце концов Александр отправил гвардию восстановить порядок, но сам лучше многих понимал, что происходит. Когда люди боятся будущего, им удобно вымещать свою агрессию на чужаках, обвиняя их в грехах прошлого.

Из неустойчивой погода стала по-настоящему капризной. В краткий промежуток между проливными дождями Буркард покинул свои идеально чистые комнаты в Ватикане и отправился в путь. Первым делом была организована свадьба Джоффре. Вместо папы обряд совершал его кузен кардинал Хуан Борджиа Ланзол. Теперь нечего было таиться: Неаполь вошел в их семью.

Дороги размыло, отчего поездка выдалась долгой. Александр в ожидании мерил шагами свой кабинет. Наконец пришли новости: дело сделано, Альфонсо, согласившись на все требования, включая присягу на верность папскому престолу, коронован, а Джоффре и Санча отныне счастливые супруги.

Радость Александра охладило другое, прибывшее вскоре секретное послание. Хоть красавице Санче и понравились одежды и драгоценности, подаренные ей на свадьбу, она, похоже, не в восторге от их дарителя – прыщавого юнца. При дворе пошли слухи, что в брачную ночь в постели девственником оказался лишь один из супругов и что молодой Джоффре пришел от самого действа в такой ужас, что плакал как ребенок, каким по сути и являлся. Читая эти строки, папа не мог сдержать гневных слез. Что ж, Неаполь заплатит за такое оскорбление. И Джоффре, и Хуан теперь владеют огромными землями, а Чезаре постоянно получает все новые приходы. Так или иначе, союз двух семей принес свои плоды.

Кардинал делла Ровере тем временем отправился из своего замка в Остии во Францию. В Париже он встретился с молодым королем, который при всей любви к сверкающим доспехам до сих пор не мог решить, нужна ли ему победа ценой лишений и тягот армейской жизни. Совет, который получил монарх, был высказан публично и вскоре достиг ушей Александра.

После этого даже Чезаре какое-то время опасался войти в кабинет папы. Нападки Ровере носили персональный характер: он осуждал личность папы, обвинял святой престол в моральном разложении и подчеркивал необходимость реформировать коллегию кардиналов.