Алексей Салмин - Буря на Волге Страница 28

Улыбка на миг появляется на его лице, и, снова холодные глаза пристава шарят то вокруг хоровода, то в средине, где молодые пары гуляют под ручку. Вдруг взгляд его скользнул стрелой и замер на одной точке...

— Ага, клюнул сазан, да и есть на что... — самодовольно произнес он, любуясь своей дочерью, идущей в средине хоровода под ручку с молодым человеком. Дочь его Лида — румяная толстушка с закрученными мелкими завитушками рыжих волос, в ярком шелковом платье. Она почти висела на руке молодого человека, по одежде которого было видно, что и он не из простой, соломой крытой избы.

Лида чуть склонивши голову, касается кудрями байковского плеча. 

Пристав поглаживает свой пухлый, чисто выбритый подбородок и сияет от счастья. Мечта Ивана Яковлевича начинает сбываться. Он уже второй год намеревается породниться с Байковым и сделать единственную сна<о дочь наследницей крупного состояния. И вот сегодня у Плодущева праздник: ему весело под тенью сада, принадлежащего будущему свату.

После сытного обеда и крепкого чая, который Плодущев очень любит, он шагает в своих просторных покоях, покуривает и мечтает: «Холера его забери, этого самого Байкова, когда же в самом деле пришлет он сватов? Они там лижутся, а сваха все не идет. А тут скоро петровки, поп скажет, венчать грех. Разве самому пройти да пообстоятельнее разведать, как и что думает Байков?» В смысле разведки он был крупный знаток и мастер... «Мне вить раз плюнуть, я с трех слов узнаю, кто что думает и мыслит. По походке могу определить, чего у него в голове... Если, скажем, высоко задрав голову, сильно размахивает руками, да не в меру вертит плечами, это-то уже и есть гордое вольнодумство крамольника... И сейчас же — пожалуйте в участок. Сколько я таких по-следил да сдал в жандармское управление!.. А вернулся ли хотя бы один? Нет, значит мои определения верны...» Плодущев потер ладонью медаль «За усердную службу», висевшую у него на белом кителе. «Да вот совсем недавно отправил туда же Ланцова, он тоже не вернулся. Видимо, порядком раскопали улик... Там, брат, знают, как выуживать подноготную. Да и этот богобоязненный Днищев тоже ловко умеет выведывать. Спасибо, помог выявить преступника. Вот только одно сплошал — надо было и брата Ланцова прибрать в крепкие руки... Ну, ничего, время еще есть, и тобой займусь, милок, от меня не уйдешь. Вот только с девчонкой уладить, а опять возьмусь за дела...» С такими мыслями Плодущев отправился к Байкову.

Никифор Прокофьевич Байков сидел в холодке на скамейке, около своего двухэтажного пятистенника. Он был в кремовой чесучовой рубашке и тонкой белой фетровой шляпе. От нечего делать Байков ковырял землю концом светлой тросточки. Рядом с ним на скамейке сидел верный его помощник, степенный Днищев, с окладистой русой бородой и крупными чертами лица. Поговорив о празднике, о погоде, Байков спросил:

— Какие новости, Петр Ефимыч, привез из города?

Днищев вернулся накануне праздника вечером и пришел доложить своему хозяину о поездке.

— Новостей особенных нет, а дело наше, можно сказать, в порядке! — поглаживая бороду, начал Днищев. — Если это дельце хорошо осмыслить да оформить, так, пожалуй, можно приличную денежку огоревать... Все я узнал. Земельная управа обещает выдать пять тысяч рублей, а с помещиков, у которых омывает луга, можно получить большую деньгу. Ты только погляди, Никифор Прокофьевич, мы в верном выигрыше...

Как знаток своего дела, Днищев продолжал:

— Камень рядом, вон какие горы, кустарник тоже под боком. Материал весь налицо, а насчет рабочих я вот что скажу: мужик зиму с голоду дохнет... Только крикни, тут отбоя не будет от рабочих рук. За грош все сделают да тебе еще и спасибо скажут. Пятерочку сдерем с управы, нам на все и хватит, а пятнадцать с помещиков пойдет чистыми в нашу пользу... Вот тут как! А также насчет кормежки мужика я тоже придумал. Ему нужно с устатку стакан водки, хлеба кусок да какой-нибудь тарашки или плотвы. Вот ему самый лучший харч. Дн он тебе, этот самый мужик, за грош гору свалит...

— Что ж, хорошо,— сказал Байков, а сам подумал: «Ведь как ловко он может все обмозговать и поставить всякое дело на свое место... Не даром деньги ему плачу».

Днищев подумал и уже приготовился было выложить новую мысль перед своим хозяином. Но в это время подошел пристав.

— А! Ваше благородие! Здравия желаем!

Оба привстали со скамейки и поклонились.

— Милости просим в нашу компанию, садитесь вот сюда! — сдвинулись по скамейке — один вправо, другой влево, усадив пристава в середину.

— Ну, как празднуем? — спросил Плодущев, доставая из серебряного портсигара «Дюшес» и пристально глядя на Байкова.

- Да уж, что и говорить, ваше благородие, вы только посмотрите, денек-то, точно на заказ...

Дн, брат, приятная погода! — попыхивая ароматным дымком, подтвердил пристав. — А батюшка давеча какую проповедь сказал! Вот так за сердце и щиплет...

«Черт ущипнет тебя сквозь такие мяса...» — подумал Днищев.

В это время скрипнула калитка, вышел сын Байкова, поклонился приставу, чуть дотронувшись пальцем до шляпы. Пристав отдал честь. Тимофей встал около ворот, в стороне от отца и пристава, наблюдая за проходившими по улице девчатами. В группе девушек он увидел Лиду, она тоже заметила его и улыбнулась.

— Гляжу я на тебя, Никифор Прокофьич, сынок-то у тебя хоть куда... — закинул крючок пристав.

— Да и у вас, ваше благородие, тоже дочка-то звезда... — улыбнувшись, сказал Байков.

«Ишь, старый черт, тоже знает толк в девках...» подумал пристав, — Чай, Тимохе годков-то прилично?

— Да, женить вот хочу, боюсь как бы не избаловался...

— О! Это ты верно, правильно! — воскликнул пристав, а сам подумал: «Не знаю, сваха куда пойдет, вдруг да мимо моего дома?» — Но когда мысль его перекочевала к хороводу, сомнения стали рассеиваться.

Байкова позвали из дома. И извинившись, он ушел.

— Ну как, Петр Ефимыч, чего нового в городе? спросил Плодущев у Днищева.

— В городе порядок. Новостей пока нет.

— Ну, а как в бараки к грузчикам заглядываешь?

— Бываю.

— Там чего слышно?

— Теперь, ваше благородие, в бараках спокойно. Как увели Ланцова, затихли. Не знай, надолго ли...

— Вот, вот! Ты там все-таки поглядывай, прислушивайся, еще человека два выдернем да отошлем, тогда и совсем затихнут.

Получив необходимые для себя сведения, пристав, весело насвистывая, шел обратно.

Плодущев не ошибся: на второй день после праздника вошла сварливая баба, хитрая сплетница Василиса Оленкова. Пристав, как и всегда, насупил густые брови и строго крикнул:

— Что случилось?

— Уж не осуди, родной, кой грех, быть может, словом обмолвлюсь, так ты уж того, не вели в участок тащить, мы ведь деревня, лыком шиты...— низко кланяясь, произнесла Оленкова.

— Хо-хо-хо! — закатился пристав. — Небось трусишь попасть в участок? Держи язык за зубами...

— Как, батюшка, мне его держать? Ведь я им только и кормлюсь.

Пристав решил, что пришла она непременно от Байкова, и весело предложил ей стул.

— Так вот, сударь мой, уважаемый Иван Яковлевич! Пришла по очень сурьезному делу... — садясь, продолжала она. — От Никифора Прокофьевича! Парень-то, бают, с тоски убивается... Да и года, родной. Времечко пришло...

— Про что это ты раскудахталась? — как бы не понимая, спросил пристав.

— Да все про то же, родной! Если, баит, не ее, так другой мне и не надо...

— Не знай, как и быть, Васюха. Девка еще молода...

— Ну, гляди, родной, тебе виднее, что к чему, ты человек ученый, все понимаешь...

Плодущев помолчал и сказал:

— Что ж, ладно, коли так. Действуй, а это вот задаточек. — Он сунул рублевку свахе.

— Спасибочко большое, — поклонилась Василиса.

Свадьба была богатая. Перепившиеся гости валялись на улице, кто куда сумел уползти. Днищев, верный слуга Байкова и негласный помощник пристава, лежал на водовозном рыдване около байковской кладовой и тонким голоском пел «Боже, царя храни...»

Сватья, Байков и Плодущев, водки пили мало, больше угощались чайком с лимоном и строго следили за порядком. Когда гости, насытившись, разбрелись, а молодых уложили спать, сватья вздохнули посвободнее.

— Ну, сваток! Трахнем! За наш родственный союз, за общее дело, — весело произнес Байков, подняв стакан.

— Кушай, сват! — поклонился пристав и, выпив, поискал глазами, чем бы приятнее закусить.

- Севрюжкой, севрюжкой! Али вот паюсной. Эх, икорка славная, ешь, сват! Теперь заживем...

Свадьба отгремела. Кончились шумные горелки, отзвенели песни хороводов. На деревню надвигалась страда. Зубрились серпы, отбивались косы.

Все готовились к уборке урожая. И пристав с Байковым еще старательнее принялись за работу. Обозы подвозили к берегу дубовые шпалы, складывали их в длинные штабеля. Артель грузчиков еле поспевала грузить баржи, арендованные Байковым. А верный слуга Байкова Петр Ефимович Днищев подыскивал новое, еще более выгодное дело...